Королева Жанна. Книги 4-5 - Нид Олов

Но Чемий, судя по всему, не отчаивался. Д'Эксме принес Фраму следующую новость:

— На Аранском плацу вмуровывают новый, прекрасной работы, железный стул по приказу Чемия.

— Для нее? — зачем-то спросил Фрам, хотя и так это было ясно. Д'Эксме утвердительно моргнул.

— Этого не будет, — холодно произнес Принцепс, — я ему ее не отдам.

— Он это понимает, сир, но тем не менее надеется поставить на своем. Он намерен требовать решения совета Лиги. На днях надо ждать официального письма по этому поводу.

— Вот что он задумал… Ловко, ничего не скажешь…

— Мы не сможем отказать ему, сир.

— Вы правы, д'Эксме, не сможем. Мы соберем совет. Но мы ее не отдадим. Она не будет сидеть на стуле. Распорядитесь соорудить эшафот для мечного сечения у собора Омнад, и пусть не жалеют сукна, самолучшего черного сукна.

Она умрет. Пришла пора ей умереть. Но эта пора пришла только потому, что Викремасинг со дня на день пересечет границу Виргинии.

Глава LXIII

SUMMUM JUS SUMMA INJURIA[74]

Motto: Немногие дерзнули совершить гнуснейшее преступление, многие его хотели и все — терпели.

В Рыцарском зале Мириона поставили два длинных стола в десяти шагах один от другого, а к скамьям, стоявшим вдоль стен, добавили еще по два ряда. Наглые маренские витражи были завешены плотными белыми шторами. Да и незачем было Вивилю видеть, как потомки поверженных им Браннонидов будут судить последнюю из его кровавого дома.

Впрочем, предстоял не суд над Иоанной ди Марена, а бой за Иоанну ди Марена между властью светской и духовной, между церковью и Лигой, Чемием и Фрамом. Все уже знали, что будет именно бой, хотя вслух это называлось весьма пристойно и даже скучновато: конверсация о воздаянии бывшей королеве Иоанне ди Марена по делам ее.

Члены совета Лиги не желали пропускать такого спектакля и явились поголовно все. Скамьи справа и слева от стола, за которым сели Фрам и Кейлембар — сверкали оружием и золотом, переливались камнями и шитьем. Принцепс осмотрел густые ряды своего воинства. Да, это было зрелище внушительное. Надменно-вялый герцог Правон и Олсан со своими графами и баронами, бородач Уэрта, маркиз Гриэльс, отец и сын Респиги, Гразьен, Фарсал, Цондаг, Нагрон, славный д'Эксме, новопожалованные Шлем, Вистрин, Агр, Йестер… двадцать… тридцать пять… свыше сорока наберется. Вся голубая Виргиния здесь — запад, север, восток и юг — за небольшими исключениями, вся она объединена им, послушна ему. Ну, держись, понтомский Гедеон! Веди свою чернохвостую свору, веди сотню, две сотни! Неужели один рыцарь не стоит двоих рясников, по самой скромной мере? Да они заглушат ваш вой одним звоном своих шпор!

Церковников было всего шесть человек.

Они расселись в ряд за своим столом, а все скамьи за ними остались пусты. Они были в черном — не в атласе, не в сукне — так, в какой-то дерюге, они не сверкали золотом, как дворяне, власть мира сего. Их было мало, но, пожалуй, стоили они многих: все — беспощадные доктринеры, непоколебимые ратоборцы, воплощенная ecclesia militans[75]. И в центре их — князь, раб рабов Божьих, отец народа, святой при жизни — Аврэм Чемий, второй кардинал Мури.

Страшное было лицо у кардинала Мури, Пергаментное, иссушенное, мертвое, с мертвым прямым тонким бритым ртом, с длинным мертвым хвостом бородки. На этом лице жили одни глаза — круглые, оловянные, беспощадные. Впечатление было такое, что он однажды уже умер, полежал в земле, а потом воскрес. Такому не страшны никакие соблазны, не ведомы никакие слабости. Такой добьется своего наперекор всему миру. Ему не нужна земная сила — он вдохновлен силой неземной.

Он в черном, как и все, только на голове его красная кардинальская шапочка, да на плоской груди — как на черной доске — алмазный католиканский пятиконечный крест.

Принцепс открыл заседание:

— Я буду краток. Судьба Иоанны ди Марена совершенно ясна: она должна быть казнена смертью. Лига Голубого сердца полагает, что смерть Иоанны ди Марена положит предел гражданской войне. Чем скорее она умрет, тем лучше для Виргинии. Мы предлагаем совершить казнь над Иоанной ди Марена послезавтра, двадцать пятого августа.

Эту дату, как будто бы уже обсужденную и утвержденную в узком кругу, все тем не менее слышали впервые. Но никто не шелохнулся: господа были солидарны со своим вождем.

Князь церкви тоже не шелохнулся. Фрам продолжал:

— Судебного процесса нам не нужно. Иоанна ди Марена умрет потому, что она — Марена. В ее лице прекратится династия узурпаторов, чтобы впредь не осталось никаких семян раздора. Мы казним ее открыто, публично, показав тем самым всему миру, что мы имеем право казнить ее и не скрываем этого. Таково мнение Лиги Голубого сердца.

Он приостановился, бегло осмотрел своих. Да, они были единодушны. Все они смотрели ему в рот.

Пора было начинать бой. Чемий не шевельнулся — он долго ждал, еще две-три минуты для него значения не имели. Фрам подавил в себе раздражение («боюсь я его, что ли?») и произнес:

— Святейшая церковь имеет свое мнение об Иоанне ди Марена. Поэтому выслушайте, господа, что скажет вам кардинал Мури.

Пепельно-желтый призрак раскрыл свои узкие губы.

— Господа сеньоры и чины, — раздался его баритональный, хорошо поставленный голос. Мертвец, полежавший в земле, говорил, как живой, даже чересчур живой. — Я представляю здесь власть духовную и от имени ее заявляю, что Иоанна ди Марена, маркиза Л'Ориналь, Божьим попущением занимавшая престол Виргинии свыше трех лет, запятнала себя опаснейшей ересью, пагубнейшим соблазном и тягчайшим беззаконием. Только что вы решили судьбу этой женщины с поразительной легкостью, что я объясняю единственно вашей неосведомленностью о подлинной ее сути. А суть ее состоит в том, что она безбожница, атеистка, отрицающая Бога, — я со страхом душевным произношу эти слова. Отрицающий Бога возлюбил Сатану, ибо середины в мире нет. Иоанна ди Марена — malefica, ведьма, явным образом продавшая себя Диаволу. Мы имеем доказательства этого. Вот, господа, каковы бывают сатанинские козни: женщина еще в детстве продается Диаволу, и за это он возводит ее на королевский трон, и вы служите ей, не подозревая, что все это время служили Диаволу. Это страшно, господа. — Он сделал ораторскую паузу; но господам уже и без того было очень страшно. — Чрезвычайный трибунал консистории вел процесс Иоанны ди Марена два года и ныне завершил его. Пособники и пособницы ее, взятые нами в последние месяцы, подтвердили все вменяемые ей вины. Полный текст обвинительного акта находится здесь и сейчас будет оглашен. Прослушав его, вы сами согласитесь с требованиями церкви. А требование это таково, чтобы злокачественная сия женщина, вслед за своими клевретами, была отдана Трибуналу для крепкого допроса под пыткой. Мы обязаны спасти ее душу, вырвать ее из диавольских когтей, а для этого надлежит без ложного милосердия провести ее через лестницу пыток, состоящую из четырнадцати ступеней. Мы должны заставить ее покаяться и примириться с церковью, как сделали мы со всеми, кто был с ней. Но это еще не все. За свои преступления она должна понести и положенное наказание, поэтому казнь этой женщины должна быть сурова, в предостережение прочим и на великое страхование впредь. Иоанна ди Марена должна быть сожжена на железном стуле всенародно как ведьма и безбожница. Что же до вашего предложения, господа сеньоры и чины, осуществить казнь послезавтра — на это церковь не имеет возражений. Времени допросить ее как должно у нас достанет. А теперь я хочу, чтобы вы выслушали обвинительный акт.

Поднялся Басилар Симт — послушный, как часть механизма.

— Christi nomine invocato[76], — произнес он без выражения.

Господа пришибленно молчали. Басилар Симт начал читать преамбулу:

— Король есть король милостью Божьей, что следует понимать именно так, как сказано. Король получает свою власть от Бога, но не прямо, а через посредство священника, человека, стоящего несравненно ближе к Богу, нежели сам король…

Принцепс, брезгливо оттянув углы рта, осматривал своих. Гроша ломаного не стоили теперь все его дворяне. Шпаги, золото, голубые эмалевые орденские сердца, лихие боевые усы — все это был мусор, декорация, прикрывающая напуганное стадо. Эти шестеро черных стоили шестисот. Или даже шестисот шестидесяти шести — мрачная была шутка, и смеяться не хотелось. Все было закономерно, этот день должен был наступить, и он наступил.

«Мы с Чемием почуяли друг друга издали. Вот кто поможет мне, сказали мы друг о друге. Не знаю, нравлюсь ли ему я, — он мне не нравился никогда. Но мы связали себя одной веревкой, и никто нас не развяжет. Ибо оба мы — волки, и я тоже волк, и это — правда, какими бы словами я ни обманывал себя.

Горе победителям. Вернее, горе победителю — горе мне. Думал ли я тогда, что наступит сегодняшний день? Нет, я не думал. Даже когда этот святой при жизни выкрал принцессу Каршандара — меня это возмутило, но последствий, связей этого факта я не видел, мне было не до того. А старец, оказывается, лелеял потрясающую мечту — взять королеву и пытать ее, как обыкновенную ведьму. Превыше церкви нет ничего на земле, а церковь — это я. Новоявленный Самуил. Ниспровергатель ереси повсюду, даже и на королевском троне.