Тайна царствия - Мика Валтари

Несколько секунд спустя белая квадрига, оказавшись рядом с соперницей на вираже, столкнула ее на ограждение, да так сильно, что та перевернулась на полной скорости, однако араб вышел из этого приключения целым и невредимым. Думаю, что в этом столкновении было повинно раненое животное, потому что если бы оно могло видеть, то никогда бы не приблизилось к другой повозке так близко. Наезднику перевернутой квадриги удалось увести лошадей с дорожки, пока его не затоптала следовавшая за ним упряжка, но когда он увидел подбегавших к нему конюхов, упал навзничь на землю и больше не смог подняться. Я самым искренним образом восхищался мастерством этих наездников!

Ставки сыпались теперь со всех сторон. Похоже, упряжка гнедых римского кавалериста привлекла немало болельщиков, делавших на нее ставки против княжеской квадриги; в частности, арабы, отказавшись от поддержки собственных цветов, в основном ставили на римлянина и неистово размахивали руками. Княжеская квадрига уже неоднократно пыталась обойти римскую, наездник которой действовал с большим хладнокровием и непрестанно щелкал кнутом. Ирод поднялся на трибуне, затопал ногами и заорал, подбадривая своего наездника, чтобы тот обошел римлянина. Все лошади были в пене, а мы вдыхали пыль, которая поднималась, несмотря на то что перед состязанием дорожку обильно поливали водой.

Но вот что было самым удивительным: упряжка белых лошадей, набрав скорость, теперь бежала третьей, невзирая на ужасную тряску из-за ее легкого веса. Немного приустав, великолепные белые рысаки двигались теперь ровным аллюром. Раненый конь заржал, задрав голову; наездник склонился к нему, сказал несколько слов, и умное животное перестало взбрыкивать.

Еще у одной квадриги отлетело колесо; наезднику удалось отойти с ней в сторону, чтобы ее не опрокинули остальные, однако колесо катилось дальше, и римлянину пришлось объезжать его. Этим воспользовался наездник из Галилеи и, наклонившись вперед, дико настегивая своих животных, обошел римлянина. Публика, поднявшись на ноги, принялась громко кричать, а Клавдия Прокула подпрыгивала на месте и визжала от радости, несмотря на поражение своего соотечественника, что вызвало симпатию к ней со стороны плебса и улыбки на многих лицах более знатной публики.

Количество состязавшихся квадриг заметно уменьшилось, однако отстающие мешали княжескому наезднику воспользоваться своим преимуществом. Неожиданно весь окровавленный наездник из Эдома, с лицом, ободранным о землю, повернул к нему голову и сделал знак, оставляя свободное для проезда пространство; затем точно так же неожиданно вывел свою повозку на путь следования римской квадриги, чем заметно снизил скорость последней. Все это происходило не на повороте, а на прямом отрезке пути; наездник упряжки вороных принялся выкрикивать проклятия, потому что это было грубым нарушением правил состязаний. Но кто бы смог это доказать? Эдомцу ничего не стоило придумать какой-нибудь предлог в свое оправдание! Даже арабы, сделавшие ставки на римскую квадригу, стали кричать и потрясать кулаками. В это же время белые рысаки промчались, словно ветер, по внешней стороне дорожки и оставили позади себя римлянина и эдомца. Достигнув поворота раньше других, они перешли на внутреннюю часть дорожки, следуя впритык за колесницей князя Ирода. В цирке воцарилась тишина – никто не верил в возможность подобного.

После поворота римлянин вышел галопом на внешнюю сторону дорожки и без труда поравнялся с колесницей эдомца. До следующего поворота у него было достаточно места, чтобы обойти ее, однако он придержал лошадей и принялся кнутом наносить страшные удары по голове раненого наездника, от чего тот упал на колени в своей колеснице. Подобная грубость заставила толпу завопить, но когда с одной стороны послышались аплодисменты, это вызвало еще большую ненависть к римлянам. Сидевшие на трибунах зрители принялись обмениваться тумаками. Однако такая ситуация продлилась не дольше вспышки молнии; эдомец, с большим трудом поднявшись на ноги, подгонял своих лошадей и в последнем порыве успел занять место впереди римской квадриги, а затем развернул свою упряжку с очевидной целью преградить путь колеснице с гнедыми: это было уже убийство, а не бега! Большие гнедые рысаки на полном скаку врезались в лошадей эдомской упряжки, римлянин головой вперед вылетел из колесницы и, несмотря на то что его шлем был застегнут, разбил себе голову о подножье зрительской трибуны, оставшись неподвижно лежать на земле. Эдомец испустил дух еще до окончания состязаний, причиной тому стали раны, нанесенные копытами животных. Подобное развитие событий заставило оставшиеся колесницы сбавить скорость. Однако наездник князя Ирода, издав громкий крик, принялся размахивать кнутом с такой силой, что конюхи, пытавшиеся убрать тело римлянина с дорожки, бросили его и пустились прочь, опасаясь за собственную жизнь. Княжеский наездник попытался, не сворачивая, проехать по трупу, но вороные, никогда прежде не ходившие в упряжке боевой колесницы, вместо того чтобы промчаться по телу лежавшего человека, поднялись на дыбы, и колесница едва не опрокинулась.

В это время арабскому наезднику чрезвычайно искусным маневром удалось проскочить через узкое пространство, оставшееся после столкновения двух колесниц, и обойти квадригу галилеянина. Одно из колес его повозки налетело на невысокий оградительный подъем и выскочило на него, однако колесница не перевернулась и достигла поворота еще до того, как наезднику Ирода удалось объехать труп и пустить своих лошадей с прежней скоростью. Это казалось невероятным, однако теперь белая квадрига была впереди всех, а забег уже подходил к концу! Теперь наступила моя очередь подхватиться с места и закричать! Все присутствовавшие арабы присоединили свои голоса к моему.

Наездник в красном трико впервые потерял хладнокровие и все время пытался столкнуть с дорожки белых лошадей, которых спасали скорость и сохранившаяся ритмичность бега; кроме того, колесница белого наездника была настолько легка, что проходила повороты на полной скорости, не задевая ограждений и не позволяя вороным наверстать упущенное расстояние.

Кроме них из участников забега остались еще три квадриги, которые наездник в белом по всем правилам пытался обогнать по внешней стороне дорожки. При этом наездник в красном криком приказал уступить ему дорогу; двое из них в страхе последовали его приказу, тогда как третий, управляющий колесницей, в которую были запряжены смирные и выносливые лошади, отказался подчиниться. Галилеянин вновь подстегнул своих лошадей, а затем неожиданно притормозил, ступица колеса его повозки прошлась по спицам колеса повозки противника, от чего та легко перевернулась, а ее тяжело раненому наезднику пришлось выбыть из состязания. Двое оставшихся продолжали следовать по дорожке, полагаясь на судьбу, которая еще могла прервать победоносный бег тех, кто оспаривал первое место.

Однако их надежды оказались напрасными, поскольку поднятый вверх флажок уже означал победу белых рысаков, летевших, словно ласточки, навстречу победе, так и не снизив скорость бега. Бесчисленное множество зрителей рассыпалось в громких аплодисментах, воздав должное и колеснице князя Ирода, достигшей финиша с опозданием всего лишь на два корпуса. Оба наездника, успокоив своих лошадей, приблизили экипажи друг к другу и рассыпались во взаимных лицемерных поздравлениях по поводу великолепно проведенного забега. Шейх, лошади которого победили в состязании, перепрыгнул через ограждение своей ложи и в развевающемся на ветру плаще помчался навстречу рысакам; он разговаривал с ними, гладил, и, плача, целовал поврежденные ударом кнута глаза лошади.

Между болельщиками произошло несколько стычек, однако стража быстро избавила цирк от их присутствия. Проигравшие в тотализаторе с наигранным удовольствием утверждали, что для ни наибольшим наслаждением было присутствие на столь великолепных бегах.

Ко мне подошел банкир в сопровождении купца из Эдома, чтобы поздравить с выигрышем, и прежде чем отсчитать мне причитающиеся сто восемьдесят золотых монет, которые для многих представляют собой значительное состояние, передал своему спутнику сто золотых монет, проигранных Клавдией Прокулой. Но я не смел обижаться на супругу прокуратора!

В том, что в ночь, после которой я по неизвестной причине проснулся с глазами полными слез, и которая последовала за бурей, мне снились белые лошади, не было сомнений. Вот почему при появлении белой квадриги я, вспомнив о своем сне, сделал ставку именно на нее. Однако что-то подсказывало мне, что я сделал это не по собственной воле: ведь белые лошади, выехав на арену, споткнулись и упали, что было дурным предзнаменованием; а я, хотя не доверяю всяким предзнаменованиям, не привык действовать вопреки им. И теперь я осознал, что обязан разыскать девушку, о которой мне поведал одинокий рыбак. По его словам, она в этот вечер оплакивала в греческом театре смерть своего брата.