Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси - Луиза Вильморен

— Может быть, но я устала. Я только приехала, и у меня нет сил на открытие непредсказуемости шедевров, в общем, я предпочитаю остаться.

— Какая ты эгоистка! Какая ты, дорогая моя, нечуткая! Тебе предоставляется случай сделать отцу приятное, а ты отказываешься. Тебе предлагают посетить страну, о которой мечтают тысячи, миллионы людей, а ты отказываешься. Нет и нет! Твердишь одно слово. Уверяю тебя, мое терпение не безгранично. Я решила, что ты поедешь с отцом, и ты поедешь. Увидишь множество прекрасных вещей, развлечешься и еще поблагодаришь меня потом. Дети не могут сами заниматься своим воспитанием, Клотильда. Я знаю, что делаю, и потом я твоя мать в конце концов.

— Ты моя мать не в конце концов, а прежде всего. Но это не заставит меня поехать в Италию.

Г-жа Валь-Дидье вспылила:

— И не надо ничего говорить. Будешь делать то, что я велю. Слышишь?

— Слышать-то я тебя слышу, но и себя тоже слышу и, уж извини, обязана сказать — никогда у меня не было от тебя секретов, и я не хочу, чтобы они появились.

— Секреты?

— Да, у меня есть секрет.

— Говори, я тебя слушаю.

— Так вот, я влюбилась.

— Ты?

— Да, я.

— В Англии?

— Нет, здесь.

— Объяснись. Кто он, детка?

— Петер фон Эль, — прошептала Клотильда.

— Ты?

— Да, я.

— Это невозможно, глупость какая-то. Подумай немного. Ты же его совсем не знаешь.

— Я люблю его, говорю же тебе и…

— И, конечно, хочешь выйти за него замуж?

— Я не хочу, чтобы нас разлучили.

Г-жа Валь-Дидье отпила глоток чая, и, уставившись на поднос с завтраком, спросила:

— А он, он тебя любит?

— Пока не знаю, но, может быть, он…

— Нет, Клотильда, нет, сокровище мое, он не любит тебя, он не может тебя любить. Ты — моя дочь, ты уже не ребенок, ты умеешь хранить тайны, я доверяю тебе. Как бы жестоко это ни прозвучало, я открою тебе правду, иначе когда-нибудь ты сможешь упрекнуть меня в том, что я стала причиной твоего разочарования. Слушай, детка, Петер фон Эль не свободен, он больше, чем женат, он обручен с девушкой, которая умерла, умерла, уже месяц, как она лежит в могиле.

— Любит мертвую! Но почему он не знает об этом?

— Он сильно болел, еще не совсем поправился, подобная новость может стать для него роковой, — ответила г-жа Валь-Дидье, рассказав дочери все, что узнала от бабки Петера фон Эля.

— Какой ужас! Нельзя поддерживать в нем такое заблуждение. Скажи ему правду, и ничто больше не помешает ему любить меня. Я его утешу, и все развеется в прах. Что касается меня, я не желаю стать еще одной горсткой пепла, я не уеду отсюда и останусь с ним.

Г-н Валь-Дидье отбыл в Италию, его дочь осталась в Каннах, и жизнь в доме г-жи Валь-Дидье пошла по-иному.

Дом был просторный. Отец Клотильды хотел, чтобы молодежь, приезжая на каникулы, чувствовала себя свободно, и Клотильда, следуя советам отца, пригласила к себе всех своих друзей, которые, как и она, проводили каникулы неподалеку. С утра до ночи в доме царили музыка, шум, гам, коктейли, походы на пляж и обратно. Г-жа Валь-Дидье вынуждена была подчиниться такому образу жизни, и хоть и мечтала побыть с Петером наедине, пришлось, отдавая по утрам распоряжения, принимать во внимание не столько предполагаемых, сколько непредвиденных гостей. Клотильда и ее друзья признавали только свои собственные желания. Их поведение приводило в замешательство Петера фон Эля: «Эти молодые люди не чувствуют природу. Они полностью лишены твоей поэтичности, твоего романтизма», — писал он Матильде. Однако он не отдалялся от них, пытаясь понять, участвовал в их жизни и развлечениях. Клотильда особенно забавляла его своей живостью, желанием походить на взрослую даму, сохраняя при этом резвость избалованного ребенка. Он прозвал ее «непоседа». Она смотрела ему прямо в глаза, отводила его в сторону, подкладывала ему в комнату букетики цветов, которые ее мать, бдительно следившая за ней, убирала до того, как он мог их обнаружить. Если поведение Клотильды и внушало опасения г-же Валь-Дидье, то уж Петер, напротив, вел себя безукоризненно. Катерина продолжала пользоваться его неусыпным вниманием: он явно предпочитал ее общество обществу молодых девиц, Клотильда ревновала и злилась на мать.

— Ты ведь знаешь, что я люблю его и заставляешь все время сидеть возле себя, — говорил она.

— Я? Ничего я его не заставляю. Он ведет себя так, как ему нравится, — отвечала г-жа Валь-Дидье.

Так оно и было на самом деле — ни к кому не относясь свысока, не желая ни льстить, ни обидеть кого бы то ни было, Петер фон Эль вел себя так, как считал нужным.

Клотильда говорила своей лучшей подруге, которой поверяла все тайны:

— Я влюблена в Петера фон Эля. Как ты думаешь, он меня любит?

— Он? С ума сошла. Ему тридцать два года. Представляешь, тридцать два! Мы для него вообще не существуем. Тебе бы заняться кем-нибудь другим. Петер фон Эль! За ним же охотится твоя мать. Она за нос его водит.

— Думай что хочешь. У меня свое мнение, — отвечала Клотильда. И, желая поболтать и рассказать, какая она несчастная, поведала подруге тайну, которую доверила ей мать: — Невеста в могиле. Ничего себе! Все это материнские измышления, чтобы отговорить меня, — заключила она.

— Отговорить от чего?

— Любить иностранца, бедняка, она-то хочет, чтобы я вышла замуж за богатого человека, за француза. Сама знаешь не хуже меня, родители, особенно матери, способны на все, чтобы расстроить брак, который им не по вкусу. Что бы ты предприняла на моем месте?

— Я? Прежде всего, узнала бы правду.

— Ты права. Это самое главное, — согласилась Клотильда, у нее в общих чертах созрел план, и она поспешила пригласить Петера совершить прогулку: — Поедемте с нами покорять моря. Отправление назначено на завтра.

— Поездка по морю? — воскликнула г-жа Валь-Дидье. — Что еще за фантазии?

— Успокойся, мама, самая прозаическая поездка: решено плыть на остров Паркероль, осмотреть его и заночевать там. Вы поедете, Петер?

— С удовольствием. Спасибо, Клотильда.

— Мама, — продолжила она, — я тебя не приглашаю, потому что на этот раз решено не брать с собой взрослых.

— Но, — возразила г-жа Валь-Дидье, силясь улыбнуться, — Петер, если я не ошибаюсь, уже взрослый?

— Да, — ответила Клотильда, — но ты же моя мать.

Задетый обидным для Катерины ответом, Петер фон Эль повернулся к Клотильде и попросил прощения за то, что не сможет принять ее приглашения. Она восприняла урок и, обвиняя во всем мать, решила отомстить.

— С меня довольно, — сказала она подруге. — Мама не упускает случая доставить мне неприятности. Все время старается лишить меня общества Петера. Кто хочет сделать его несчастным? Он-то просто умеет себя вести. Я считаю, что от него скрывают смерть невесты не потому, что правда убьет его, а потому что пока он верит, что она жива, он не сможет жениться ни на ком другом, на мне например. Признаю, не все матери так изобретательны, как моя. Вот послушай: «Ах, Клотильда, бедное мое дитя, необходимо, увы, чтобы ты оставила всякую надежду. Мужчина, которого ты любишь, влюблен в девушку, которая почила в бозе. Он мог бы об этом узнать, но тогда он умрет на месте!» Это так красиво, грустно, так мрачно и так здорово придумано. Молчание. Полное молчание. Заговорить — значит совершить убийство. Какой ужас! Петер? Да он так же здоров, как ты! Где правда во всем этом? Если действительно он помолвлен с мертвой, все равно он рано или поздно узнает об этом, и я нахожу гнусным, что никто ему не скажет. Он имеет право узнать, что свободен, и тогда посмотрим, как он распорядится свободой. Кто может поручиться, что мама не рассказывает ему, что я обручена с мертвым? Я имею право защищаться. Так или нет? Мне надоело терзаться сомнениями и оставаться жертвой измышлений дорогой мамочки. Да будет свет! Света, пожалуйста, света! — вскричала она в заключение произнесенной речи.

— Ты недавно сама говорила, что родители способны на все, особенно матери. Поговори с Петером. Чем ты рискуешь?

Вечером того же дня, пока г-жа Валь-Дидье заканчивала туалет, Клотильда отправилась за Петером, который мерял шагами тропинку под апельсиновыми деревьями.

— Почему вы отказались поехать с нами на Паркероль? Зачем испортили мне удовольствие? — спросила она. — Какая мама, в самом деле, недобрая. Ей подходит любой возраст, кроме ее собственного. Она красивая, очень красивая, красивей всех нас, согласна, ну и что? Пусть оставит нам хотя бы нашу молодость!

— О, Клотильда, вы несправедливы. Не знаю более терпимой матери, чем ваша. Она позволяет вам делать все, что вам заблагорассудится, и потом, каким образом может она помешать вам быть молодой? Да она моложе вас. Не могу представить ничего более приятного, чем провести день в ее обществе.

— Молодая, очаровательная, все так, но она не хочет говорить нам правду.