Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы переходили с места на место. Сотни людей, больших и маленьких, занимались устройством своего быта. Они пребывали в состоянии радостного смятения и легкой растерянности. Воспитатели были бессильны заставить своих воспитанников лечь спать. Кажется, это называется коллективным непослушанием. Но что не могли сделать наставники, сделала зыбь. Она раскачивала судно. Вверх-вниз, вверх-вниз… И сон все-таки сморил малышей. Будто волшебник взмахнул своей палочкой, и они застыли в самых различных местах и позах.
Я и Дейбнер были в числе тех, кто так и не уснул в эту ночь. Мы стали помогать воспитателям. Брали детей на руки и, прижав к себе, спускались по лестнице в трюм, чтобы там уложить их в койку-люльку.
Теперь, когда на палубе не осталось ни одного мальчика и девочки, наступила тишина. Уснул и Владивосток. Береговые огни перемигивались с огнями судов, стоящих на рейде. Матросы приняли с баржи последние стропы с бочками и стали приводить грузовые стрелы в походное состояние.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕРВЫЕ МИЛИ
Из судового журнала Р. Аллена.
С полудня 13 июля до полудня 14 июля:
Пройдено — 255 миль.
Расход воды — 70 тонн.
Расход угля — 75 тонн.
Сообщений о морской болезни нет.
Ничего удивительного, что никого не укачало. Море гладкое, никакого ветра. Легкий туман, сквозь который пробивается солнце. А это предвестие хорошей погоды и на завтра.
Никто не страдал от морской болезни, зато всех качало от усталости. Накануне был трудный день. И Райли распорядился — спать, спать, спать!.. Пусть дети отдыхают как угодно долго. И взрослые — тоже.
Но сам он был ранней птицей. Как и капитан Каяхара. И они столкнулись во время обхода судна.
— Что вы скажете, если я вас приглашу на чашку кофе? — спросил капитан.
— Мне кажется, я уже чувствую его аромат.
Вчера они встретились во время подъема американского флага. Но не обмолвились ни словом. Звездно-полосатый флаг был поднят на самую высокую точку судна — грот-мачту. Было много гостей — чешский генерал и другие офицеры. Были представители местного правительства и священник. Были женщины, представлявшие благотворительные организации. Произносились речи, пожимались руки, детей гладили по головке. Число посетителей пришлось ограничить.
Но куда больше людей было на берегу. Они хотели попасть на пароход совсем с другой целью. Некоторые садились в лодки и, приблизившись к судну, в одной руке держали швартов, а в другой — деньги. Но безуспешно. Матросы имели строгий приказ. Мольбы и уговоры тех, кто хотел покинуть Россию, сменялись проклятиями.
Шумный и трудный день. Последний день накануне отхода. Каждый был занят своим делом. И все же Каяхара нашел Аллена, чтобы спросить:
— Во втором трюме лает собака. Как это понять?
Райли вспомнил. Недавно на пароход поднялся с собакой Федя Кузовков. И был, конечно, остановлен воспитателем.
— Животных нельзя брать с собой!
— Позовите мистера Аллена, — потребовал Федя.
— Мистер Аллен, — сказал мальчик, — вы нам рассказывали, что Ной взял на свой ковчег тысячи животных. Даже тараканов. И сделал это по велению Бога.
— Как зовут твою собаку?
— Кузовок.
— Пойми, на судне всем распоряжается капитан.
— Ему понравится Кузовок. Он очень добрый и умный. Я его научил делать разные фокусы.
— Ладно, проходи со своим Кузовком. Но последнее слово не за мной.
— Объясните мальчику, — сказал Каяхара, — что будут проблемы. Санитарная инспекция неумолима. Возможно, собака больная. Ее не пустят на берег. Я вынужден отказать.
— Видели бы вы, как они неразлучны, как привязаны друг к другу…
— И все же есть правила и законы, — повторил капитан.
Аллен решил прибегнуть к последнему аргументу:
— Помните, вы просили познакомить вас с мальчиком, который сказал крылатую фразу?
— Это какую же?
— Деньги — американские, судно — японское, а товар — русский.
Каяхара рассмеялся:
— Автор такого блестящего афоризма заслуживает какой угодно награды. Так и быть… Давайте сообща возьмем покровительство над этим мальчиком и его четвероногим другом.
— Ну что же, капитан. В таком случае и вас ждет награда.
— Интересно, какая?
— Сейчас узнаете.
Аллен пригласил бухгалтера Кларенса Роуленда, совмещавшего и должность кассира.
— Капитан, — сказал Роуленд, — распишитесь в ведомости о получении денег. Мы решили выдать команде зарплату за месяц вперед. Здесь положенные вам лично шесть тысяч сто сорок иен.
— Но это куда больше, чем оговорено нашим соглашением.
— Вы заслужили двойное вознаграждение, господин Каяхара. Мы знаем, сколько стараний вы положили, чтобы подготовить «Йоми Мару» к приему пассажиров, — сказал Роуленд.
— Могу ответить только одно: я сделаю все возможное, чтобы наше совместное путешествие было спокойным и безопасным.
— Капитан, есть ли у вас замечания или просьбы? — спросил Аллен.
— Да, есть. В ведомости я вижу имена и других членов экипажа. Будет лучше, если они получат свои деньги не сегодня, а после выхода в море. Конечно, это не касается первого офицера и других моих помощников.
— Почему вы считаете это необходимым?
— Сомневаюсь, что мои матросы и кочегары сумеют распорядиться своим заработком наилучшим образом. Есть и другая причина. Получив деньги вперед, кто-то не захочет вернуться на пароход. С кем я тогда выйду в море?
— Теперь понимаю, что вас беспокоит. Мне казалось, японские моряки куда благоразумнее наших, американских.
— Моряк — самая интернациональная профессия, — ответил Каяхара. — Есть немало судовых экипажей, где люди разных стран работают рядом. Они учатся друг у друга хорошему и плохому. Американцы пьют саке, а японцы любят виски. Но последствия одинаковы.
Райли Аллен вспомнил свою встречу с другим моряком — Робинсом. Выходит, у всех моряков одинаковые заботы и тревоги.
* * *14 июля 1920 г. Порт Муроран.
Прошу подготовить для парохода «Йоми Мару»следующие продукты:
Свежей рыбы — 6850 кг.
Говядины — 1270 кг.
Моркови — 5500 кг.
Японской редьки — 1100 кг.
Из радиограммы Б. Бремхолла.
Дети никогда не были так счастливы, как на борту парохода «Йоми Мару», увозящего их домой. А тут привалила новая радость. Они побывают в Японии.
Петя Александров вспомнил красивые коробки из-под китайского и японского чая, которые собирал, как и другие мальчишки Гатчины. Он радовался, когда мама посылала его в бакалейную лавку. Значит, коллекция пополнится. На глянцевых коробках были нарисованы пагоды, рикши, женщины в кимоно и с высокой прической. Коробки еще долго хранили терпкий аромат заморской страны. Он и не мечтал встретить все это наяву. Но, проезжая Манчжурию, они видели китайцев. А завтра-послезавтра увидят настоящих японцев. Почему-то Петя не считал вполне настоящими японцами тех, которые встречались ему на улицах Владивостока, острове Русском и здесь, на пароходе.
…Аллену принесли несколько радиограмм. Одна из них прибыла из Токио. От Рудольфа Тойслера. Он поздравил колонию с началом рейса и просил денежного отчета о стоимости ремонта и фрахта. Райли не любил возни со сметой и, если была возможность, перепоручал финансовые дела Бремхоллу. Вот почему он решительно отложил эту радиограмму в сторону.
Второе сообщение пришло из Мурорана. Местные школы, мужская и женская, приглашают русских детей послушать японские песни. «Почему бы нам не выступить с ответным концертом? — подумал Райли. — Надо поговорить с миссис Цорн».
Среди колонистов Цорн получила прозвище Наседка. За чрезмерную опеку над девочками своей группы. Но сама она считала, что любовь к детям не бывает чрезмерной. Возможно, поэтому воспитатели избрали ее председателем своего совета.
— Елизавета Андреевна, — Райли иногда любил обращаться к русским воспитателям по имени-отчеству. — Прочтите, пожалуйста.
Цорн достала из сумочки очки и углубилась в содержание радиограммы.
— Но какое это имеет отношение ко мне?
— Наши дети должны показать себя. А вы председатель совета.
— Согласна с вами. У нас и в самом деле прекрасный хор. И музыканты хоть куда. И танцуют девушки превосходно. Но давайте поручим кому-нибудь другому. Я слишком стара, чтобы заниматься этим.
— Тогда кому же?
— Я к вам пришлю самую молодую воспитательницу, Марию Леонову. Из группы приюток. Она все организует.
Услышав это имя, Райли на какое-то время потерял дар речи. Последние два года его окружало много женщин. Молоденькие медсестры, прибывшие во Владивосток из различных американских штатов… У двери его кабинета всегда стоят просительницы, готовые на что угодно, только бы оставить несчастную Россию и устроить свою судьбу на чужом берегу. Почему же ему запала в душу эта тоненькая и светлая девушка? Он, кажется, начал верить в амуров с их стрелами… Что-то пронзило его сердце — остро и надолго. Он искал и вместе с тем избегал встреч с Марией. Райли знал: каждый его шаг и слово на виду. Он не мог себе позволить поставить девушку в двусмысленное положение. У нее младшая сестра. А воспитанницы Марии не намного моложе ее. Волновала его и собственная репутация. И репутация Красного Креста.