и земских сборов, в Ачинске, Канске и Минусинске — на счет городских доходов, Енисейске же — на счет сбора с жителей. Подводная повинность ложится значительной тяжестью на крестьян. Так, по официальному отчету, в одной Енисейской губернии пересылка и препровождение арестантов требует ежегодно 5202 человека и 5296 подвод. На сельские общества ложатся значительные недоимки за ссыльных, по податям, по уплате больничных денег за поселенцев, приходящиеся по 300–400 р. с одного сельского общества; наконец, расходы по содержанию усиленного штага волостного правления ввиду множества поселенческих дел и переписки о них[94]; такой расход доходит до 50 к. с души сверх платимых за собственные надобности. Один уж этот расход может составить значительную сумму в сложности. Все это в совокупности заставляет нести местное население, кроме содержания ссыльного, целую массу новых налогов за него[95]. Заметим, что вся тяжесть системы падает на одну часть населения империи, и именно: на Сибирь; в Сибири же — по преимуществу на крестьянство. Край, таким образом, выполнял тюремную повинность по содержанию преступников за целое государство. Если некоторые лица в Сибири находили ее выгодною, как, например, золотопромышленники, черпавшие из контингента ссылки свою наемную силу, если привилегированные классы не замечали ее, как избавленные от налогов, то крестьянство в Сибири не могло ею не тяготиться. Уплаты за поселенцев, которых общество часто не видало и в глаза, кроме партий, борьба с бродяжеством, постоянные покражи, поджоги «заимок» (хуторов), избушек не могли не подрывать материального благосостояния крестьян и не давать себя чувствовать. Крестьянам часто приписывалось брать ссыльных в работники, снабжать их землю присевком и проч.; таким образом, в Сибири пробовали привить систему кабальную, практиковавшуюся в Австралии «assignment system»[96], но она ничего не давала крестьянам, кроме убытка, ибо ссыльный просто садился на шею мужика. Поэтому крестьянство сплошь и рядом отказывалось от приема ссыльных и выражало протесты против приписки ссыльных. Некоторые местные акты свидетельствуют об этих протестах, облеченных в легальную форму. Напр., в 1806 г. иркутский земский исправник Оладьин прислал верхоленскому комиссару подробный проект о принятии крестьянами ссыльнопоселенцев в работники с условием снабжения ссыльных за работу пищей, одеждой, денежной платой и присевками, на что крестьяне верхоленских общин в полном своем составе ответили следующим актом, который мы считаем необходимым привести целиком: «В полном собрании народа, в единогласном и твердом мнении утвердили общественным прошением отказаться от предписания исправника и комиссара, скромно предпосылая в то же время своим возражениям оговорку, что хотя общество предписаниям начальства всегда должно с крайним усердием повиноваться, но что в настоящем случае по значительному числу в крестьянском обществе бедных крестьян из сельских мирских старожилов, нуждающихся в наемной работе у своих общинников, по малости запашек и присевков у самих крестьян, не имеющих силы и могуты распахивать много земли, по общей скудости достатков у большей части их общество ленских крестьян никак не может согласиться с предписанием господина исправника о принятии крестьянами поселенцев в работники со снабжением их присевками на две десятины и проч.»[97]. Обременительность повинностей по содержанию и устройству ссыльных, как и по прокормлению дряхлых и старых (процент их огромен), которые, за неимением богаделен, исключительно пропитываются на счет сельских обществ, порождают и до сих пор многочисленные жалобы сибирских сельских обществ.
Наиболее очевидным свидетельством о том, какою тяжестью падает ссылка на местные общества и какой вред порождает она, служат приговоры мещанских городских обществ, представляемые на имя высшего начальства, с ходатайствами приостановить приписку к ним ссыльных. Вот некоторые из этих приговоров.
Ялуторовское мещанское общество, выставляя между прочим, что на одного коренного жителя общества приходится по 2 ссыльных (на 263 души приписано 570 ссыльных), жалуется, что последние ставят жителей в большое затруднение и даже разорение разными кражами и мошенничествами. При этом побудительными причинами такого поведения ссыльных общество выставляет неимение средств и заработков, почему ссыльные самовольно удаляются «куда-либо в другие местности, откуда за бесписьменность препровождаются местными начальствами обратно, другие же из них, по неимению на месте работ, постоянно занимаются разными кражами и мошенничествами, чем поставляют жителей в крайнее разорение»…
Туринское общество, жалуясь также на увеличивающееся причисление к нему ссыльных, причем в городе приходится один ссыльный на двух старожилов-мещан, прибавляет: «…что причисление ссыльных к городу не только не прекращается, но с каждым годом увеличивается, так что число ссыльных может скоро перевесить число старожилов, из коих многие вынуждены будут искать себе других, менее заселенных такими людьми мест». И это причисление, говорит общество, представляется неизбежным впоследствии, особенно для менее зажиточных мещан, так как за неплатежом податей ссыльными недоимка ложится на общество; «между тем как сами ссыльные, оставаясь в праздности и без всяких средств к честному существованию, вдаются в беспорядочную жизнь, сопровождаемую пьянством, развратом, воровством и другими преступлениями, которые усмотреть и предупредить при большом скоплении в городе ссыльных становится для полиции почти невозможным».
Тарская дума объясняет: «Ссыльные, высланные в Сибирь из внутренних губерний России за преступления и проступки, а большею частью за дурное поведение в их прежних обществах, перенесли сюда праздность, пьянство, мошенничество, разврат и буйство, а иногда даже грабежи и убийства, в которых они, как люди опытные и находчивые, редко когда по суду изобличаются. При том же они своим дурным поведением служат соблазном для небогатых горожан-старожилов, в особенности для молодых людей, из которых некоторым уже привились эти пороки».
Ишимская городская дума выражается следующим образом: «Большая часть их (ссыльных), не имея средств даже на приобретение письменного вида, шатается по городу и округу, занимаясь кражами, разбоем или испрошением милостыни, называясь большею частью бродягами, чтобы тем более возбудить к себе сострадание или страх; безнравственность ишимских мещан из ссыльных вошла даже в пословицу, так что проезжающие за несколько сот верст от Ишима предупреждаются быть осторожнее при проезде через наш город».
Наконец, курганское мещанское общество, принося жалобу на взыскание с него издержек казны за возвращаемых из разных мест империи отлучившихся самовольно без письменных видов лиц, принадлежащих к обществу, находит, «что взыскание, наложенное на общество, согласно законоположениям заключается в пополнении издержек казны за пересылку людей, причисленных к обществу по воле правительства, сосланных в Сибирь на поселение из внутренних губерний России и не имеющих здесь не только
