В рясе смертника - Валерий Горшков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прислонившись затылком к холодной стене склепа, я впервые за много лет беззвучно заплакал, чувствуя, как медленно и одиноко стекают по щеке горячие соленые капли…
Очнулся я только тогда, когда лестница наполнилась гулким топотом торопливо, уверенно спускающихся по ней нескольких пар ног. Стук подошв по камню почему-то сразу напомнил мне о дьявольских копытах…
– Господи, прости меня за все!.. – прошептал я, перекрестился и чисто инстинктивно до судорог в суставах стиснул кулаки.
Увы, я был лишен даже элементарной возможности в последний раз постоять за себя, когда четверо рослых звероподобных монстров с какими-то словно размазанными лицами, мельком взглянув на скрюченный труп Люцифера, в полном молчании ключом отперли висячий замок, распахнули решетчатую дверь, с ходу скрутили меня несколькими четкими движениями тренированных сильных рук и, подхватив под локти, волоком потащили вверх по лестнице к распахнутому выходу из мрачного подземелья.
Глава 38
Оборотень не обманул. Это действительно было старое католическое кладбище с массивными гранитными надгробиями, заросшими бурьяном неухоженными могилами, кое-где стояли покосившиеся металлические кресты за коваными оградами. Вверху, над головой, гулял ветер и тихо шумели, перешептываясь меж собой, могучие кроны высоких сосен. Моросил мелкий дождь. Пахло сырой землей, хвоей и озоном. Слышались отдаленные раскаты грома…
Два сектанта, не останавливаясь, с упорством бульдозеров быстро волокли меня к виднеющемуся впереди странному пятну яркого света, которое создавали несколько сходящихся в одной точке направленных лучей. Словно вывернутое наизнанку холодное солнце – солнце ада. Два других громилы шли рядом, словно эскорт телохранителей, оберегающих ценный объект на случай непредвиденных осложнений…
Вскоре наша странная процессия остановилась у края освещенной площадки, и я, с трудом приподняв голову, смог кое-что разглядеть…
Пятно яркого света было образовано светом фар десятка выстроившихся в круг автомобилей – ощетинившихся хромированными отбойниками джипов и сверкавших лакированными боками престижных «Мерседесов» и «БМВ». Лишь знакомый уже мини-вэн «Кобры» и красная «десятка» несколько выбивались из общего строя этого импровизированного автопарада…
Рядом с лимузинами смутно угадывались колеблющиеся на ветру огоньки свечей, тонущие во мраке многочисленные фигуры людей, среди которых, как мне показалось, было немало молодых женщин…
Но самое главное было в центре освещенного круга! Возле выщербленного временем высокого обелиска с полустершейся надписью «Anne-Marie Gordon. 1867-1884», увенчанного взметнувшимся вверх гранитным крестом, на гладкой и широкой могильной плите горело тринадцать свечей и лежало несколько предметов, среди которых мой взгляд сразу выхватил череп, острые серебряные стилеты и высокий кубок на витой хрустальной ножке, до краев заполненный чем-то неестественно алым, по виду напоминающим дешевый кетчуп. Здесь же лежала старая книга в потертом черном переплете с медными замками, вытисненным на обложке перевернутым крестом и надписью на латыни: «TRIBLE»… Вокруг импровизированного дьявольского алтаря неподвижно застыли полукругом пять фигур в длинных черных балахонах, перепоясанных красными веревками. Лица четырех из них скрывались под надетыми на голову капюшонами. Пятым, как и следовало ожидать, был сам Каллистрат. Он стоял посредине и не скрывал обращенного в мою сторону лица. На нем застыла обманчивая маска полной отрешенности, хотя в черном нутре оборотня, я не сомневался, клокотал сейчас целый вулкан. В правой руке он держал тот самый ритуальный кинжал, которым недавно убил «идейного» адепта сатанизма Люцифера…
Волочащие меня боровы сделали было шаг вперед, но, словно наткнувшись на невидимую стену, остановились как вкопанные, следуя повелительному взмаху руки Каллистрата, и с благоговением взирали на своего повелителя. Знали бы они, какой хитрый и расчетливый мошенник кроется под личиной одного из вернейших слуг ближнего круга так почитаемого ими нечистого божества…
Повернувшись лицом к могиле и воздев руки, Каллистрат стал громко бормотать какое-то заклинание, в котором я почти сразу распознал известное мне по старинным книгам моление черных колдунов к темным силам открыть врата ада. Вздумай обычный человек любопытства ради произнести его вслух после захода солнца – и его начинали мучить кошмары, он слышал голоса, призывающие к самоубийству, осквернению христианских святынь и совершению гнусных поступков. За время служения в Троицком храме я много повидал таких несчастных…
Похоже, Каллистрата ночные кошмары не мучили. Его договор с дьяволом был составлен еще в день его рождения.
Закончив читать заклинание, Милевич скрестил на левой руке указательный и средний пальцы и осенил себя выворотным сатанинским крестом, после чего повернулся к сгрудившимся за автомобилями, в полосе мрака, участникам сборища и произнес с хриплым надрывом:
– Братья! Сегодня, в день падшего ангела, верные слуги нашего повелителя – бесы – преподнесли нам поистине царский подарок!.. И мы должны сейчас принести его в жертву владыке мира на этом святом для братства месте – могиле девственницы, рожденной в седьмое полнолуние, в високосный год – год, когда адский легион возглавил двенадцатый Князь тьмы – Ваал!
По своре мракобесов прошел одобрительный гул. Я видел, как сатанисты стали осенять себя дьявольским крестом и свечами чертить во мраке замысловатые символы.
– К сожалению, наш ритуал омрачен неожиданным инцидентом. Брат Люцифер, которого сегодня должны были посвятить в слуги Ваала, не сможет свершить жертвоприношение, наполнить череп кровью одного из врагов Князя тьмы, к тому же лично виновного в гибели двух наших братьев… – продолжал, грозно нахмурив седые брови, Милевич. – Пребывая в состоянии дурманящего отречения от внешнего мира, брат Люцифер, имея при себе этот священный кинжал, задумал раньше времени расправиться с жертвой. Сводя старые счеты за убитых братьев, он готов был лишить всех нас возможности принести крещеное человеческое мясо в дар владыке! Но ангел-истребитель помешал безумцу – посредством моей руки покарал за отступничество и раньше времени отправил на суд повелителя, где будет решаться его дальнейшая участь… Поэтому, с учетом заслуг перед братством, святое право забить животное переходит к брату Самуэлю!.. Ты готов пролить кровь христианина ради верховного предводителя адских легионов, брат Самуэль?!
Не дожидаясь ответа, заранее известного всему копошащемуся за кругом света сборищу бесноватых, оборотень торжественно протянул кинжал стоящему слева от него нелюдю в балахоне. Тот, поклонившись, с благоговением принял ритуальное орудие убийства, перевернул его острием вниз и троекратно перекрестил себя им, громко произнося какие-то непонятные слова, видимо очередную из дьявольских молитв-перевертышей…
Налетевший порыв ветра задул несколько восковых свечей на алтаре и сорвал капюшон, скрывающий облик «брата Самуэля»…
Прежде чем он успел набросить капюшон на голову, я узнал холеного продюсера группы «Гниющие внутренности», известного также по кличке Воланд. Того самого лощеного отзывчивого прохожего с профилем аристократа и манерами банкира, которому удалось обвести меня вокруг пальца на Петергофском шоссе и на время спасти от расплаты ныне более чем заслуженно пребывающих в преисподней трусливого богатенького толстяка Пороса и наркомана Люцифера. То, что оба они погибли от рук таких же сектантов, вполне символично. Ибо сатана – зло в чистом виде, а зло не способно щадить даже тех, кто ему самозабвенно служит…
– Я готов, брат, – закончив заклинание и склонив голову, сказал Самуэль. – Во имя Ваала!
– Во имя величайшего из величайших и в его день. Да будет так! – Бывший пахан и лжесвященнослужитель подал державшим меня громилам знак рукой.
Гориллоподобные выродки-качки послушно подволокли меня к «алтарю». Скорее для большего антуража, чем по необходимости, наградив ударом пудового кулака по лицу, они бросили меня на гранитную плиту. Я лежал поперек надгробия, голова свисала вниз, лицом к фигурам в балахонах, рядом дрожали на ветру оплывшие свечи, стоял желтоватый человеческий череп, кубок с «кетчупом» и прочие малопонятные атрибуты бесовского культа.
Один из обломов-охранников по-турецки уселся мне на ноги, для уверенности лапами прижав их к земле, другой схватил за волосы и подбородок, запрокинув голову и обнажив шею, двое других крепко держали руки. Я был словно распят на могильном камне и мог пошевелить разве что пальцем…
Все, что я мог реально сделать как священник, – это вслух читать «Отче наш». Я повторял святые слова снова и снова, не обращая внимания на удары по разбитому и без того лицу.