История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 - Джованни Казанова

Несколько дней спустя после маленького ужина в Воксхолле, я увидел у себя Гудара, который начал с того, что поздравил меня с разумным решением не ходить больше к Ауспуржерам.

— Потому что, — сказал он мне, — продолжая туда ходить, вы все более будете влюбляться в юную девушку, и она доведет вас до нищеты.

— Вы считаете меня совершенным глупцом. Если я найду ее любезной, она найдет меня благодарным, но не за пределами моих возможностей, а если я найду ее жестокой, я буду продолжать делать то, что я делаю каждый день, так что она никогда не сможет меня, как вы говорите, довести до нищеты.

— Вы, стало быть, твердо решили больше ее не видеть?

— Да, твердо.

— Вы, значит, не влюблены?

— Я был влюблен, но я знаю средство излечиться. В течение нескольких дней я ее совсем забуду. Я уже совсем не думал о ней, когда дьявол захотел, чтобы я встретил вас в Воксхолле.

— Вот видите? Будьте уверены, что верное средство излечиться от несчастной любви, это не бегство от объекта соблазнения, потому что когда живут в одной стране, слишком легко повстречаться с этим объектом в любом месте.

— Каково же другое средство?

— Это насладиться им. Возможно, Шарпийон вас не любит; но вы богаты, а у нее ничего нет. Вы получите ее за некоторую сумму, и вы излечитесь способом гораздо более приятным, когда убедитесь, что она недостойна вашего постоянства, потому что узнаете, что она такое.

— Я охотно бы прибег к этому средству, если бы не раскрыл ясно ее замысел.

— Вы развеяли бы его как дым с помощью доброго соглашения. Вы никогда не должны платить вперед. Я все знаю.

— Что вы можете знать?

— Я знаю, что она стоит вам сотню гиней, а вы не получили от нее даже единственного поцелуя. За эту цену вы могли бы получить от нее койку. Она пытается вас заполучить.

— Она ошибается. Я подарил эту сумму ее тетушке, которая, как она мне говорила, основываясь на ней, построит свое процветание.

— Да, изготовив эликсир жизни; но согласитесь, что без своей племянницы она бы ее не получила.

— Согласен; но скажите мне, прошу вас, что побудило вас сегодня прийти сделать мне это предложение, вас, который из ее клики?

— То, что ведет меня, я вам клянусь, — это только чувство дружбы к вам, а на то, что вы мне говорите, будто я из ее клики, хочу вывести вас из заблуждения, рассказав об авантюре, которая познакомила меня с этой девицей, ее матерью, ее бабушкой и ее двумя тетками.

«Шесть месяцев назад, — продолжил он свой рассказ, — находясь в Воксхолле, я увидел посла Венеции прокуратора Морозини, прогуливающегося в одиночестве. Он только что приехал, чтобы поздравить короля, при его восхождении на трон, от имени своей республики. Видя, как этот сеньор очарованно разглядывает лондонских красоток, прогуливающихся туда и сюда, мне пришла в голову мысль попробовать сказать ему, что все эти красотки в его распоряжении, и что ему стоит только бросить свой платок той, которую ему вздумается выбрать. Это предложение вызвало у него смех и, продолжая прогулку со мной, причем я заверил его, что не шучу, он спросил, показывая на девицу, может ли он получить вот эту. Не зная ее, я сказал ему продолжать свою прогулку, и что я подойду к нему вскоре с ответом. Не теряя времени, и будучи уверен, по походке, что я не сделаю мое предложение весталке, я подхожу к девице и даме, что вместе с нею, и говорю, что посол в нее влюблен, и что я ее к нему отведу, если она склонна поощрить эту зарождающуюся страсть. Тетя говорит мне, что сеньор такого ранга может только оказать честь ее дому, если выразит желание познакомиться с ее племянницей. Они говорят мне свое имя и адрес, и дело сделано. Я их покидаю и, перед тем, как идти присоединиться к послу, встречаюсь с большим знатоком, у которого спрашиваю, кто эта демуазель Шарпийон, живущая на Данмарк стрит в Сохо».

— Значит, это была Шарпийон?

— Да, она самая. Он мне говорит, что это одна швейцарка, которая еще не на панели, но непременно в скором времени там очутится, поскольку небогата и имеет многочисленную семью, всю состоящую из женщин.

Я тут же снова подхожу к венецианцу и, сказав, что его дело сделано, прошу назначить час, чтобы представить его красотке завтра, известив, что там есть мать и тетки, и она будет не одна. Это его не смущает; он даже рад, что она не публичная женщина. Он назначает мне час, чтобы я сопроводил его в фиакре, инкогнито, и я его оставляю. Известив девицу и тетку о часе и дав им понять, что следует сделать вид, что персона им незнакома, я иду к себе. Назавтра я представляю его им и, проведя прилично час и болтая в обществе девицы и ее тети, не делая им никаких предложений, мы уходим. Дорогой посол мне говорит, что хочет получить ее на условиях, которые мне изложит завтра в своей резиденции письменно и никак не иначе.

«Условия состояли в том, что мадемуазель идет жить в маленький меблированный дом, который ей не будет ничего стоить, и где она не будет ни с кем встречаться. Его превосходительство будет давать ей пятьдесят гиней в месяц и будет оплачивать ужины всякий раз, когда ему придет желание прийти с ней спать. Он поручил мне найти дом, если они согласятся с контрактом, который мать дочери должна подписать, и сделать это быстро. В три дня я все сделал и обо всем договорился, потребовав, однако, от матери расписку, что она дает мне свою дочь на одну ночь после отъезда посла, который, как было известно, останется в Лондоне лишь на год».

Здесь Гудар достает из кармана записку, которую я читаю и перечитываю, больше с удивлением, чем с удовольствием. Затем он продолжает так:

— В конце года посол уехал, и девица осталась свободна. Она имела милорда Балтимора, милорда Гросвенора, португальского министра Саа и нескольких других, но никого официально. Я настаивал у матери, чтобы та дала мне ночь, как она мне письменно обещала, но она издевалась надо мной, и дочь, которой я не нравился, рассмеялась мне в лицо. Я не мог заставить ее арестовать, так как она не совершеннолетняя, но я вскоре арестую мать, и Лондон посмеется. Вы знаете теперь, почему я все время у нее, но вы ошибаетесь, если полагаете, что я в сговоре с ними. Могу, однако, вас заверить, что они думают о средствах вас снова поймать, и что они преуспеют, если вы не поостережетесь.

— Скажите матери, что у меня есть для нее еще сотня гиней, если она сможет дать мне возможность провести ночь с ее дочерью.

— Серьезно?

— Серьезно, но я заплачу только постфактум.

— Это верное средство не быть обманутым. Я берусь за это с удовольствием.

Я удержал этого наглого мошенника обедать с собой. Это был человек, который в той жизни, что я вел в Лондоне, мог мне быть полезен. Он знал все и рассказал мне множество галантных историй, которые я выслушал с большим удовольствием, он был, впрочем, автором нескольких трудов, которые, хотя и дурные, давали достаточное свидетельство его ума. Он описывал похождения китайского шпиона, составляя пять или шесть писем в день, в кафе, где он оказывался по случаю. Я позабавился с ним, написав несколько сцен, которые пришлись ему весьма по вкусу. Читатель увидит, в каком состоянии я увидел его несколько лет спустя в Неаполе.