В ожидании Айвенго - Наталья Миронова

– А провенанс?[35] – с сомнением спросила Вера.

– А вот как раз на провенансе Кристи и погорел с «Одалиской». Провенанс не вызывал сомнений. Но Кустодиева всегда подделывали, и в 20-х годах, и в 30-х. Я уверена: продавец добросовестно заблуждался, думал, что у него подлинник. Но его или того, у кого он покупал, тоже когда-то надули, только и всего. А вот Ге никто не подделывал, за границей он успеха не имел, его только теперь начали ценить. Да, эта картина взялась неизвестно откуда, ее нашли на каком-то развале, она валялась на земле, по ней ногами ходили, но, Вера, я читала экспертизу. Экспертиза проделана виртуозно. Есть анализ по углероду, датировка точная. Есть холст, грунт, рисунок, красочный слой, – Этери перечислила все, о чем только что говорила с типом из Третьяковки. – Плюс искусствоведческая экспертиза. У меня нет сомнений, что это Ге. Нет, если вы не хотите покупать, я не настаиваю, но тут возник один субъект, говорит, что из Третьяковки, хотя я лично никогда его там не видела, и начал скандалить, что это не подлинник. Цену сбивал. Он мне потом так и сказал, битым словом, что добьется снятия с торгов и купит по дешевке, чтоб я ему не мешала.

– А так бывает? – удивилась Вера.

– Можешь не сомневаться. Покупает для какого-нибудь толстосума, а тот потом государству скинет от щедрот своих в обмен на акции чего-нибудь сугубо нефтяного или алюминиевого. Или перепродаст, но уже по другой цене. Мне просто обидно за того чувака, ну, эксперта. Я его хорошо знаю, это классный эксперт, Леннокс-Дэйрбридж из Королевской академии. Что-нибудь да значит.

– Я поговорю с Альтшулером, – пообещала Вера. – Тебе стоит самой с ним поговорить. Изложи все, что мне сказала.

– Ой, лучше бы ты сама! Я твоего Альтшулера на дух не переношу.

– Но почему? Что он тебе сделал?

– Мне – ничего. Бросил жену с детьми и завел себе трофейную куклу.

– Этери, – принялась убеждать Вера, – Альтшулер очень хороший человек, ты о нем ничего не знаешь. Никого он не бросал, жена сама от него ушла. Ей не нравилось, что он так много работает. Но они мирно расстались, и жена с ним до сих пор в хороших отношениях. А трофейная кукла – милая добрая девочка. Ну глупенькая, но не всем же быть умными! Мы с ней дружим, она никому зла не делала, знаешь, как маленькая княгиня у Толстого. И его она очень любит. Так что зря ты так.

– Ладно, уговорила. Но все-таки лучше бы ты сама.

– Попробую. А как там все остальное?

– Фонвизина я обязательно куплю, если даешь карт-бланш. Чехонина тоже. Есть Борис Григорьев, ну, это ты знаешь, и есть прекрасный Целков, но дорого просят. Фонвизин идет одним лотом, – добавила Этери.

– Купи Целкова, – распорядилась Вера, – а Григорьева… посмотрим, как пойдет дело с Ге.

– Я боюсь, что Григорьев будет торговаться в последний день, когда уже денег ни у кого не останется.

– Давай не будем загадывать, – предложила Вера. – Как пойдет, так и пойдет. Я звоню шефу.

– Давай. Я на связи, если что.

Этери дала отбой, повернулась и увидела в мраморном холле высокого худощавого мужчину. Он стоял примерно в трех шагах от нее и улыбался… улыбался прямо ей. Он ей сразу понравился. Мгновенно. Не красавец, но славное, симпатичное лицо диккенсовского благородного чудака.

– Спасибо вам от того чувака. Простите, я невольно подслушал ваш разговор… – Он сделал всего шаг, один длинноногий шаг, и оказался рядом с ней. – Но я не смог уйти. Вы так лестно обо мне отзывались… Большое вам спасибо. К тому же вы отрезали мне путь к отступлению.

Этери спохватилась, что стоит в дверях и загораживает проход. Она шагнула внутрь, а он попятился, давая дорогу. До нее не сразу дошло, что он говорит по-русски. Она устремила взгляд на бейджик, свисающий с лацкана твидового пиджака с замшевыми заплатками на локтях. На бейджике значилось: I. C. Lennox-Darebridge, R. A.A. expert [36].

– Это вы? – ахнула Этери. – Простите, я не знала…

– Да за что ж прощать-то? Было чертовски приятно слушать, как вы меня хвалите. Прямо в краску вогнали.

Этери протянула ему руку.

– Меня зовут Этери Элиава. Я представляю российский банк «Атлант».

Он охотно пожал ей руку.

– Ну а меня вы уже знаете. Айвен Сирил Леннокс-Дэйрбридж. Просто Леннокс, Дэйрбридж – слишком длинно.

– Айвен Сирил? – переспросила Этери. – То есть Иван Кирилл?

– Друзья зовут меня Айси.

У него была подкупающая улыбка.

– Айси в смысле «icy»? Ледяной?

Он заговорщически подмигнул ей.

– Айси можно расшифровать как «I see» – «Я вижу». А на сленге «icy» значит «клевый».

– I see, – сказала Этери, и они оба засмеялись. Ей уже казалось, что она век с ним знакома. – А откуда вы так хорошо русский знаете?

– У меня русские корни.

– Это я догадалась по именам.

– На самом деле у меня и грузинские корни есть. Вы ведь грузинка?

– Чистокровная, но московского разлива.

«Да, ты чистокровная, – подумал Леннокс. – Это видно».

Он смотрел на нее и видел то, что мало кто, кроме него, мог оценить. Он видел точеную, хорошо посаженную головку на длинной «лебединой» шее. Атласного отлива волосы, не иссиня-черные, а просто черные, как южная ночь, сияющая и знойная. Узкое лицо с заостренным подбородком, «кинжальное лицо», как он определил для себя. Угловатые тонкие плечи по-балетному опущены, спина выпрямлена. На редкость маленькие при ее высоком росте руки и ноги. Словом, он видел признаки породы.

– Не пообедать ли нам вместе? – спросил он вслух. – Простите, может, у вас тут еще дела?

– Нет, я уже все видела. А слышала даже больше, чем хотела.

– О, так пойдемте. У меня машина.

– В центре Лондона? – удивилась Этери. – А на парковке не разоритесь?

– У меня электромобиль. Их пускают бесплатно.

Заинтригованная Этери вышла вместе с ним на улицу и, оглянувшись, заметила, что он украдкой наблюдает за ней. Его подвижное лицо тотчас же приняло комически виноватое выражение, но он не отвел глаз.

– Я тоже умею смотреть, – с вызовом бросила Этери.

– Во мне ничего интересного нет.

– А вот уж это мне виднее, I see.

Леннокс улыбнулся игре слов. На вид он был типичным англичанином: долговязый, тощий, как щепка, со светлыми, чуть рыжеватыми волосами, кроткими голубыми глазами, впалыми щеками и длинной лошадиной челюстью. Этери поверить не могла, что у него есть грузинские корни.

Они завернули за угол здания, в то, что в Лондоне до сих пор называли «мьюз» – конюшенный ряд, и Леннокс подвел Этери к ярко-желтой машинке, разве что самую малость побольше той, что она подарила Сандрику.

– О, тут нужен предел человеческой ловкости.

– Все не так страшно. Джереми Кларксон[37] на пару дюймов выше меня, но он ухитрился, хоть и со второй попытки, залезть в «Пил-Пи-50». А «Пил-Пи-50» считается самой маленькой машиной в мире. Вы смотрите «Топ Гир»?