Противостояние II - Александр Раевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но так же не может быть? Ты же нам с Иванкой и Наткой как-то раз целую лекцию прочитал. По поводу того, что самым главным принципом построения этого мира является закон сохранения энергии. Помнишь? Ты убеждал нас, что все остальные законы — физики, химии и даже математики — суть производные от этого базового закона.
Я кивнул. Помнил я тот жаркий спор. Это ещё в Иркутске было. Они соглашались со мной, пока я говорил о физике и химии, но упёрлись насмерть, когда я заявил, что и законы математики и даже поведение крупных групп людей также продиктованы законом сохранения энергии.
Марина тем временем продолжила:
— Но если это и в самом деле так, то значит ты что-то просмотрел. И вариантов здесь немного: или же у твоего Серёжи имеются какие-то скрытые запасы энергии, или та энергия поступала к нему извне. Например от тебя или от Рудольфа.
— От меня ему точно ничего не поступало. Я до самой последней минуты не знал, что в Вологде что-то произошло. Сергей сообразил позвать меня, когда всё необходимое уже было проделано, и Антонина снова ожила. Даже ещё позже. Когда врачи привели его в сознание, и он немного пришёл в себя после обморока. Антонина в это время уже лежала пристёгнутая ремнями к носилкам, и их заталкивали в машину скорой помощи. Если бы транслятор был у него на теле, я бы сразу об этом узнал, а так…
— Может, от Рудольфа?
— От наставника? — Я в сомнении покачал головой. — Очень вряд ли. В Вологде к тому моменту ещё не было десяти утра. В Италии ещё минус четыре. То есть у него в Неаполе только-только начало светать.
Марина кивнула.
— Да, маловероятно. Рудольф раньше восьми не встаёт. Постой-ка! — она подняла пальчик вверх. Мы с Иванкой переглянулись. Марине пришла в голову мысль, и она её думает. В такие моменты к ней лучше не лезть.
Впрочем, это продолжалось совсем недолго. И минуты не прошло, как она вернулась в этот мир.
— Сколько, говоришь, продолжалась реанимация?
Я посчитал и ответил.
— Меньше шести минут. Серёжа всё проделал очень грамотно и быстро. А что?
— Можешь показать, как менялась его внутренняя энергия в течение этих минут? В динамике.
Я понял, что ей нужно. Над столом возникло вспомогательное окошко, которое я обычно использую вместо бумаги и ручки для всякого рода заметок. В окошке быстро нарисовал график. Отодвинул его от Марины, чтобы мы с Иванкой тоже могли его видеть. Марина кивнула и сказала:
— Пойдёт. Покажи временную ось и нормализуй его по амплитуде.
После того, как требуемой было исполнено, Марина сложила руки на столе, подалась вперёд и пару минут внимательно изучала изломанную кривую, которую я изобразил весёлым ярко-зелёным цветом на чёрном фоне. Потом она бросила взгляд в сторону Иванки.
— Сделай мне чашечку кофе? — И ко мне: — Малыш, подай, пожалуйста, сигареты и зажигалку?
Я был быстрее. Иванка ещё наливала кофе в чашку, а сигареты и зажигалка уже лежали перед Мариной. Я осторожно, чтобы не греметь ножками стула уселся на своё место. Тут же подоспела и Иванка. Поставила под правую руку Марине блюдце, определила на ней чашку с кофе и юркнула на своё место за столом. Марина молча кивнула, не отрывая глаз от графика. Потом коротко бросила в мою сторону:
— Так-с, ну теперь ваш выход, маэстро. Прокомментируйте, что и в какой момент происходило.
— Тебя интересует сам процесс реанимации?
— Да, пока что только это. С самой первой секунды, пожалуйста. Прошу!
— Вот эти две ступеньки вниз, — я показал пальцем, какие именно, — это Серёжа восстанавливал сердечную сумку. Один шарик картечи пробил её насквозь, поэтому ему пришлось работать над ней с обеих сторон.
Марина кивнула.
— Потеря энергии не столь значительна.
— При работе на клеточном уровне и на однородной ткани затраты энергии не так уж высоки. Если, конечно, не совершать ненужных действий. Серёжа у меня достаточно опытный. Он уже дважды тренировался. И во втором случае у меня не возникло ни единого замечания. Всё было проделано чётко и быстро. Мне даже не пришлось пополнять запасы его внутренней энергии. Мышечную ткань он научился восстанавливать практически не задумываясь.
— Где он мог потренироваться? Неужто тебе удалось его в анатомичку затащить?
Я усмехнулся.
— Ни боже мой! Я и сам не люблю там бывать, ты же знаешь. Там плохо пахнет. Нет, он один раз на убитой косуле, а другой на баране практиковался.
— На косуле? Вы с ним были на охоте?
— Нет, косулю подстрелили не мы. Нашёл одну компанию охотников в Белоруссии, дождался удачного выстрела и украл у них добычу. А барана Серёжа сначала самостоятельно застрелил, а потом сам же и оживил. Ох и разозлился же он, когда пришёл в себя! Нам с Серёгой пришлось по всему скотному двору от него улепётывать. Пока на крышу сарая не забрались, он от нас не отстал.
Иванка рассмеялась. Марина тоже улыбнулась.
— А зачем ты заставил его убивать?
— А чтобы он знал, что такое смерть. И чтобы понял, каково это — убить живое существо. Мне нужно было посмотреть на его поведение.
— И как реакция?
— Предсказуемая. Страх, нежелание, потом, после выстрела, отчётливое отторжение и даже отвращение. И заметное облегчение, когда понял, что ему удалось этого барана вернуть к жизни. Видела бы ты, как он хохотал, когда мы с ним на крыше сарая оказались. Даже язык этому барану показал, хотя он парень-то сдержанный, тут ты права.
Она усмехнулась и вернулась к графику.
— Ладно, пошли дальше. Вот это что за ступенька? — Она дотянулась до окошка и показала пальцем.
— Так... это у нас было на пятидесятой секунде... Это... это у нас восстановление целостности плевральной полости и удаление оттуда попавшей