Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя - Сергей Беляков

От научного вывода до вульгаризации – один шаг. Историк-большевик Михаил Покровский, ученик Ключевского («непослушный», резко критиковавший учителя, но все-таки ученик), будет рассуждать о роли финно-угров в этногенезе русских с легкостью необыкновенной: «…в жилах великорусов течет 80% их крови»[1075]. Почему 80%, а не 75% или не 90%? При помощи каких приборов Михаилу Николаевичу удалось выявить процент «финской» крови у русских? Это навсегда останется тайной.

Серьезные исследователи сомневались в выводах Покровского. Известный русский этнограф, член-корреспондент Академии наук Дмитрий Константинович Зеленин доказывал, что финские народы не приняли участия в формировании «русской народности» и даже не оказали заметного влияния на развитие ее культуры: «никаких ощутительных следов слияния с финнами ни диалектология, ни этнография в великорусском народе не находят»[1076]. Но географическая близость финно-угорских народов, обилие финской топонимики на русских землях – всё это как будто подтверждало версию пусть не Духинского, но Ключевского. Ее в целом подтверждали исследования советских антропологов, по крайней мере для Русского Севера и Северо-Запада.

Гром грянул только в нулевые годы XXI века, когда генетики взялись за исследование генофонда народов России[1077]. В результате изучения гаплогрупп Y-хромосомы оказалось, что русские из южных и центральных областей России не имеют серьезных отличий от украинцев, белорусов и поляков. Эти четыре народа составляют единый генетический кластер. «Финский след» в генофонде южных русских невелик. «Монголоидная примесь» оказалась и вовсе ничтожной, не большей, чем у немцев. И лишь у русских северной России (Архангельская и Вологодская области) оказалось много (до 35%) мужчин-носителей гаплогруппы N1c1, которая характерна для финнов, эстонцев, карелов. Но встречается она и у северных шведов, а у латышей (42%) и литовцев (43%) ее носителей больше, чем у северных русских.

Носителями гаплогруппы N1c1 оказались потомки Гедиминовичей и Мономашичей (ветви Рюриковичей). Это не удивительно, учитывая скандинавское происхождение предков Владимира Мономаха[1078] и балтийское – Гедимина. Потомки Мономаха и Гедимина составляли аристократию не только царства Московского, но и Речи Посполитой: Вишневецкие, Корецкие, Чарторыйские, Сангушки, возможно – Заславские и Острожские. История и природа как будто посмеялись над паном Духинским.

Изучение другого генетического маркера, мтДНК, позволяет установить наследственность по материнской линии. Оно дало результаты вовсе удивительные. Оказалось, что ближайшие родственники северных русских – немцы, норвежцы, литовцы. Близки к ним австрийцы, швейцарцы, ирландцы, поляки, словаки, словенцы и, разумеется, русские южной и центральной России[1079].

Данные российских генетиков подтверждаются и генетиками американскими. С 2005 года действует Генографический проект (The Genographic Project), который финансируется Национальным географическим обществом США и корпорацией IBM. По данным Genographic Project, русские генетически близки жителям Англии, Дании, Германии[1080].

Историческая реальность и даже историческая география подтверждают правоту генетиков. Русские (великороссы) формировались из вятичей, восточных кривичей и радимичей, причем вятичи и радимичи, если верить Нестору-летописцу, происходили «из ляхов». Более того, в XI–XIII веках русские князья заселяли Волго-Окское междуречье и прилегающие к нему земли выходцами из южной и юго-западной Руси. Князья приводили за собой не только дружины, но и ремесленников и крестьян. И вот в Ростово-Суздальской и Рязанской землях появилась южнорусская топонимика. Переселенцы из юго-западной Руси называли новые города, а иногда и реки, на которых свои города ставили, своими, привычными с детства именами.

Есть в Червонной Руси старинный город Галич, который дал название целой стране (Галиция). А в костромском Заволжье есть свой Галич (Галич Мерьский). На Киевщине с древних времен стоял Звенигород (сейчас – Звенигородка). Есть свой Звенигород и в Подмосковье. Имя Переяславля-Русского отозвалось в названии сразу двух великорусских городов – Переяславля-Залесского и Переяславля-Рязанского (нынешняя Рязань). И рядом с каждым из этих городов протекает река Трубеж. Это не одна и та же река, а три реки с одним названием.

На Клязьме стоит славный город Владимир. Есть у него и южный «брат», Владимир Волынский. Последний дал название целой стране – Лодомерии[1081]. Но еще в XIII веке европейские путешественники знали и Великую Лодомерию (Lodomeria Magna) в Северо-Восточной Руси.

Таким образом, земли Ростово-Суздальской (Владимиро-Суздальской, Московской) Руси заселялись не только вятичами, но и выходцами из Киевского, Переяславского, Галицко-Волынского княжеств – прямыми потомками полян, древлян, волынян и других племен, которых украинские историки, начиная с Костомарова и Грушевского, считали предками украинцев.

Наконец, миграции населения между южной и северо-восточной Русью продолжались и в XIV–XV веках. Антон Горский, один из крупнейших сейчас специалистов по истории Руси XIV века, считает, что именно переход «служилых людей» (бояр с вооруженной челядью) из Черниговского и Киевского княжеств привел к усилению военной мощи Московского княжества еще во времена князя Даниила Александровича, отца Ивана Калиты и Юрия Московского[1082]: «Сегодня это может представляться как своеобразная передача Москве “эстафеты” древней столицей – Киевом, Черниговом – вторым по значению центром Южной Руси домонгольского периода…»[1083]. Но и позднее многие бояре переходили на службу от Великого князя Литовского к Великому князю Московскому, как это сделали Одоевские, Оболенские, Воротынские. Переходили с многочисленными холопами, с землями, населенными крестьянами. Все эти миграции определили близость, даже общность генофонда русских и украинцев.

А вот заселение Русского Севера начинали еще в XII веке новгородцы, которые до второй половины XV века сохраняли даже политическую независимость. Они, возможно, и принесли на земли современных Архангельской и Вологодской областей генофонд, несколько отличный от общерусского, но близкий к генофонду народов Прибалтики, Скандинавии, Центральной Европы. Или же, как предполагают ученые, этот генофонд сформировался в результате слияния пришлых славян с палеоевропейским населением севера Восточной Европы. В любом случае идея о финском происхождении русского народа совершенно опровергается современной наукой.

Угрюмый край

Так неужели всё дело в исторической ошибке, в заблуждении, которое так легко исправить? Легко зайти на сайт, скажем, проекта «Русский генофонд» и узнать, что русские, украинцы и поляки напрасно проливали братскую кровь. Мы и внешне похожи друг на друга, потому что в самом деле происходим от общих предков. Увы, наука не может положить предел вражде именно потому, что национальная принадлежность определяется не генами, а воспитанием и культурой. Генетика помогает нам лучше узнать свое и чужое этническое прошлое, но не в силах изменить ход истории.

Ромен Гари говорил о себе: «У меня нет ни капли французской крови, но в моих жилах течет кровь Франции». То же самое мог бы сказать о себе Георгий Эфрон. Князь Петр Иванович Багратион (грузин, возможно, с примесью персидской «крови»), судя по его письмам, был, вне всякого сомнения, русским человеком. В наши дни его назвали бы «русским националистом». Такими же «русскими националистами» предстают Владимир Иванович Даль (сын обрусевшего датчанина и немки) и Орест Федорович Миллер («чистокровный» остзейский немец, воспитанный в русской православной семье). Под стать им и Анна Григорьевна Сниткина (в замужестве – Достоевская), которая была дочерью украинца Григория Снитко и Анны Марии Мильтопеус, шведки из финского Або. Но в ее дневнике и мемуарах нет и тени симпатии к Швеции или к Малороссии.

Миф о финском происхождении русских отражал не подлинную этническую историю, а сложившуюся реальность. В XIX веке различия между русскими и украинцами были для всех очевидны. Эти различия требовалось как-то обосновать, разъяснить, в том числе и самим себе. Идея о финском происхождении русских («москалей») объясняла все различия. Она относила два близких народа не только к разным языковым семьям, но к разным расам, ведь в гоголевские времена даже ученые еще путали лингвистические классификации с антропологическими.

В наши дни слово «финн» в русском языке звучит по меньшей мере нейтрально. Оно ассоциируется с богатой, благоустроенной, вполне европейской страной. Но в первой половине XIX века «финн» – синоним дикаря. Для образованных европейцев финн – азиат, далекий от цивилизованной Европы. Не для одного лишь Гоголя «чисто финская» песня была «угрюмой», «дикой», «нередко каннибальской». Но ведь и Пушкин бросит мимоходом: «приют убогого чухонца» – и назовет ни в чем не повинного финского рыболова «печальным пасынком природы».