Мой граф - Киран Крамер

– Гм, это очень похоже на восковые печати на письмах Пиппы, которые она присылала мне, – подивился он.

– Совершенно верно, – сказал Марбери. – Мы стоим перед домом Грегори и Пиппы.

Нет, сам он их так, конечно, не называл, но мистер Доусон – да. Он же в своем роде член семьи.

Марбери было немножко завидно… ну ладно, ему было ужасно завидно. И даже стало как-то совестно из-за этого, потому что он завидует такому милому старику, который немножечко повредился умом, но, благополучно придя в норму, стал лучше прежнего.

Потому что мистер Доусон был интересным. Время от времени, когда старик бывал не в себе, он ругался и слишком много пил – прямо как Марбери. А до своего умственного расстройства он был слишком уж вежливым, прямо до тошноты. Но искусственные руины, которые он спроектировал вместе с Грегори и Марбери, стали самым ироничным творением из всех, что когда-либо видела Англия, и у лорда и леди Тарстон не было отбоя от посетителей, желающих его увидеть.

Никому не было дела до собачьего домика. А жаль, потому что Марбери выиграл тот заказ.

Но бассейн для собак не мог сравниться с руинами, которые привлекали посетителей со всего мира взглянуть на лестницу, ведущую в никуда – вклад Уэстдейла, и на окошко в форме сердца, обращенное на закат, – идея мистера Доусона. Марбери же снабжал проект едкими критическими замечаниями, но критиковал он только Грегори, не мистера Доусона, разумеется.

Передняя дверь дома открылась, и их взорам предстали дворецкий и маленькая девочка с белокурыми кудряшками и огромными голубыми глазами, выглядывающая из-за его спины.

– Ой, я так и знала, что это вы! – Она просияла от радости. – Пиппа попросила меня подождать в переднем холле после того, как пришла записка с временем вашего приезда.

Марбери тоже заулыбался:

– Бог мой, леди Синтия, как вы умудрились стать еще прелестней и обворожительней с тех пор, как я в последний раз видел вас на свадьбе вашего брата? – Он склонился над ее протянутой рукой.

– Грегори предупреждал меня, что вы опять будете так говорить, – хихикнула она.

– Как так?

Она опять захихикала:

– Как обольститель, которому нельзя верить, но он сказал, что в вашем случае поделать ничего нельзя. Он сказал, что вы вполне достойны доверия.

– Да, я такой, – с гордостью ответствовал Марбери и потащил мистера Доусона через порог.

Синтия, без умолку болтая, ввела их в холл, где у них забрали пальто и шляпы.

– Это так волнующе, правда? Я никогда не была в Париже. Тут все. Малыш Альберт такая лапочка! Пиппа не хочет, чтобы вы что-нибудь пропустили, поэтому я должна отвести вас прямо в сад. – Она помолчала, видимо, ожидая ответа, но, не успел Марбери и рта раскрыть, затараторила дальше: – Какая жалость, что вы пропустили крещение. А сейчас у нас вечеринка. Ой, Пиппа сделала такую сахарную скульптуру – просто загляденье. Вересковая пустошь с травой из жженого сахара, и с кустами, и с мхом, и даже с марципановой гусыней с гусятами. – Она взяла руку мистера Доусона и сжала ее. – Она говорит, вы тоже любите гусей!

«А девчонка болтушка, каких поискать, не дает никому и слова вставить, – с восхищением подумал Марбери, – прямо как я». Им завладело непреодолимое желание в качестве доброго жеста пойти и купить ей огромное блюдо с французской выпечкой или даже вписать ее в завещание, и он сам ужаснулся такому прямо-таки отеческому повороту своих мыслей.

Они уже были на ступеньках, ведущих во двор. Цветы на садовых клумбах цвели пышным цветом, и Марбери окутали со всех сторон головокружительные ароматы от лаванды до розмарина. Ему не хотелось признаваться в своей любви к цветам, поэтому он поспешил придать лицу как можно более безразличное выражение, лишь слегка смягчив пресыщенность слабым интересом. Столы и стулья, покрытые белыми скатертями и накидками с кружевной каймой, были расставлены под каштанами. Их ветви защищали бы от полуденного солнца, если бы этому уголку Парижа посчастливилось его увидеть. Во всех других отношениях они были просто опасны для того, кто носит накладные волосы… как, к примеру, Марбери.

Как и обещала леди Синтия, тут и в самом деле собрались все.

За одним столиком сидели лорд и леди Брейди, склонив друг к другу головы и держась за руки. Они были поглощены беседой и, казалось, не обращали внимания на происходящее вокруг.

«Да они, похоже, до сих пор влюблены и больше никого не замечают», – подумал Марбери и увидел, что мистеру Доусону, по-видимому, пришло в голову то же самое, ибо его губы сложились в приятную улыбку, которую так любит их подруга Пиппа. Возможно, старику вспомнились романтические моменты, которые были у них с покойной супругой. Марбери надеялся, что так и есть… и не почувствовал ни малейшего желания жениться самому.

– Грегори, Пиппа, идите скорее сюда и поприветствуйте лорда Марбери и мистера Доусона! – прокричала Синтия и потянула мистера Доусона за руку к самой большой группе, собравшейся в углу. Молодая леди с тициановскими волосами – сама Пиппа – отделилась от группки и поспешила к ним, держа на руках маленький сверток, завернутый в белый батист с вышитыми на нем крошечными голубыми утятами. Еще несколько человек, смеясь и болтая, последовали за ней.

– Мистер Доусон, Марбери, как чудесно видеть вас! – Пиппа стала еще прелестнее теперь, когда материнство сотворило свое волшебство; ее глаза мягко лучились. – Грегори, дорогой, иди скорее! Прибыли наши самые важные гости!

Грудь Марбери распирало от гордости. Он важный?

Пиппа протянула сверток, отвернув уголок, чтобы полностью открыть личико своего маленького сынишки.

– Правда же, он прелесть?

Она улыбалась улыбкой чистейшей радости, и на глазах у мистера Доусона заблестели слезы. У Марбери, в сущности, тоже, но он про себя чертыхнулся и попытался их быстренько прогнать. Когда же ничего не вышло, притворился, будто чихнул, и глупо завозился с платком.

Ему не следует забывать, что он важный гость, а важным людям не пристало умиляться младенцами, какими бы прелестными они ни были.

– Пиппа, моя дорогая. – Мистер Доусон наклонился и расцеловал ее в обе щеки. – Он красавчик. – Потом он повернулся к Грегори: – Отличная работа, парень. Я горжусь вами обоими.

Уэстдейл дружески обнял его за плечи.

– Мы бесконечно рады, что вы приехали, чтобы разделить с нами этот особенный день. – Он наклонился к жене и погладил большим пальцем крошечную ямочку на подбородке сынишки.

Марбери не желал от Грегори однорукого объятия, поэтому отступил на шаг. Но граф протянул руку, сильно хлопнул его по плечу и широко улыбнулся своему бывшему сопернику, ставшему деловым партнером по архитектурным проектам, ибо, следует признаться, именно им Марбери теперь и являлся, и их дело процветало.