Эволюция военного искусства (Том 1) - Александр Свечин

Поражения французской армии XVIII века - это болезненные явления роста; каркас старых государственных и военных форм не соответствовал могучему потоку новой жизни; чудо революции - рождение богатырской армии - объясняется жестоким потрясением, разорвавшим дряхлую, обветшалую оболочку и открывшим простор для отчасти имевшейся уже налицо, мощи.

Переход армии на сторону революции. Французская армия, комплектованная городской беднотой, с разрушенным в ней авторитетом, сразу стала на сторону революции и тем определила ее дальнейшее развитие. Попытки толкнуть французского солдата на путь контрреволюции, предпринятые талантливыми и энергичными генералами - Булье, Лафайетом и Дюмурье - остались безуспешными. Когда в 1793 г. на границах гремели пушки, а из 84 департаментов Франции 60 департаментов подняли восстание против якобинской диктатуры, исход тяжелой гражданской войны в пользу революции опять-таки был решен тем, что армия осталась верна новому строю; и когда в стране революционный энтузиазм уже значительно остыл, армия явилась в эпоху Директории оплотом республики и завоеваний революции в стране с преобладавшим контрреволюционным настроением.

Несмотря на огромную идейную подготовку, начала революции ознаменовалось острым процессом разложения в армии. Сигнал дал штурм Бастилии, произведенный парижским населением, совместно с распропагандированными солдатами французской гвардии. В провинции началось расхищение денежных ящиков, распродажа обмундирования и оружия, организованная и прикрытая вооруженной силой контрабанда спирта и избиение офицеров, пытавшихся поддержать какой-либо внешний порядок. В Нанси вспыхнул открытый бунт трех полков; мобилизовав все контрреволюционные военные силы, генерал Булье сумел подавить его; это затормозило начавшийся процесс, но не надолго. Положение в армии осложнилось ярко-классовой позицией, которую занял офицерский дворянский корпус. Падение королевского авторитета перед революцией вызвало возрождение оппозиции в рядах феодалов; перед революцией масса французских офицеров была на стороне просветительных идеи XVIII века; но революционная действительность, погромы дворянских имений, атака классовых привилегий дворянства, враждебное отношение солдат к офицеру-дворянину быстро заставили облететь с офицеров налет либерализма и бросили их в объятия контрреволюции. Положение офицера-дворянина в армии стало нестерпимым, и началась массовая эмиграция - из 9 тысяч офицеров эмигрировало 6 тысяч. В мемуарах оставшихся и сделавших при революции карьеру офицеров - Мармона, Дюрока, Домартэна - подчеркивается, что ни с какими убеждениями оставаться во Франции в эту эпоху офицеру не приходилось, и если они остались, то только по случайности судьбы и личных дел.

Тот размах, то углубление, которое приняла революция внутри и вне пределов Франции, были вызваны внешней войной, интервенцией, которую накликали эмигранты Без интервенции, без эмигрантской угрозы, умеренное направление, вероятно, взяло бы верх. Среди огромного развития явлений разложения, преимущественно в полках, комплектованных иностранцами, в которых до революции поддерживалась более строгая дисциплина, обращает на себя внимание достойное и сознательное поведение многих французских солдат.

Положение в армии сразу приковало внимание Национального Собрания к военному законодательству. Принцип воинской повинности, как учреждения деспотического, посягающего на свободу гражданина, был отвергнут. Руководясь нежизненными идеями Монтескье о разделении властей, Собрание сохранило подчинение армии королю, как главе исполнительной власти;, были введены известные ограничения - в районе, очерченном радиусом в 60 километр, вокруг Законодательного Собрания, король мог располагать только 1800 солдатами гвардии; часть офицеров назначалась помимо короля; иностранные полки, к которым сторонники революции относились с недоверием, должны были быть распущены.

Одновременно была сформирована вооруженная сила, независимая от королевской власти - национальная гвардия. Это была милиция, в которую зачислялись все граждане, пользующиеся избирательным правом, под командой лиц, назначаемых городскими самоуправлениями. Национальная гвардия была сформирована сначала в Париже, затем в других городах.

Национальные гвардейцы почти не являлись на занятия и если играли известную роль в политической борьбе внутри страны, те не принимали непосредственного участия в отражении нависшей над Францией угрозы внешнего врага.

Вальми. Внешняя война, начатая министерством жирондистов с целью аннексии Бельгии, война, от которой ожидали усиления умеренных партий, дала неожиданные результаты. Вторжение французской армии на бельгийскую территорию, для защиты которой австрийских войск почти не было, окончилось плачевно: в разложившихся французских полках, при встрече с одиночными неприятельскими эскадронами и даже при одном слухе о появлении неприятеля поднималась паника, и войска бежал и. обвиняя начальников в измене и бросая пушки и обоз.

Через три месяца началось вторжение сосредоточившихся против Франции австрийских и прусских войск. Австрия и Пруссия не были способны к энергичному нападению на Францию: в это время на востоке шел дележ Польши между Пруссией, Австрией и Россией, и из-за Кракова и Варшавы могли вспыхнуть в любой момент военные действия между пруссаками и австрийцами; король прусский, получая от Англии субсидии за участие в борьбе против революции, давал своему полководцу указания - армией не рисковать и не трепать ее, так как она, может быть, скоро понадобится для защиты прусских интересов против Австрии.

Численность войск, назначенных для вторжения во Францию под командой герцога Брауншвейгского, - 40 тыс. австрийцев, 82 тыс. пруссаков - была, значительно меньше, чем численность армий, которые выставляла коалиция против Франции Людовика XIV. Вторжение организовывалось в расчете на поддержку широких кругов населения французских провинций, которое, по уверению эмигрантов, обрадуется случаю свергнуть диктатуру революционного Парижа. Герцог Брауншвейгский опубликовал написанный эмигрантом манифест, переполненный обидными для французских патриотов выражениями и содержавший угрозу смертной казни для всех лиц, находящихся на службе революционной Франции. Французов, как бы нарочно, предварительно раздражали, чтобы они лучше дрались.

Предполагавшаяся военная прогулка союзников в Париж скоро привела к крупным разочарованиям. Крепости Лонгви и Верден были взяты пруссаками, но этот удар вызвал в революционной Франции взрыв энергии. Другие крепости упорно сопротивлялись и оттянули на себя часть наступавших сил. Население не только не приветствовало пруссаков, как избавителей, но его поведение заставляло серьезно озаботиться обеспечением тыла и сообщений. Под Вальми, 20 сентября 1792 года, ослабленная до 46 тыс. армия пруссаков встретилась с 60 тыс. армией Дюмурье. Пруссаки, обойдя Дюмурье с севера, вышли на его сообщения с Париж ем; бой должен был получить характер сражения с перевернутым фронтом, так как маневр пруссаков не побудил Дюмурье начать отступление. Началась канонада; французская артиллерия энергично отвечала; у Дюмурье не было пехоты, способной перейти в атаку, ему с трудом удавалось удерживать на поле сражения свои недисциплинированные части. А у прусского полководца, неожиданно наткнувшегося на отпор, открылись глаза на самообман эмигрантов; военная прогулка в Париж была немыслима, предстояла трудная, упорная борьба, к которой союзники еще не подготовили всех средств, победа над французами при Вальми ничего не могла решить, а между тем поражение повело бы к гибели прусской армии. Вследствие этих соображений, завязавшийся бой был прерван пруссаками, и начался отход их из пределов Франции. Канонада при Вальми стоила обоим противникам только по 200 убитых и раненых; но, по выражению сопровождавшего прусскую армию Гете, в этот день и на этом месте началась новая эра всемирной истории.

Однако, если неудача вторжения союзников в 1792 г. объясняется, прежде всего, политическими мотивами и враждебным отношением населения пограничных областей к иностранной интервенции, то в чисто военном отношении оно было отражено не рожденными революцией силами, а остатками старого военного строя Франции - крепостями, артиллерией, сохранившими какую-либо степень пригодности полуразложенными полками королевской армии. Правда, в это время существовали уже около года революционные волонтерные батальоны - 100 тыс. добровольцев, собранных в конце 1791 года и охваченных наибольшим энтузиазмом по сравнению с последующими принудительными наборами. Тем не менее, не имея никаких кадров, никакой дисциплины, не будучи обстреляны, эти революционные формирования в начале войны не играли существенной роли на полях сражений. В общем, в 1792 году слабому наступлению отвечала равно слабая оборона.