Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

Самое серьезное, что могло тогда произойти, — это легализация скрытого аппаратного антисемитизма и слияние его в едином мутном потоке со стихийной юдофобией масс — к счастью, не случилось. Пока шла война, Сталин не решался, на публичные антиеврейские действия, хотя его завуалированный личный антисемитизм, чутко угаданный ретивым в исполнении любой прихоти «хозяина» придворным окружением[668], скорее всего и спровоцировал ту же кампанию борьбы «за чистоту русского искусства». Но вождь не мог не отдавать себе отчета в том, что подобная авантюра была чревата для советских верхов нежелательными последствиями: самодискредитацией в глазах международного общественного мнения, неизбежными осложнениями во взаимоотношениях с союзниками[669], усилением межнациональных трений внутри общества, подрывом его единства и сплоченности, и, наконец, дальнейшее нагнетание антиеврейских страстей означало бы солидаризацию с человеконенавистнической идеологией и политикой гитлеровцев. Для Сталина такой вариант развития был неприемлем. В отличие, скажем, от Гитлера он был больше прагматиком, нежели антисемитом. Поэтому в интересах дела (точнее, сохранения собственной власти) он не только сумел заглушить в годы войны свою личную антипатию к еврейству, но даже пошел, например, в конце 1941 года на создание ЕАК и извлек из этого немалую политическую выгоду. Однако после войны в мире и стране сложилась принципиально иная ситуация, чреватая, как оказалось, немалыми бедствиями для советского еврейства.

Глава III. Холодная война, власть, пропаганда.

Перегруппировка внутри номенклатурной элиты.

ИНТРИГИ В КРЕМЛЕ.

Победный 1945-й явился для Сталина не только годом военного триумфа, ознаменовавшегося увенчанием его имперской короной в виде преподнесенного ему маршалами[670] звания генералиссимуса, но и апофеозом его национально-государственной доктрины, опиравшейся на пропагандистское использование традиций русского патриотизма. Не случайно, выступая 24 мая в Кремле на приеме в честь командующих войсками Красной армии, он провозгласил тост «за здоровье русского народа», который «заслужил в… войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов… страны»[671]. Однако интересы мощной империи, которая, выйдя за пределы одного государства и установив контроль над Восточной Европой, превратилась в мировую державу, не позволяли Сталину почивать на лаврах триумфатора. Покоившаяся на единодержавии верховная власть требовала обеспечения соответствующего ей баланса политических сил внутри страны, тем более что здесь образовался явный перекос в пользу значительно окрепшего в годы войны партийно-государственного тандема Маленков — Берия, выражавшего интересы военно-промышленного комплекса. Такая тенденция стала беспокоить Сталина задолго до победного мая 1945-го. Уже начиная с середины 1944 года он стал негласно противодействовать дальнейшему росту влияния этой группировки, используя в качестве политического противовеса Жданова и его «ленинградцев». Правда, в связи с тем, что в сентябре того же года Жданов был назначен уполномоченным от политбюро на мирных переговорах с Финляндией и отбыл в Хельсинки, его позиции на столичной «бирже власти» временно ослабли. Тем не менее фортуна ему благоволила: в декабре его главный соперник в борьбе за лидерство на «идеологическом фронте» Щербаков серьезно заболел, а 10 мая 1945 г. скончался от «паралича сердца»[672]. Это была ощутимая потеря для его сторонников в ЦК, и прежде всего для Маленкова. И хотя последнему удалось тогда присовокупить к многочисленным своим обязанностям по секретариату ЦК еще и руководство идеологической сферой и сохранить фактически перешедший к нему в годы войны от Жданова статус второго секретаря ЦК партии, однако в отличие от Щербакова он не был силен в вопросах организации пропаганды и не мог в этом новом качестве соперничать на равных с таким опытным партидеологом, как Жданов. Это обстоятельство заметно облегчало стоявшую перед Сталиным задачу.

Всю вторую половину 1945 года вождь посвятил тайным приготовлениям к новой закулисной баталии. Для нанесения удара по ослабленной смертью Щербакова маленковско-бериевской группировке были использованы серьезные недостатки, якобы имевшие место в военной авиации и авиапроизводстве в недавнем прошлом. Летом 1945 года об этом уведомил Сталина его сын Василий, тогда полковник ВВС, который, встретившись с отцом в Потсдаме, доложил ему, что в годы войны руководство авиационной промышленности, вступив в «преступный сговор» с командованием военно-воздушных сил, будто бы отправляло на фронт в массовом количестве «летающие гробы» в виде дефектных истребителей Як-9[673].

Существенную закулисную роль в раскручивании интриги сыграл главный конструктор этих машин А.С. Яковлев, занимавший в то время пост заместителя наркома авиапромышленности. Всегда старавшийся быть на виду у сильных мира сего, тот первые свои серийные самолеты конца 20-х годов назвал АИРами в честь тогдашнего председателя СНК СССР А.И. Рыкова и примерно тогда же сблизился с заместителем последнего Я.Э. Рудзутаком, женившись с пользой для карьеры на его воспитаннице. Правда, когда по воле Сталина те превратились во «врагов народа», молодому авиаконструктору пришлось переименовать свои машины и развестись. Способный, гибкий, умный и приятный в общении Яковлев понравился Сталину, делавшему ставку на молодых, циничных и даровитых карьеристов, и стал фактически его советником по авиационным делам. Поскольку старые беспартийные конструкторы (А.Н. Туполев, Н.Н. Поликарпов) особого доверия вождю не внушали, Яковлев очень скоро превратился в фигуру «номер один» в сталинской авиации.

Этому в немалой степени способствовало то, что после замены в начале 1940 года М.М. Кагановича на посту наркома авиапромышленности А.И. Шахуриным Яковлев был назначен его заместителем по опытному самолетостроению и науке. Открывшиеся возможности он использовал прежде всего с целью получения привилегий для своего конструкторского бюро и в борьбе с конкурирующими фирмами. В годы войны конструктор близко сошелся с Василием Сталиным, запросто приезжал к нему на дачу в Зубалово и даже изготовил для него персональный закамуфлированный Як-3, самый скоростной истребитель в те годы. Судя по всему, не кто иной, как Яковлев, помог Василию Сталину в сборе компромата, который тот передал отцу. А 6 сентября 1945 г. Яковлев сам направил письмо Сталину, в котором руководимый Шахуриным Наркомавиапром выставлялся основным виновником провалов в области создания реактивных самолетов и дальних бомбардировщиков[674]. Пока эта информация проходила через бюрократическую круговерть и на ее основе готовились репрессивные решения, у Сталина в середине сентября случился инсульт: сказалось психологическое перенапряжение, накопленное за годы войны, а последней каплей стал атомный «сюрприз» американцев. Правда, удар был не очень сильным, и болезнь вскоре отступила. Прибыв в начале октября на отдых в Сочи, где проводил тогда свой отпуск и Шахурин, Сталин принялся по своему обыкновению усыплять бдительность будущей жертвы. Однажды, а это было в начале ноября, он пригласил наркома авиапромышленности отметить 70-летие М.И. Калинина. На торжестве, состоявшемся на даче юбиляра у горы Малый Ахун, Сталин был подчеркнуто приветлив с Шахуриным. А по окончании отпуска, когда нарком возвращался в Москву, Сталин в знак особого благорасположения поручил проводить его Поскребышеву.

Сам же диктатор вернулся в столицу 17 декабря и сразу же стал деятельно готовиться к осуществлению задуманного, задействовав в свои планы и Жданова, прибывшего в Москву из Хельсинки 26 декабря. Реализация аппаратной интриги началась 29 декабря, когда впервые за продолжительное время Сталин провел в Кремле полноценное заседание политбюро[675], на котором предложил отстранить Шахурина от занимаемой должности и взял на себя поручение «наметить» кандидатуру нового наркома авиапромышленности. Интересно, что накануне вечером Сталин почти полтора часа беседовал с Яковлевым, очевидно, обсуждая с ним детали своего предстоящего выступления на политбюро. Уже 30-го новым руководителем авиапромышленной отрасли был утвержден М.В. Хруничев, работавший ранее первым заместителем наркома боеприпасов[676].

Первоначально в целях обоснования отставки Шахурина в ход было пущено обвинение в махинациях с трофейным имуществом, тогда широко использовавшееся Сталиным как повод для расправы с неугодными. 9 января оргбюро ЦК приняло постановление «О недостойном поведении Шахурина А.И.», в котором бывшему наркому инкриминировался, в частности, вывоз из Германии и использование в качестве личной собственности семи легковых автомобилей. В то же время не были забыты и услуги тех, кто тайно участвовал в подготовке смещения Шахурина. 13 января Яковлева назначили первым заместителем к новому наркому авиапромышленности, а 2 марта в печати появилось сообщение о присвоении Василию Сталину генеральского звания[677]. В один день с Шахуриным лишился министерского кресла и Берия, против которого наряду с Василием Сталиным интриговал начальник личной охраны вождя генерал Н.С. Власик. Оставаясь заместителем председателя СНК СССР, Берия был освобожден от обязанностей наркома внутренних дел «в связи с перегруженностью… другой центральной работой»[678].