Сибирь как колония - Николай Михайлович Ядринцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же самое отразилось в промышленной и культурной жизни этого края. Рассматривая промышленную деятельность Сибири в первое время, мы видим как будто одушевление и энергию; русский народ, кинувшись из-за Урала, становится предприимчивым, его охватывает искание, жажда богатств. Новый край с огромными его лесами, в которых так много было редких зверей, с величайшими в мире реками, полными рыб, с величественными горами, с сокрытыми в них минералами — все это вызывало на новый труд, на новые изыскания. Кроме того, по историческим обстоятельствам русский человек в первый раз на сибирской почве почуял волю и отдался необузданной свободе. Крепостной раб, кабальный, подневольный человек ищет в новых местах убежища и отдается поискам впервые за личным счастьем и богатством. В это время Сибирь представляет оживленную картину: на север казаки плывут на стругах и покоряют инородцев; они рассылают отряды в разные стороны и строят городки и «остроги» (то есть крепости); за ними следуют промышленные люди и соболевщики; иногда охотники и зверовщики рассыпаются далеко впереди покоренных местностей по неведомым пустыням, ставят промышленные избушки и блокгаузы; в одном месте собирают ясак, в другом — выбивают и преследуют зверя, отыскивают руды и мамонтовую кость, отбивают или меняют скот у инородцев; создается целый промысел хмелевания, организуются соболиные или рыбные артели, являются бугровщики, то есть раскапыватели курганов для отыскивания в них драгоценностей. Правительство и частные лица соперничают в захвате богатств, и казна под конец налагает широкую руку монополии на всякое открытие, на всякий ценный промысел. Народ в Сибири под влиянием поисков за богатствами преобразился в бродячих и кочующих авантюристов, так что государству и правительству впоследствии предстояло много труда и усилий прикрепить его к месту. Когда правительство старалось устроить ямы или ямщицкие поселения, создать заводских крестьян, распространить хлебопашество, ему долго не удавалось привести в исполнение свой план. Народ по-прежнему разбредался искать промыслов в лесах; жизнь без контроля и опеки понравилась русскому человеку; он грезил новыми баснословными богатствами, создавал новые мифические страны то на островах Ледовитого океана, то в южных степях Сибири. Так основывались каменщики на Алтае, беловодье на Енисее и много других раскольничьих поселений. Регламентация не удавалась в Сибири, указы и распоряжения воевод были бессильны перед духом свободного движения. В продолжение всего XVII века происходит ловля народа по Сибири и прикрепление его насильственным образом. В это время случаются странные превращения: один казенный человек, посланный с поручением в Шульбинский завод, возвращаясь назад, обольстился соболиным промыслом, да так и засел в лесу, где его берут как беглого и наказывают плетьми. Другой крестьянин Колывано-Воскресенского завода проводит десять лет одиноко в лесах, на промысле, конечно, и не думая о паспорте, а когда возвращается, то его признают за беглого (Акты и материалы для истории Сибири, изд. Моск. общ. ист. и древн.). Наконец, для прикрепления бродячего люда власти предписывают крестьянам не отлучаться из дома и ночевать у себя. Но народ, несмотря ни на какие предписания, шел и разбрасывался по всем местностям Сибири. В горы и пустыни его тянула безотчетная страсть; к плодородным полям и обильным рекам его привлекали промысел и земледелие. Девственный край возбуждал корысть и промышленный инстинкт. Правительство также сознавало, что богатый край может быть предметом его эксплуатации. Московская казна тщательно собирает и сосредоточивает в руках своих пушные и звериные богатства. Петр Великий обращает внимание на Сибирь и пытается положить здесь начало горным промыслам. С этого времени создаются казенные заводы и приписываются к ним крестьяне. Впоследствии начинается торговля с Китаем и Бухарой. Екатерина II обращает особенное внимание на бухарскую торговлю и покровительствует ей. Со времен Петра мы уже начинаем думать о проложении пути в Индию. На Восточном океане возникают морские промыслы и, наконец, целые русско-американские владения с их компанией. Мы мечтаем о флотах, географические и промышленные горизонты наши все более и более расширяются; под влиянием этих планов Сибирь получает особенное значение в глазах правительства и русского общества. Даже при Александре I продолжают составляться разные проекты о заселении и устройстве Сибири: мы думаем разводить кашмирских коз на юге Сибири, а русские министры восторженным тоном XVIII века называли ее «Перу и Мексикой нашей». «Сибирь — золотое дно!» — делается пословицей и всенародной поговоркой. Миллер составляет в то же время обширное описание о торгах сибирских и пророчит огромную будущность этому краю. Действительно, по этим описаниям видно, что девственные богатства в Сибири того времени были изумительные. Жители около Якутска еще во времена Миллера помнили, как около жилищ били соболей. На промышленника, ходившего в артели, приходилось по семи сороков соболей. На островах промыслы были еще богаче: в 1760 году на островах Восточного океана[101] добыто было по 108 бобров на каждого работника, а по 50 и 60 добывалось в обыкновенное время. Точно такое же было изобилие лисиц, белок, рысей, маралов, оленей, диких коз и всякого другого зверя. «В 1754 году, — пишет автор «Ежемесячных сочинений», — в одной деревне около Нерчинска, в 25 верстах, артелью из 25-ти человек в один день загнано было в огород 4027 диких коз — такова была добыча». «Рыбные промыслы в Сибири можно назвать изобильными, — пишет автор «Золотого дна»[102], — хлебопашеством и скотом противу российских вышеописанные места несравненно изобилуют». Когда началось хлебопашество на девственной почве, урожаи были громадные; в 1755 и 1756 годах в Нерчинском округе с посева одной меры хлеба сбиралось тридцать две, а двадцать и двадцать пять — постоянно; даже в неурожайные годы хлеб стоил не дороже 10 коп. за пуд. Обыкновенно ржаная мука продавалась по 4 коп. за пуд., пшеничная — по 7 коп., овес — по 20 коп. четверть.
