Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного - Робер Мантран

Орта оюну, менее древнее, чем карагёз, народное развлечение, требует совсем немного времени для подготовки. Это зрелище собирало толпы зрителей в XVI и XVII веках, но ныне совершенно забыто.

Куда более знаменит карагёз (буквально «черный глаз»), получивший широкое распространение во всех средиземноморских провинциях Османской империи{490}. Ошибочно называемый «китайским театром теней», карагёз предполагает манипулирование фигурками из тонкой кожи или из окрашенного пергамена; фигурки сочленены из подвижных частей и имеют отверстие, в которое исполнитель вводит палочку, служащую для приведение фигурки в движение и позволяющую ею манипулировать. Состоящий из свечей источник света позволяет проецировать создаваемые фигурками образы на экран.

Фигурками представлены как персонажи действа, так и элементы декорации — дом, фонтан, сад, судно, мебель и т. д.; даже экран может выполнять функцию декорации, изображая, например, стены и потолок комнаты{491}.

У спектакля карагёз — древняя история, упоминания о нем встречаются еще на заре XV столетия. Быть может, он и в самом деле пришел из Китая через Туркестан? Согласно иной гипотезе, карагёз — это модификация игры теней, которая получила широкое распространение среди арабов в Средние века{492}. Как бы то ни было, этот жанр театрального искусства стал вполне турецким по своей форме и породил персонажей вполне турецких по своему характеру. Среди последних следует выделить два наиболее популярных — Хадживата и особенно Карагёза. Хадживат, подобно Пишекяру в орта оюну, личность серьезная, респектабельная; он уважает традиции и правильную литературную речь. В противоположность ему Карагёз, аналог Кавуклу, — это человек из народа, то есть болтун, распутник, хвастун, но зато — всегда в духе, полон выдумок и фантазий, неисчерпаем по части грубоватых шуток и проделок и в силу всего этого являет собой прямую противоположность по отношению к Хадживату. На противостоянии этих двух антагонистов основывается весь комизм спектакля, а задача хаялы (артиста) в том и состоит, чтобы донести до зрителей комизм этот как можно более выразительно. Решение же ее есть пробный камень его таланта, так как хаялы не только оживляет фигурки, не только говорит «их» голосом, но и комментирует события, развертывающиеся в рамках пьесы. Он должен доказать прежде всего свою способность доводить имитацию до карикатуры, столь ценимой турками, причем делать это с присущим тем же туркам простодушием. Действие пьесы развертывается по обычной, раз заданной канве, зато оно с каждым новым спектаклем импровизируется заново. По ходу пьесы в ее действие вовлекаются как другие персонажи, сравнимые с теми, что играют в орта оюну, так и животные, чудовища, драконы, феи, джинны и т. д. Иными словами, хаялы постепенно оживляет все фигурки, имеющиеся у него. Иногда хаялы пародирует лиц, хорошо известных в том квартале, где ведется представление, и в таком случае оно превращается в сатиру. Но по большей части он довольствуется показом либо фарсов, либо невероятных приключений, изобилующих смешными эпизодами.

Орта оюну и карагёз привлекают особенно много публики по ночам месяца рамадана и во время праздников шекер байрам и курбан байрамы.

Помимо описанных развлечений стамбульцы становятся зрителями представлений и иного характера — представлений, которые следовало бы условно обозначить как «религиозные» и «официальные».

Примером сочетания двух этих родов зрелищ может служить наиболее часто повторяющееся и, пожалуй, наиболее красочное из них — кортеж султана, отправляющегося на еженедельную пятничную молитву. В этот день султан выходит из дворца в окружении всех своих служителей и стражи и торжественно направляется либо в мечеть Святой Софии, либо, если шествие развертывается в XVII веке, в мечеть султана Ахмета. Зрелище на всякого, кто оказывается его свидетелем, производит настолько яркое впечатление, что не было, кажется, ни одного иностранного очевидца, который удержался бы от его описания. Вот как его описывает Пьетро делла Валле:

«Вчера, поскольку это была пятница, я был свидетелем того, как Великий Господин направляется в мечеть Святой Софии с большой торжественностью, сопровождаемый большим и блестящим эскортом, как это обычно и бывает в подобных случаях… Главные придворные сановники ехали верхом впереди него, причем строго соблюдался порядок их чинов: чем ближе всадник к султану — тем выше его положение при дворе и тем больше его заслуги перед государем. Позади султана, тоже на лошадях, ехало несколько самых любимых им пажей, которые прислуживают ему во внутренних покоях дворца. То, что это именно пажи, было видно по тому, что они без бород и выбриты, а также по их прекрасным ливреям. По обе стороны от кортежа маршировали солдаты, одетые по-разному: одни из них походили на оруженосцев, другие — на гвардейцев, вооруженных луками и стрелами. Были там, наконец, и курьеры-скороходы, обычно разносящие распоряжения государя, — ходят они с замечательной быстротой, а одеты они в короткое платье, причем полы одежды заткнуты за пояс, так что ноги у них наполовину голые. Распределены они между различными службами, а потому и носят разного цвета ливреи (впрочем, все ливреи, без различия, разукрашены богатой вышивкой и драгоценностями); головные уборы украшены у всех великолепными перьями»{493}.

Религиозные праздники также дают повод к разнообразным зрелищам или, по меньшей мере, к торжественному внешнему убранству города. Так, в месяц рамадан специалистами сооружается махия. Речь идет о масляных светильниках на веревке, протянутой между минаретами большой мечети, которые напоминают о молитвах, возносимых верными Богу и его Пророку. В некоторые мечети отправляются главным образом для того, чтобы послушать по случаю очередной годовщины рождения Пророка (Мевлюд) чтение Корана знаменитыми столичными певчими. Танцы вертящихся дервишей, приходящих таким способом в состояние экстаза, сами по себе род спектакля; однако дается он почти исключительно для посвященных, то есть для ассоциированных членов дервишского братства: на эти радения посторонние лица приглашаются крайне редко.

Исконно религиозный характер имеют и большие праздники корпораций, регулярно проводимые в таких закрепленных обычаем местах, как луга Кагитхане или Агачайири. Эти празднества длятся иногда по неделе, и члены корпорации получают при этом повод не только собраться, совершить обряд солидарности своей общины, но также и выставить напоказ своим гостям и просто любопытным зрителям образцы своего искусства или своих товаров. Эти праздники выполняют, следовательно, функцию промышленной и торговой выставки, которая для данной корпорации — эффективная форма рекламы, а для гуляющих стамбульцев — занятное зрелище.

Однако среди жителей Стамбула все же наибольшим успехом пользуются те зрелища, которые имеют, так сказать, «официальный» характер. Они всегда связаны с какими-то значительными событиями — такими, к примеру, как выступление армии в большой поход, празднование побед, одержанных османским воинством, рождение или обрезание принца, отправление в Мекку очередного дара султана (махмал){494} и т. п. К такого рода событиям можно причислить и торжественные кортежи иностранных послов, наносящих первый официальный визит султану. Участниками этих официальных церемоний выступают армия (в первых двух из перечисленных случаев), но также и корпорации, делегации от которых шествуют организованными группами; посреди каждой из таких групп движется платформа на колесах, своего рода живая картина, дающая представление о деятельности корпорации; члены группы раздают зрителям подарки — продукты, которые корпорация производит, или товары, которыми она торгует. Кроме того, каждая корпорация должна поднести свой дар султану, а также принцу, — в том случае, если праздник посвящен его обрезанию. Эти шествия огромны и длятся не один день; для описания одного из них Эвлийе Челеби понадобилось примерно две сотни страниц в его Сеяхатнаме. Помимо корпораций в торжественных шествиях принимают участие и религиозные организации (тоже своего рода корпорации) — такие, как корпус улемов, корпус кадиев, братства дервишей и т. д. Шествие же в своей совокупности служит манифестацией единства общества, составленного из множества автономных единиц, между которыми распределено практически все мужское население столицы. Впрочем, такого рода демонстрации социального единства чрезвычайно редки. По очевидной причине: они слишком дороги — как для правительства, так и для корпораций.

В июне 1582 года по повелению султана Мурада III, который пожелал отпраздновать обрезание своего сына (будущего Мехмета III) со всей возможной помпой, развернулось одно из самых знаменитых шествий (именно оно запечатлелось в народной памяти с особой силой). Жан Палерн так описал прохождение религиозных организаций перед киоском, в котором султан сквозь жалюзи смотрел на шествие: