Плазмоиды - Сергей Палий

– Я ценю твою заботу о подчиненных, – кивнул Папа, поправив свою шапочку. – И могу гарантировать, что все твои люди будут отправлены в Россию в течение ближайших суток. Не в качестве военных преступников, а в качестве частных лиц, покидающих чужую страну. У них паспорта есть при себе?

– Нет. Только удостоверения ГРУ.

– Ладно, разберемся. Даю слово: через двадцать четыре часа они будут в Москве.

– Мне нужно связаться с командиром. Нашептать пару слов. Мой мобильник можно выбросить – его наверняка слушают. Разрешите воспользоваться вашим?

– Конечно, сын мой. – Папа кивнул служителю в темной мантии, и тот поманил Пимкина к себе.

Тем временем открыли проход, который тянулся такой же узкой кишкой мимо огромных ворот, как и тот, через который друзья попали в самую загадочную, пожалуй, страну – Ватикан.

Волкова больше не делала попыток вытребовать свое оружие.

Папа подошел к ней и сказал:

– Не волнуйтесь, ваши с господином генералом пистолеты я сохраню. Когда все закончится, приезжайте ко мне в гости – заберете. Кстати, у меня есть отличное вино.

– Я не пью. Язва была, – отрезала полковник довольно сухо, не вдаваясь в подробности своих болячек. – Да и нет никакой уверенности, что все это закончится настолько счастливо и благополучно.

– Нет, дочь моя, нет. – Долгов обратил внимание на то, как Папа сутулится, когда ему приходится быть скептичным. Все-таки – профессиональный политик. – Но ведь есть надежда, правда?

– И надежды нет, – задумавшись о чем-то своем, сказала Волкова.

Юрка Егоров озадаченно почесал в затылке, услышав эти слова. Он присел на корточки, подхватил подбежавшую Ветку под мышки и с усилием поднялся, вознося ее над собой. Девчонка взвизгнула и зажмурилась – лучик солнца попал ей в глаза, пробившись сквозь прорезь в верхнем узоре тяжелых ворот.

– И надежды нет, – вздохнув, согласился понтифик. – Вокруг – ее уже и впрямь нет. Она осталась лишь глубоко в сердце, в самом дальнем его уголке. Как-нибудь прислушайся, дочь моя, когда никого не будет рядом, когда вокруг будет тихо и мирно. Ты услышишь. Она там бьется, как кровь в твоих жилках. И ты поймешь, что до сих пор веришь. Я уверен: ты веришь в то, что бывают удачные стечения обстоятельств. Ты веришь в чудесные случайности.

От Максима не ускользнуло, что полковник слегка вздрогнула при этих словах.

– А теперь слушай, госпожа полковник, и слушай внимательно, – жестким и собранным тоном заговорил Папа. – За воротами ждет фургон, который доставит вас в город Бари. Это к юго-востоку, на другом краю полуострова. Трасса скоростная, машин сейчас не должно быть много. Проедете возле Неаполя, затем – через Апеннины. Машина с дипломатическими итальянскими номерами: по идее, останавливать на постах не должны. Водитель – верный лично мне человек. Зовут Роберто. В Бари он доставит вас прямо к трапу лайнера и выдаст на руки билеты, визы и прочие необходимые бумаги, оформленные на ваши фамилии. Оттуда попадете в Тель-Авив. Это все, что я могу для вас сделать, чтобы не привлекать лишнего внимания. Дальше – добирайтесь до Иерусалима, а там и до Вифлеема подать рукой. Вашу легенду про набожных и пугливых паломников тебе повторять не надо.

– Ваше святейшество… Откуда вы узнали про… случайности? – с подозрением спросила Волкова.

Иоанн Павел III плутовато улыбнулся.

– Я все же ставленник Божий.

Максим искоса взглянул на осунувшегося Юрку, который продолжал кружить Ветку на руках.

На миниатюрную красавицу-жену, еле державшуюся на ногах после месяца скитаний.

На вечно деятельных Торика и Герасимова – они о чем-то вполголоса разговаривали.

На хмурого генерала, который теребил в руке очки и отдавал по мобильнику последние приказы командиру своего верного спецназа.

Максим посмотрел на небо. Глубокое, ясное и недоступное…

И что-то шевельнулось в его душе, завибрировало на самом ее донышке – что-то давно не дававшее о себе знать, что-то теплое и светлое. Оно тронуло нервы, заставило сжаться диафрагму. Быть может, это был отсвет той самой надежды, о которой говорил понтифик?

«Как жаль, – подумал Долгов в тот миг, – что манящее лазурной голубизной небо, которое так вольготно раскинулось над головой, чужое. Это неправильно. Нечестно…»

Пимкин закончил разговор и вернул служителю телефон.

– Все готовы? – по-военному резко осведомился он. – Нина, вы разобрались в деталях нашего маршрута?

– Так точно, мой генерал. – Волкова впервые за это утро улыбнулась.

– Что ж… – Пимкин чуть сконфузился. И тут же с излишней бравадой скомандовал: – Тогда вперед – шагом марш. В Палестину, мазуты вы штатские!

Все нестройно потянулись к воротам.

Перед тем, как войти в коридор, ведущий за высокие стены Ватикана, генерал обернулся и посмотрел в глаза Папе.

В старческие, с поволокой, которые когда-то, очень-очень давно, были голубыми.

– Я вот думал-думал и все не мог понять… – проговорил Пимкин, переставая мучить сухими пальцами очки и возвращая их на переносицу. – Скажите, ваше святейшество, а вам-то во всем этом какой толк? Что за резон способствовать кучке авантюристов в сомнительном, так сказать, мероприятии? Только не говорите, что печетесь о всеобщем благе…

– Власть, – просто ответил понтифик. – Плюс – сейчас, как никогда, для рейтинга Ватикана нужно какое-нибудь добротное чудо. Люди, как я уже упоминал, стремительно перестают доверять святой церкви. И если б я считал вас авантюристами, то ноги бы вашей не было в пределах этих стен. Ты удовлетворен ответом, сын мой?

– Вполне.

Папа помолчал, раздумывая. Потом все же сказал, обращаясь к Максиму с Маринкой и троим их друзьям:

– А я вот совсем о другом без конца размышляю. Быть может, вообще эти хозяева зря оставляют в развивающихся мирах привратников? Быть может, мы бы и сами справились? А то эти стражи слишком много самодеятельности проявляют: огонь, добродетель… Что дальше? Что придумаете дать человечеству вы? Власть над воздухом и холодом? Или, может, бессмертие?

Повисла тишина. Разбил ее один из швейцарских гвардейцев, нечаянно лязгнув стволом винтовки о железную дверь.

– Что было бы со всеми нами, не получи мы огонь? – медленно промолвил Герасимов.

– Как что? – Папа наигранно заломил седые брови. – Сидели бы спокойно на пальмах, кокосами друг в друга швырялись. А теперь – разве лучше? Закупорились в бункерах и швыряемся ядерными боеголовками.

– Враки, – безапелляционно заявила Ветка, поставив жирную точку в этом пустом разговоре.

Друзья попрощались с понтификом и двинулись к выходу. Уже когда последний из визитеров скрылся за поворотом пропускного коридора, Иоанн Павел III поднял глаза к сияющему аквамарином небу. Он долго вглядывался в его бескрайнее вогнутое зеркало, заставляя охрану и служителей мерзнуть на холодном ветерке, веющем из Рима.