Дом у озера - Сьюзен Виггс

В темных глазах Сони мелькнуло недоверие.

— Для какой статьи?

— Для журнальной. Статья будет напечатана в «Вэ-нити фэр» в следующем году.

— Так вы репортер?

— Журналист-фрилансер.

— А если мне не хочется ничего вам рассказывать?

Кейт сложила ладони домиком, став похожей на чопорную даму в церкви.

— В таком случае мне придется ограничиться судебными архивами и впечатлениями самой Кэлли.

— А, так вы собираетесь писать беллетристику.

— Простите? — Вопрос, пусть и облеченный в вежливую форму, прозвучал вызовом.

— Свидание закончено. — Соня Ивэнс поднялась, презрительно поджав губы. — Мне нечего вам сказать. Ни одной, ни другой.

И Кэлли вдруг поняла — эта особа никогда и не была ей матерью, и Кейт гораздо ближе к тому, что вкладывают в это понятие. Всю жизнь она ждала и надеялась, что когда-нибудь ее мать станет тем, чем Кейт стала всего лишь за одно лето. Теперь Кэлли осознала, что пыталась найти опору в пустоте, в своем представлении о том, какой должна быть мать. Какая глупость! Все равно что ловить дождь в ладони. Если на кого и опираться, то только на Кейт. Кейт — настоящая. Вот только долго ли это продлится?

Секунду Кейт молчала. Кэлли испугалась. А если Кейт скажет сейчас, что хочет взять ее в свою семью? Они уже говорили об этом и сошлись на том, что ничего не сообщат Соне, пока Кэлли не примет окончательного решения. Только бы Кейт не забыла, о чем они условились.

Кейт сдержанно улыбнулась. Взяла со стола блокнот и карандаш. Поднялась.

Надзирательница уже шагнула к заключенной, чтобы проводить ее в камеру. Но мамочка сказала еще не все.

— Она вас обманет, так что будьте настороже. Эта девчонка родилась лгуньей и обманщицей. Она обманет вас, как обманула меня, и вот тогда-то мы и увидим, кто из нас добродетелен.

— Не желаете объяснить? — спросила Кейт.

— Сами все узнаете.

Надзирательница взяла ее за руку и повела к двери.

— Спросите у нее. Спросите, как она сбежала из последней семьи. Спросите, почему они даже не пытались ее найти.

Глава 30

Летние штормы тревожили озеро редко — виновниками перемены погоды чаще случались горы. В последние дни августа природа наконец вспомнила о приближающейся осени и прислала предупреждение. С запада надвинулись хмурые облака, воздух затуманился, по горным коридорам пронеслись, завывая, ветры. Остановившись перед окном, Кейт смотрела на озеро, вспенившееся под косыми завесами дождя. Хорошая буря — это всегда драма — таинственный, приглушенный свет, тяжелый, давящий воздух, рвущий кроны ветер, хлещущий по крыше дождь. Конечно, тихий, безоблачный летний день — чудесная картина. Но в такой вот погоде было свое очарование, очарование величия и силы, находившее отклик в меланхоличной стороне ее натуры и странным образом унимавшее душевное волнение.

Ветры с гор выхолодили дом, и Кейт развела огонь в дровяной печи и весь день работала при свете танцующего за янтарной дверцей огня. Сидевший за тем же столом Аарон сначала рисовал мудреные карты какого-то воображаемого острова, потом играл в солдатиков, проводя свою армию по спинкам стульев под огнем противника. Время от времени Кейт отрывалась от работы и задумчиво наблюдала за сыном, ничего не говоря, не вторгаясь в его фантазии. Солдатикам под командованием Аарона приходилось нелегко. Как, впрочем, и всегда.

Кэлли посвятила целый день уборке. Прибралась в своей комнате, сменила постельное белье, подмела на веранде, вымыла пол в кухне. И все по собственной инициативе — никто ее об этом не просил. Она объяснила, что из-за дождя чувствует себя словно заключенный в тюрьме и работа помогает ей не свихнуться. За те несколько дней, что прошли после посещения исправительного центра в Пэрди, девочка ни словом не обмолвилась о своей матери и никак не прокомментировала ее туманные намеки, но во всем, что она делала, чувствовалось — по крайней мере, так казалось Кейт — стремление загладить вину и слышалось эхо последних слов Сони Ивэнс. Спросите у нее сами…

Тяжело вздохнув, Кейт перехватила брошенный Кэлли взгляд.

— Я все думаю о том, что сказала твоя мать.

— Да?

— О твоих проблемах в приемной семье.

— Никаких проблем нет. Я с ними покончила, когда сбежала.

— Так что случилось?

Кэлли опустила голову, потом посмотрела на Аарона. Тот, похоже, ничего не слышал, с головой уйдя в свой воображаемый мир.

— Я никогда никому об этом не говорила. Даже маме. Я сбежала из-за нее, хотела ее увидеть. Так по ней скучала… безумно…

И сердце дрогнуло.

— Это не безумие, — покачала головой Кейт.

— Она того не стоит. Она никогда меня не хотела. И была права, — тихо добавила Кэлли. — Я только порчу все.

Наконец-то, подумала Кейт. Она ждала от Кэлли объяснений. И вот, дождалась.

— Твоя мать сказала спросить, почему ты ушла из последней семьи. Я не спрашивала. Тебе решать, говорить или нет.

— Это я все испортила, — механическим голосом ответила Кэлли. — Семья была хорошая, но я сама все испортила. Если бы не ушла, они бы меня выгнали.

Кейт ничего не сказала, надеясь, что молчание подтолкнет Кэлли к продолжению. Так и случилось.

— Во всем только я виновата, — вполголоса заговорила Кэлли. — Они хотели мне помочь. А я не дала. Оттолкнула их. А когда они оттолкнули меня, убежала.

Представить, как это случилось, было нетрудно. Инстинкт самосохранения оказался сильнее веры в добрые намерения тех, кто искренне хотел помочь. Именно им Кэлли и руководствовалась.

— Тебе придется изменить отношение к людям, которые любят тебя и желают только добра.

— Да. Как скажете. — Кэлли направилась к хозяйственной комнате. — Надо вещи достать из сушилки.

Кейт вернулась к работе. Статья получалась большая. Редактор уже дала свое заключение: тема важная, фотографии замечательные. В свою последнюю поездку в город она позвонила ей по телефону, и они целый час обговаривали детали публикации.

Кейт надеялась, что Кэлли останется довольна итогом их работы. Конечно, главная героиня отнюдь не выглядела образцом для подражания, но ее история пробуждала в читателях сочувствие и симпатию. А еще Кейт удалось убедить редактора в необходимости дополнительной врезки с информацией по диабету. Согласно статистике, за последние десять лет число заболевших им среди подростков увеличилось вдвое.

Работая над статьей, Кейт не раз и не два вспоминала Джей Ди, его слова о журналистах, зарабатывающих на чужой боли и готовых на все ради собственной выгоды. Неприятные слова, обидные, но они осели в памяти и заставляли ее внимательнее подходить к отбору материала. Теперь она взвешивала каждое слово, каждую фразу и безжалостно удаляла все, что попахивало сенсационностью. В статье будет только правда, основанная на признаниях и откровениях самой Кэлли. А правда не нуждается ни в приукрашивании, ни в романтизации, ни в умолчании, ни в драматизации.