Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры - Нелли Мартова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инга собралась с духом, отняла руку и тихо сказала:
– Алик, нам надо расстаться.
Она хотела добавить: «Давай останемся друзьями», – но ничего более идиотского в такой ситуации нельзя было придумать. И дело не в том, что звучит банально, но какие из них друзья? У них даже нет общих интересов.
– Ты это серьезно?
– Да.
Некоторое время он молчал, переваривая услышанное, а потом началось что-то невообразимое. Инга была уверена, что они сейчас тихо и мирно поговорят и расстанутся как нормальные взрослые люди, не связанные ничем, кроме секса. Она никогда бы раньше не подумала, что Алик – всегда такой спокойный, практичный, деловой – способен на подобные страсти. Может быть, это открытка все еще действовала на него?
Он умолял ее на коленях, целовал руки, спрашивал: «Ну почему?»
Он обещал ей развестись и жениться на ней: «Это давно надо было сделать!»
В истерике он заходился кашлем, Инга боялась, что у него прямо сейчас начнется приступ астмы.
Он клялся, что или найдет деньги на оплату долгов ее родителей, или своими рукам задушит кредитора.
Он бегал по комнате и грозился выброситься из окна: «Моя смерть будет на твоей совести!»
Инга молчала. Она с трудом сдерживала отвращение. Ко всему прочему Алик так и не смыл нарисованные усы, только размазал их по щекам и оттого выглядел еще противнее.
Сейчас она заставит его умыться, одеться и выставит вон. Прямо сейчас. Надо только привести его в чувство. Можно на всякий случай спрятать открытку, вылить на него стакан холодной воды, накричать, дать пощечину, в конце концов. Но Инга сидела и молчала, не могла сдвинуться с места.
Сначала ее затопила жалость. Почему он так себя ведет? Унижается, угрожает… Она ни на минуту не допускала мысли, что он ее любит. Любовь Алика – это как айсберг в пустыне, мираж, да и только. Может быть, он понимает, что теряет вместе с Ингой что-то ценное, трепетное внутри себя, что-то, что его хоть самую капельку, но тормошит. А может быть, все гораздо проще, может, его больно бьет по самолюбию сам факт, что его бросает женщина, его, успешного до самых кончиков наманикюренных ногтей, обеспеченного, и вдруг бросает какая-то учительница итальянского.
Но это не важно. Важно, что ему и в самом деле больно.
Инга вдруг ясно поняла, что, если сейчас выкинет его из дома, как бездомного котенка, ее собственная, живая внутренняя радость померкнет. И что теперь от каждого ее выбора, от каждого решения зависит, будет ли эта радость тускнеть и покрываться пылью или засверкает новыми красками.
Она не может его так просто бросить. И вовсе не потому, что он устроил весь этот цирк.
Ей захотелось растормошить его, крикнуть: «Очнись! Тебе нужна не я, тебе нужно встряхнуться, оторваться от плоскости, сделать что-то сумасшедшее!»
Как жаль, что Магрин забрал ту открытку. Она вышла такой сильной, что Инга сама себе удивилась, как если бы собственными руками собрала вертолет. Может быть, сделать для Алика еще одну, такую же? Не получится. Скрап-открытки – работа штучная, они – как состояние души, не повторяются. Что же ей теперь делать с Аликом?
Она стала скрапбукером. И если у нее возникла неразрешимая проблема, у нее теперь есть больше вариантов решения, чем у любого другого. У нее теперь есть новая степень свободы.
Она сделает для него такую открытку, которая заменит ему Ингу. И Алик отпустит ее сам. В его двухмерной жизни снова появится объем, даже если ради этого ему придется пережить немало неприятных минут.
Алик сидел на полу в трусах и рубашке спиной к Инге, вздыхал и вертел в руках бокал из-под вина. Что ж, придется отложить момент расставания.
Первым делом она спрятала подальше открытку с бабочкой.
– Алик. – Ее голос стал вдруг хрипловатым. – Если ты очень хочешь, мы можем повстречаться… еще немножечко.
– Правда? – Он обернулся к ней, и Инге снова стало не по себе от его котеночьего взгляда.
– Правда. – Она села рядом и прислонилась к его плечу. Нельзя выгонять бездомных котят. Когда Инга сделает открытку, они расстанутся легко и спокойно, и в душе у нее сохранится теплая, чистая внутренняя радость. Но все это будет потом, когда она вернет родителей.
– Алик, ты познакомишь меня с Вандой?
– Хоть с папой римским.
С большим трудом и многочисленными обещаниями не бросать его, Инга к поздней ночи наконец-то выставила умытого и одетого Алика за дверь и вздохнула с облегчением.
Теперь ей нужно посоветоваться с кем-то, понять, чем же она лучше, эта другая скрапбукерша. Открытка с бабочкой – сильная штука, но та, которую Инга сделала для Магрина, – ничуть не хуже. Она посмотрела на часы – время двенадцатый час, ехать в родительскую квартиру уже совсем не хочется. Инга взяла трубку телефона, набрала номер, не дождавшись ответа, включила автодозвон. Тетя Марта ответила с третьего звонка.
– Деточка, это ты? Раз уж ты вернулась к себе, может быть, ты заберешь наконец-то свою болтливую птицу? Аллочка Борисовна очень нервничает из-за нее.
– А как там наш гость?
– У него уже получается гораздо лучше. Собрал половину пазла.
– Вот как? Значит, Магрину совсем нельзя верить?! Он ведь обещал мне, что сегодня же разберется с ним.
– Ну, деточка, знаешь… вообще-то он хотел. Он звонил, но я попросила его немного подождать.
– Подождать? Тетя Марта, что вы там еще придумали?
– Да ничего такого. Просто хочу задать нашему гостю несколько интересных вопросов.
– Тетя Марта! Только не убейте его случайно!
– Деточка, я тебе обещаю, что все будет в порядке. Я за ним пригляжу еще немного, а потом лично сдам его с рук на руки Магрину. Я бы с твоего позволения хотела пожить здесь еще. У моих соседей, в самом деле, ремонт.
– Да ну?
– Мои деточки очень пугаются перфоратора. Так ты заберешь своего павлина-мавлина?
– Да, я завтра заеду. Тетя Марта… а труба, ее уже закопали?
– Какая труба?
– Ну, там, под окном.
– А, этот ржавый кошмар. Еще возятся, но я надеюсь, скоро от нее здесь и следов не останется. Ну ладно, пока уже, а то у меня чай остывает.
– Подождите!
– Ну что еще?
– Как можно узнать, какая из двух разных скрап-открыток лучше?
– А что, по-твоему, лучше, «Мона Лиза» Леонардо или «Травиата» Верди?
– Хочешь сказать, несравнимо? Ну хорошо, а тогда как узнать, кто из двух скрапбукеров лучше?
– Деточка, как ты считаешь, кто лучше – Ван Гог или Сальвадор Дали? Не морочь мне голову глупыми вопросами.
– А если сравнить Сальвадора Дали с учеником художественной школы?
– Среди скрапбукеров нет учеников художественной школы. Нельзя быть немножко беременной, ты или скрапбукер, читай Сальвадор Дали, или нет. Все, я пошла чай пить.
– Приятного аппетита.
Инга ощутила внутри внезапную пустоту. Что-то перестало быть таким, как раньше. Минуту назад она наслаждалась мыслью, что придумала, как расстаться с Аликом, как будто только что мир спасла, а теперь что-то изменилось. Словно она только что восседала, как принцесса, на семи матрасах, а теперь ей горошину в самую серединку подложили. Хотя она не особенно-то и надеялась, что тетка, в самом деле, объяснит ей, чем один скрапбукер лучше или хуже другого.
Ладно, будем считать, что насчет долгов и родительской квартиры пока не надо голову ломать. И тут она подпрыгнула, словно горошина выросла прямо у нее под задницей. Вот интересно, что на самом деле нужно было от Инги Артуру Германовичу? Теперь очевидно, что ему нужны были от нее не столько деньги, сколько именно услуги скрапбукера. Почему такая сложная схема – дать родителям денег в долг, дождаться их исчезновения, шантажировать Ингу? Почему бы не пойти сразу же к тому же Магрину или какому-нибудь скрапбукеру и не заплатить ему просто-напросто? Наверное, он хотел сделать что-то, от чего предостерегал Кодекс. Навредить кому-то? Инга вспомнила мерзкие рыжие усы Тараканища, едкий запах одеколона, приторную манеру выражаться. И как он сидел, сгорбившись, перед кучей деталей и составлял пазл, и его дрожащие руки вставляли одну детальку в другую. Чего он хотел от потока? Она закрыла глаза, представила, как дует вдоль пальцев легкий ветерок, играет воздухом, устремляется к рыжему-усатому, окутывает его сверху донизу, проникает внутрь… Инга охнула и скорчилась.
В нем пряталась боль. Пусть ее трудно разглядеть обычным зрением, но стоит посмотреть на него, даже мысленно, сквозь поток, как это сразу становится понятно. Он хотел избавиться от мучившей его боли. Но почему таким способом? Почему он просто не попросил, она ведь поняла бы и, возможно, помогла. Хотя та Инга, с которой он впервые встретился, не только не смогла бы ему помочь, но и не захотела. Из той Инги слезу нельзя было вышибить даже дубинкой.
Ей вдруг стало не по себе. Что с ним, интересно, сделает Магрин? Надо в этом разобраться, каким бы противным ни был Таракан, но, может быть, что-то можно для него сделать? Иначе получится, что к ней обратился человек, которому больно, а она его не просто оттолкнула, а можно сказать, сдала в компетентные органы. Тьфу ты, он же хотел отобрать у нее любимую квартиру, приперся к ней жить, а она его спасать собралась неизвестно от чего! Однако, стоило ей начать думать о том, как бы ему помочь, в глубине просыпалась такая радость, что хотелось подпрыгивать, словно и в самом деле внутри мячик завелся. Кристофоро Коломбо, да у нее так скоро крыша совсем поедет! Нашлась тоже мать Тереза. Надо отвлечься, заняться какими-нибудь делами. Она вскочила, принялась наводить порядок в квартире.