«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев

— Но ведь «Черноморец» еще не прибыл! — опешил лейтенант.

Танечка попыталась что-то объяснить, но Виталик ее перебил:

— Танечка, ты еще ничего не знаешь! Мы еще сами ничего не знаем! Мы срочно летим в Киев. Ты поезжай, а утром мы тебя на вокзале встретим!

Виталик застыл на мгновенье. Потом он исчез. Не стало его.

— Что тут происходит? — спросил лейтенант.

— До свиданья! — прощался фокусник. — Спасибо за компанию, счастливо доехать!

Фокусник застыл на мгновенье. Потом он исчез. Испарился.

— Куда эти двое подевались? — спросил дежурный.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

7.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

И снова Илья Спиридонович стоит на перроне в Жмеринке и думает, думает…

— Это общий вагон? — прерывает его думы старуха с узлами.

— Это, это… — отвечает Илья Спиридонович.

— До Фастова к сыну доеду? — спрашивает старуха.

— Доедешь, доедешь.

Старуха входит в вагон и в испуге шарахается назад:

— Какой же это общий!?

— Общий, общий, — успокивает Илья Спиридонович, ведет старуху в отдельное купе и усаживает на мягкий диван.

Потом он опять выходит на перрон и думает, думает, и не знает, верить тому, что он видел, или все ему причудилось? Ну ведь не может человек силой одной лишь мысли мгновенно перелетать из Жмеринки в Киев или на Марс. Или расцеплять железнодорожные вагоны — представить нельзя, чтобы эту железную махину из тринадцати вагонов с локомотивом, проплывающую вдоль перрона, взять и растащить…

— Где уж нам! — шепчет Илья Спирдионович и прыгает на подножку своего общего вагона.

Это самый настоящий общий вагон — таким он уходит из Одессы, только за минуту до отхода превращается в мягкий. Вместо твердых полок появляются диваны, исчезают неудобные боковые места, а купе от коридора отделяют зеркальные бесшумные двери. Пассажиры спят в отличных постелях, а не клюют носом всю ночь напролет, ездя в тесноте и в обиде. После первого испуга они всегда бывают потом приятно удивлены — Илья Спиридонович любит делать такие сюрпризы, но боится, чтобы начальство не узнало, и поэтому за минуту до прибытия в Киев вагон опять становится таким, каким он числится.

Аккуратно заперев наружную дверь. Илья Спиридонович входит в свой общий — мягкий вагон и начинает готовить старухе чай.

— Опять лимонов не завезли! — сердится он. Потом закрывает глаза, поднимает руку и делает ею в воздухе вращательное движение — будто выкручивает лампочку. Не получается. Еще раз. Не получается. Наконец, он достает оттуда лимон. Откуда? — да он и сам не знает.

Он кладет ломтик лимона в чай и несет стакан старухе.

— А сколько стоит чай? — пугается старуха.

— Бесплатно, — сердится Илья Спиридонович.

— Билет мне не в тот вагон дали, — бормочет старуха. — Сроду в таком не ездила.

— Вот и едь. — сердится Илья Спиридонович.

— А меня отсюда не выгонют? — опять пугается старуха.

— Что ты, бабка, всего боишься! — говорит Илья Спиридонович. — Езжай себе. Сейчас все вагоны такие.

Он возвращается в свое служебное купе, глядит в окно и думает, как бы все же слетать на Марс.

— Где уж нам! — вздыхает Илья Спиридонович.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1977

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

№ 1

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Кир Булычёв

Ретрогенетика

сказка

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Славный майский день завершился небольшой образцово-показательной грозой с несколькими яркими молниями, жестяным нестрашным громом, пятиминутным ливнем и приятной свежестью в воздухе, напоенном запахом сирени. Районный центр Великий Гусляр нежился в этой свежести и запахах.

Пенсионер Николай Ложкин вышел на курчавый от молодой зелени, чистый и даже кокетливый по весне двор с большой книгой в руках. По двору гулял плотный лысый мужчина — профессор Лев Христофорович Минц, который приехал в тихий Гусляр для поправки здоровья, подорванного напряженной научной деятельностью.

Николай Ложкин любил побеседовать с профессором на умственные темы, даже порой поспорить, так как сам считал себя знатоком природы.

— Чем увлекаетесь? — спросил профессор. — Что за книгу вы так любовно прижимаете к груди?

— Увлекся антропологией, — сказал Ложкин. — Интересуюсь проблемой происхождения человека из обезьян.

— Ну и как, что-нибудь новенькое?

— Боюсь, что наука в тупике, — пожаловался Ложкин. — Сколько всего откопали, а до главного не докопались: как, где и когда обезьяна превратилась в человека.

— Да, момент этот уловить трудно, — согласился Лев Христофорович. — Может быть, его и не было?

— Должен быть, — убежденно сказал Ложкин. — Не могло не быть такого момента. Ведь что получается? Выкопают где-нибудь в Индонезии или в Африке отдельный доисторический зуб и гадают: человек его обронил или обезьяна. Один скажет — «человек». И назовет этого человека, скажем, древнеантропом. А другой поглядит на тот же зуб и отвечает: «Нет, это зуб обезьяний, и принадлежал он, конечно, древнепитеку». Казалось бы, какая разница, — никто не знает! А разница — в принципе!

Минц наклонил умную, лысую голову, скрестил руки на тугом, обтянутом пиджаком животе и спросил строго:

— И что же вы предлагаете?

— Ума не приложу, — сознался Ложкин. — Надо бы туда заглянуть. Но как? Ведь путешествие во времени вроде бы невозможно.

— Совершенная чепуха, — ответил Минц. — Я пытался сконструировать машину времени, забрался во вчерашний день и там остался.

— Не может быть! — воскликнул Ложкин. — Так и не вернулись?

— Так и не вернулся, — сказал Минц.

— А как же я вас наблюдаю?

— Ошибка зрения. Что для вас сегодня, для меня вчерашний день, — загадочно ответил Минц.

— Значит, никакой надежды?

Профессор глубоко задумался и ничего не ответил.

Дня через три Минц встретил Ложкина на улице.

— Послушайте, Ложкин, — сказал он. — Я вам очень благодарен.

— За что? — удивился Ложкин.

— За грандиозную идею.

— Что же, — ответил Ложкин, который не страдал излишней скромностью. — Пользуйтесь, мне не жалко.

— Вы открыли новое направление в биологии!

— Какое же? — поинтересовался Ложкин.

— Вы открыли генетику наоборот.

— Поясните, — сказал Ложкин ученым голосом.

— Помните нашу беседу о недостающем звене, о происхождении человека?

— Как же не помнить?

— И ваше желание заглянуть во мглу веков, чтобы отыскать момент превращения обезьяны в человека?

— Помню.

— Тогда я задумался: что такое жизнь на Земле? И сам себе ответил: непрерывная цепь генетических изменений. Вот среди амеб появился счастливый мутант, он быстрее других плавал в первобытном океане или глотка у него была шире… От него пошло прожорливое и шустрое потомство. Встретился внук этой амебы с жутко хищной амебихой — вот и еще шаг