Удар судьбы - Дэвид Дрейк

Он тогда чуть не рассмеялся, увидев лицо Нарсеса. И снова это было лицо маленького мальчика. Однако не лицо доверчивой невинности. Это было горящее готовностью лицо жадного ребенка, увидевшего торт, который его мать только что поставила перед ним в честь дня его рождения.

Ребенка, которого ждет еще много дней рождений. Много, и много тортов.

На пути назад, когда они ехали по неровной почве, Эйд послал только один ментальный импульс. «Смертельны удары Велисария».

Глава 23

Как только Велисарий зашел в командный шатер, то все понял. Улыбающиеся лица его военачальников служили достаточным свидетельством. Глубокая гримаса недовольства Маврикия — доказательством.

Увидев это недовольное выражение, Велисарий засмеялся.

— В чем дело, старый ворчун? — спросил он. — Признай правду — ты просто не терпишь, когда планы исполняются, и все идет хорошо. Это против твоей веры.

Маврикий изобразил улыбку, в некотором роде. Если бы лимон мог улыбаться.

— Это неестественно, — проворчал хилиарх. — Против законов человека и природы. — Он поднял в руке свиток и протянул Велисарию. Затем, пожимая плечами, сказал: — Но, очевидно, это не против законов Божьих.

Велисарий с готовностью развернул свиток и просмотрел содержание.

— Ты это прочитал. — Слова прозвучали, как утверждение, не вопрос.

Маврикий кивнул и показал на других офицеров.

— И передал им суть.

Велисарий бросил взгляды на Кирилла, Бузеса и Кутзеса и Васудеву. Грек, два фракийца и кушан, но они вполне могли быть горошинами в одном стручке. Все четверо улыбались. Частично от удовлетворения, увидев, как выполняются планы. В основном от чистого удовольствия, поскольку наконец покончили с маневрами. Конечно, за исключением одного последнего, тяжелого марша — но это будет путь к битве. Они нисколько не сомневались, что этот марш окончится триумфом. Их армия была армией Велисария.

Одна горошина в стручке немного отличалась от других. Улыбка кушана была такой широкой, что, казалось, его лицо сейчас разорвет. Велисарий сурово посмотрел на него и предостерегающе потряс свитком.

— Шлемы остаются на головах, пока мы не зайдем достаточно далеко в кванат, Васудева. Любой кушан, который только расстегнет пряжку до того, как мы спустимся вниз… Я посажу его на кол. Клянусь, что посажу.

Улыбка Васудевы не сошла с лица, даже не стала менее широкой.

— Не беспокойся, полководец. Мы планируем религиозную церемонию после того, как спустимся вниз. Выложим огромную кучу вонючей-трахнутой-глупой варварской дряни. Произнесем короткую молитву, проклиная это дерьмо и обещая ему вечное забытье. — Он виновато развел руками. — Конечно, по праву мы должны бы их сжечь. Но…

Кутзес рассмеялся.

— Маловероятно! Если ты только не хочешь, чтобы мы все задохнулись в дыму. И так будет тяжело дышать, когда десять тысяч человек станут пробираться по туннелю. Даже отправляя их партиями, мы будем частично задыхаться.

Удовлетворенный Велисарий вернулся к изучению свитка. Однако на самом деле он не читал слов. Послание было таким коротким, что не требовалось особого изучения. Просто дата и приветствие.

Его глаза зафиксировались на приветствии, как усоногий рак прикрепляется к камню.

— Слава Богу, мы покончили с этими горами, — заявил Бузес.

— И с этими упрямыми ублюдками раджпутами! — радостно согласился его брат.

На глаза Велисария навернулись слезы.

— Это послание означает кое-что, гораздо более важное для меня, — прошептал он и погладил лист. — Оно означает, что моя жена все еще жива.

Увидев счастье на лице Велисария, его военачальники замолчали. Затем, откашлявшись, Кирилл пробормотал:

— Да. Вполне вероятно.

Велисарий внимательно посмотрел на греческого катафракта. Выражение Кирилла, как он видел, отражалось на лицах братьев и Васудевы. Неуверенность, надежда ради их полководца, но… но…

— На войне случается всякое, — заявил Велисарий, обращая сомнения в слова. — Может, Антонина и мертва. Может, послание отправил Ашот, сообщая нам, когда флот тронется из Асэба.

Он посмотрел на Маврикия. Хилиарх теперь улыбался, точно так же широко, как до него улыбался Васудева. В этом веселом выражении не осталось и следа ветеранского пессимизма.

Велисарий тоже улыбнулся.

— Скажи им, Маврикий. — Маврикий откашлялся.

— Ну, это так, парни. Я только передал вам суть самого послания. Да, определенно, Ашот мог его отправить. Мог его отправить, стоя над окровавленным трупом Антонины. Но я на самом деле сомневаюсь, что тот щетинистый ублюдок стал бы обращаться к полководцу, как… я цитирую: «дорогой и любимый». Даже хотя он и армянин.

Шатер взорвался хохотом. Велисарий весело к нему присоединился, но его глаза оставались прикованными к свитку.

«Дорогой и любимый». Эти слова растекались по его душе, подобно вину. Стоя в шатре, среди горной системы Загрос, он чувствовал себя так, словно парил в небесах.

«Дорогой и любимый».

Они отправились на юг через два дня. Велисарий подождал, пока не закончилась следующая кавалерийская стычка. Просто быстрое столкновение в ближайшей долине между тридцатью римлянами и таким же количеством раджпутов. Ничем не отличающееся от дюжины других — даже сотни других, — которые имели место на протяжении последних нескольких месяцев.

Эта стычка, как обычно случалось после битвы на перевале, оказалась почти бескровной. Ни одна сторона больше не пыталась перебить другую. Они просто поддерживали контакт, демонстрируя, что каждая армия знает месторасположение другой.

Никого из римлян не убили. Только один получил серьезные ранения, но поклялся, что сможет отправиться в поход.

— Это только рука, полководец, — сказал он, приподнимая сильно забинтованную конечность. — Даже не повреждена кость. И крови я потерял немного.

У Велисария имелись сомнения. Но, увидев целеустремленность на лице катафракта, он решил взять его с собой. Армию только что информировали, на рассвете, о новом направлении. Раненый катафракт хотел остаться со своими товарищами. В худшем случае раненый все равно не свалится за несколько дней. А этого вполне достаточно.

Полководец выпрямился.

— Хорошо, — сказал он и посмотрел на катафракта. Его взгляд не был мрачным, просто стоическим. — Если случится худшее, то ты окажешься в руках раджпутов.

Катафракт пожал плечами. Очевидно, его не приводила в ужас эта перспектива. И у него не имелось на то оснований. Конфликт между двумя армиями, даже до битвы на перевале, был цивилизованным. После той битвы он стал рыцарским. Раджпуты станут относиться к человеку так же, как солдаты Велисария относились к пленным раджпутам.