Под тенью феникса - Андрей Годар

Караульный окликнул Шепарда, приказав ему остановиться, в ответ на что ученый начал пререкаться и запускать Точку, утверждая, что ему нужно произвести последние замеры перед демонстрацией. Тогда караульный взял его на прицел и приказал прекратить работу, убрав руки от аппаратуры. Шепард медленно повиновался, пока рамки точки расходились, растягивая вширь

Врата. А затем сделал шаг и исчез навсегда.

Проверка выявила в корпусах от измерительных приборов более двадцати килограмм тротила.

Восьмой этаж. Девятый. Десятый. Вот и вершина Башни Феникса. Двадцать лестничных пролетов и никакой отдышки – я так часто поднимаюсь на крышу, что эта нагрузкауже давно стала незаметной. Вид, который открывается отсюда, стоит восхождения. А та радость, которую он доставляет сердцу и вовсе бесценна, но это часть платы за все наши труды на протяжении последних двух с небольшим десятилетий. Дышать вольным ветром, наблюдать как с каждым месяцем город растет, крепнет и хорошеет, ощущать как прямо на глазах увеличиваются наши силы… Не знаю, что может сравниться с этим удовольствием.

На крыше всегда людно. Кто-то назначает здесь встречи, кто-то приходит в свободное время посидеть с книжкой или, как я, безо всякого повода приходит просто насладиться зрелищем. На севере и на востоке из-за городской стены торчат желтые стрелы кранов, они то и дело шевелятся, перемещаются, выдвигаются и втягиваются, выполняя свою работу. Пространства внутри нашей девятикилометровой стены уже не хватает и вскоре ее придется переносить и удлинять – благо, сделать это не так уж и трудно.

На другом берегу реки уже заканчивали расчистку новой строительной площадки и начинали свозить тяжелую технику. Совсем скоро там у нас появится своя небольшая промзона, а потом и она наверняка увеличится до размеров огромного комплекса, накачивающего стальные мышцы восстающего из праха Человечества. Это сравнение вовсе не было таким уж глупым.

Протянувшиеся во все стороны провода восстановленной телефонной связи, соединявшие нас с каждым поселком, были нервами одного большого организма. Раскинувшиеся уже на пределе видимости возделанные поля это наша крепкая плоть. Стоящие ровными рядами солдатские бараки и офицерские корпуса – наши крепкиеруки. Административный квартал с научноисследовательским центром и великолепной Башней Феникса стал мозговым центром. Так день ото дня взрослел и мужал наш прекрасный Солис.

Долгое время Город в названии не нуждался, путать его было не с чем. Имена собственные носили наши многочисленные кормушки, разбросанные по всему Уралу. А вот слово Город всегда произносилось эдак со значением: сразу становилось понятно, что он не чета всем другим поселениям, живым и мертвым. Но чем больше наше общество, начинавшееся с объединения нескольких отрядов численностью в сотню человек, развивалось, тем сильнее нам не хватало всего полагающегося полноценному государству: названия и герба.

Когда на одном из заседаний – юбилейном, посвященном подписанию указа об учреждении клановой системы -поднялся вопрос о том, чтобы дать Городу название, выяснилось, что едва ли не каждый из генералов уже много раз думал об этом и даже имеет свои готовые варианты. Все предложения тут же были составлены в единый список, поверхностно обсуждены и выведены на голосование. И так случилось небольшое историческое событие – столь затяжного, изобилующего спорами и выкриками обсуждения у нас не было ранее никогда.

Основной список был достаточно быстро пройден, и ни одно из предложенных названий не было признано подходящим. Зато мы определились с основными требованиями.

Во первых, имя города не должно было совпадать ни с одним названием населенного пункта прошлых времен, так как оно должно было подчеркнуть начало и расцвет новой жизни нового мира по новым правилам.

Во вторых, оно обязательно должно подчеркивать «перерождение и неотвратимое восхождение человечества», как заявил ударившийся в прозу Влодек. От его пафосной формулировки все покривились, но против самой мысли никто возражать не стал.

В третьих, это название должно звучать абсолютно одинаково на всех языках, ни в одном из них не имея дурных значений. Таким образом подчеркивалось, что представители всех народов изо всех уголков земного шара, в исследовании которого мы всецело полагались на систему телепортации, могут рассчитывать на достойное отношение с нашей стороны.

Абсурд? Может быть. Но многодневный мозговой штурм способен творить чудеса с человеческими умами. Выжатое, как мочалка, сознание начинает мыслить на совершенно другом уровне – и ты весь превращаешься в один сплошной холодный мозг, не имеющий ни симпатий, ни отвращения. Нарешения, принятые в таком состоянии, можно полагаться.

В итоге, круг поисков понемногу сомкнулся налатыни, торжественное звучание которой приходилось по вкусу абсолютно всем. Кто-то вспомнил популярный вариант из первого списка

«Надежда», и тут же закипела работа по удачному переводу его на язык древних римлян.

Получалось плохо: в латыни это слово имело два перевода – неблагозвучное «спесь» и невразумительное «фидуция». Мы продолжали экспериментировать с подбором синонимов, когда

Томми, до того момента сидевший молча, негромко хлопнул рукой по столу и произнес короткую речь:

«Любезные судари. Я хочу, чтобы вы раз и навсегда забыли о надежде. Нигде и никогда, ни в одном названии это слово встречаться не должно. Надежда делает человека слабым и безответственным. Нам же следует прежде всего держаться за веру и знание. Мы должны хорошо знать свои возможности и хранить непоколебимую веру в свои силы. Это приведет нас к победе. А

надежда нужна лишь тому, кто не знает или не верит -полагаясь на чудо, что произойдет само по себе… Таким не место в армии, а тем более в штабе».

Так мы отошли от предложенного варианта и начали искать в другом направлении.

Унижаться до того, чтобы тут же начать искать в латинском словаре Веру и Знание не стал никто.

Мы решили найти понятие, каким-либо образом объединявшее смысл этих слов и после не такого уж долгого обсуждения сошлись наслове Солис, обозначавшем восход Солнца, и одновременно его сияние, и жар его лучей. Заключенная в нем идея неизбежности наступления света, тепла и счастья пришлась по нраву почти всем. Возражали только Ерш и Велес – из-за якобы дурацкого для русского уха звучания. Большинством голосов наш прекрасный город получил своё имя.