Другой взгляд на Сталина - Людо Мартенс

«Бухарин вытащил из кармана ручку и показал ее мне: „Посмотри внимательно. Этой ручкой была написана новая советская конституция, от первого до последнего слова“. Бухарин гордился этой конституцией… В целом это была хорошая основа для мирного перехода от диктатуры одной партии к настоящей народной демократии»{480}.

«Заинтересованный» идеями социал-демократов и Троцкого, Бухарин даже принял их главное положение о необходимости оппозиционной антибольшевистской партии, которая непременно бы стала объединяющим центром для всех реакционных сил.

Николаевский:

«Гуманизм Бухарина во многом шел от жестокости насильственной коллективизации и внутренней борьбы, которую она породила внутри партии… „Они уже не люди, – говорил Бухарин. – Они в самом деле стали зубьями шестеренок ужасной машины. В советском аппарате произошла полная дегуманизация“»{481}.

«В начале большевистской революции Богданов предсказал рождение диктатуры нового класса экономических лидеров. Оригинальный мыслитель и второй по значению человек среди большевиков во времена революции 1905 года, Богданов играл ведущую роль в политическом воспитании Бухарина… Бухарин не соглашался с выводами Богданова, но он понимал, что большая угроза „раннего социализма“ – того, что создавали большевики, – была в возникновении диктатуры нового класса. Мы с Бухариным долго обсуждали этот вопрос»{482}.

В 1918–1920 годах, видя жестокость классовой борьбы, все буржуазные элементы рабочего движения перешли на сторону царской и империалистической реакции во имя «гуманизма». Поддержав англо-французских интервентов, то есть самые террористические колониальные режимы, все эти люди, от Церетели до Богданова, осудили «диктатуру» и «новый класс большевистских аристократов» в Советском Союзе.

Бухарин последовал тем же путем, вопреки условиям классовой борьбы 30-х годов.

Бухарин и военный заговор

В 1935–1936 годах Бухарин установил тесные связи с группой военных заговорщиков, которые замышляли свергнуть партийное руководство.

28 июля 1936 года состоялось тайное собрание антикоммунистической организации, в которую входил полковник Токаев. Повестка дня включала в себя обсуждение различных предложений по новой советской конституции. Токаев отмечал:

«Сталин нацелен на однопартийную диктатуру и полную централизацию. Бухарин предусматривал несколько партий, и даже националистические партии, и стоял за максимальную децентрализацию. Он также был настроен на то, чтобы наделить властью различные органы в республиках, и думал, что это должно быть для них даже более важным, чем управление их международными отношениями. К 1936 году Бухарин придерживался социал-демократической позиции левого крыла социалистов на Западе»{483}.

«Бухарин изучил альтернативный вариант конституции, подготовленный Демократовым (членом тайной организации Токаева), и… в документы были включены некоторые важные наблюдения, основанные на наших работах»{484}.

Военные заговорщики группы Токаева заявляли, что им была близка политическая позиция, защищаемая Бухариным.

«Бухарин хотел идти вместе с крестьянами, пусть и неспешно, и задержать окончание НЭПа… он придерживался также того, что не везде для революции необходимо вооруженное восстание и сила… Бухарин полагал, что каждая страна должна развиваться своим собственным путем…

Бухарин, Рыков и Томский опубликовали главные пункты их программы:

1. Не заканчивать НЭП, а продолжать его как минимум еще десять лет;

<…>

4. Добиваясь индустриализации, помнить, что революция делалась для простого человека и что, следовательно, надо больше энергии посвятить легкой промышленности – социализм строится счастливыми, сытыми людьми, а не голодными нищими;

5. Остановить принудительную коллективизацию в сельском хозяйстве и уничтожение кулачества»{485}.

Эта программа была разработана для защиты буржуазии в сельском хозяйстве, торговле и легкой промышленности, а также для замедления индустриализации. Если бы все это случилось, Советский Союз, несомненно, проиграл бы антифашистскую войну.

Бухарин и переворот

Во время процесса Бухарин признался перед судом, что в 1918 году, после Брест-Литовского договора, существовал план ареста Ленина, Сталина и Свердлова и формирования нового правительства, состоявшего из «левых коммунистов» и эсеров. Но он напрочь отрицал, что был план казнить Ленина и других большевиков{486}.

Итак, Бухарин был готов арестовать Ленина во время кризиса в 1918 году.

Восемнадцатью годами позже, в 1936-м, Бухарин был уже полностью деморализованным человеком. В предчувствии войны напряженность была предельной. Успех попытки заговора против партийного руководства становился все более и более возможным. Бухарин с его заслугами «старого большевика»; Бухарин, единственный «соперник» самого Сталина; Бухарин, не выносивший «крайнюю жестокость» сталинского режима; который боялся, что «сталинисты» станут «новой аристократией»; который думал, что только «демократия» спасет Советский Союз; как мог он не согласиться скрыть своим положением возможный «демократический» антисталинский заговор? Как мог человек, готовый в 1918 году арестовать Ленина, не быть готовым прикрыть подготовку ареста Сталина, Жданова, Молотова и Кагановича?

Проблема была именно в этом. Деморализованный и политически конченый человек, Бухарин больше уже не мог вести серьезную борьбу против Сталина. Но другие, революционеры правого крыла, были готовы действовать. И Бухарин мог быть полезным им для придания вида законности. Книга полковника Токаева помогает понять это разделение труда.

В 1929 году Токаев и пять его единомышленников, все высшие офицеры, собрались на квартире профессора военной академии им. Буденного. Они обсуждали план свержения Сталина в случае войны. «Шмидт (представитель Ленинградской военной академии им. Ворошилова) сожалел об упущенной возможности: выступи мы во время процесса Бухарина, крестьяне бы поднялись за него. Теперь у нас нет ни одной фигуры, чтобы поднять народ». Один из заговорщиков предложил отдать пост премьер-министра Берии, учитывая его популярность, так как он освободил много народу, арестованного при Ежове{487}.

Это высказывание показывает, что военные заговорщики нуждались, хотя бы вначале, в «большевистском знамени», чтобы преуспеть в антикоммунистическом заговоре. Имея хорошие отношения с Бухариным, эти правые военные были убеждены, что он бы принял как свершившийся факт уничтожение Сталина.