Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

Незнание сути опыта добавляло шансов на объективность. Маштаков согласился попробовать именно потому, что видел в вас единственных людей, уже подвергавшихся воздействию хронополя. Со странными последствиями. Чекменев дал добро.

Розенцвейг перевел дух. Скользнул, едва двинув глазами, по лицам окруживших его людей.

«Проверяет, как мы его воспринимаем, — отметил для себя Ляхов. — Нормально воспринимаем, Григорий Львович, продолжай!»

Словно уловив его мысленный посыл, новоиспеченный (если он только что придумал себе чин, для поднятия авторитета) генерал продолжил:

— Клянусь, насколько я знаю, первый этап эксперимента предполагал изучение реакции вашей психики, ритмов мозга на плавное повышение напряженности хронополя. Вы, Сергей, подвергались его воздействию дважды, Вадим — однократно. Я согласился быть «контрольным экземпляром». Поскольку находился в то же время в том же месте, но непосредственно удару «Гнева» не подвергся.

Маштаков надеялся на основании сопоставления кривых на осциллографе вычислить оптимум напряженностей для физического переноса в «боковое время» и для проникновения в него в «духовном смысле». Как вы, Сергей, в Пятигорске.

Потому мы и расположились перед прибором таким вот образом. О девушках, что они случайно оказываются в зоне действия, никто даже не подумал.

Уверен, что Маштаков совершенно не предполагал, что выйдет вот такое вместо зондирования психики. В противном случае и я, и Игорь Викторович обставили бы все совершенно иначе. Что получилось на самом деле, почему нас унесло сюда — не знаю. Помнится, и пенициллин изобрели просто потому, что лаборант плохо помыл чашки после предыдущего опыта. Вы удовлетворены?

— Да, пожалуй. Один мой знакомый любил повторять, в дело и не в дело, что не следует искать злой умысел там, где все можно объяснить просто глупостью. — Ляхов сразу поверил Розенцвейгу, но что делать дальше, пока не знал.

Поэтому стал делать то, что подсказывала психология. Раз он сейчас пока владеет инициативой, нужно удерживать ее как можно дольше.

— До прояснения обстановки предлагаю следующее. Сергей принимает на себя обязанности командира нашей группы. Я — начальник штаба, по совместительству врач. Вы, господин бригадный генерал, будете при нас военным атташе страны пребывания, а также замначштаба по разведке. Майя — зам по тылу. А Татьяна? — Ей должности Вадим с ходу придумать не смог.

— Я буду — личный состав, — уголками губ улыбнулась девушка. — А то кем же вы будете командовать? Годится?

Вроде и в шутку сказано, для разрядки, но и позиции определены тоже.

«Непростая штучка», — подумал Ляхов.

— Какова же, в таком случае, наша ближайшая и последующая задача? — поинтересовался с некоторой иронией в голосе Тарханов. — Предлагай, начальник штаба. Тебя ж в Академии уже научили?

— Ну, раз уж так… Ближайшая — тактическая и оперативная разведка местности, оценка обстановки. Последующая — вернуться домой.

Тарханов желчно рассмеялся, подкидывая на ладони осколок гранаты, найденный только что.

— Интересно, как ты себе это мыслишь?

Вадим не мыслил этого никак, сказал просто то, что могло как-то мобилизовать друзей на разумную деятельность. И тут же пришло решение, на первый взгляд — само собой пришло. Но так ведь не бывает, чтобы совсем уж без причины и повода.

Он протянул руку, взял у Тарханова осколок.

Да, тот самый, от его гранаты. Он только что наконец окончательно поверил, что они действительно находятся там, откуда и началась вся эта история.

Не галлюцинация, не морок. В долю секунды их перенесло за несколько тысяч километров и максимум на полгода назад по времени. Гильзы, разбросанные вокруг, уже не блестящие, только что отстрелянные, но и не успевшие еще покрыться слоем окислов.

Примерно так они должны выглядеть через две-три недели после боя. Значит, здесь — конец января нынешнего же года.

Следующий шаг — если они попали на самом деле в «боковое время», как его постулировал[28] Маштаков, шанс выбраться есть. И он довольно реален.

— Видишь? — теперь уже Ляхов показал осколок Сергею.

— Вижу, и что?

— Он — здесь. Значит, и все остальное должно быть здесь тоже…

— Я — понял! — раньше Тарханова воскликнул Розенцвейг. — Гильзы еще не доказательство. Гильзы могли взяться откуда угодно. Но осколок — да. Вы бросили гранату именно этого типа, именно здесь, значит, это — исчерпывающее доказательство. Людей нет, а он есть. Значит, где-то там, — он махнул рукой в сторону севера, — существует и Маштаков, и его приборы… Правильно?

— Абсолютно.

Идея дошла и до Тарханова.

— Короче, нам нужно всего лишь добраться до Москвы — и вопрос решен?

— Надеюсь. Остается одна лишь мелочь. Совпадает ли время в том и этом мире? Если да — нам нужно попасть на виллу Чекменева день в день и минута в минуту. Если же не совпадает… — Ляхов развел руками.

— Да и хрен с ним! — Тарханов снова стал самим собой. Есть задача, есть цель, остальное — лишь тонкости практической реализации. — Группа, слушай мою команду…

Розенцвейг, по-мефистофелевски усмехаясь, показал за спиной полковника Ляхову поднятый большой палец.

Глава четырнадцатая

И Тарханов, и Розенцвейг великолепно представляли себе дислокацию российских и израильских гарнизонов в этом районе, без всякой карты наметили оптимальный маршрут до ближайшей базы, которая сулила избавление от всех проблем. Хотя бы на первом этапе.

Но все равно им пришлось идти пешком почти двадцать километров по узкой и извилистой горной тропе, пока они не вышли к развалинам древней крепости крестоносцев — Бельфору.

Ливанские горы слегка отличаются от Подмосковья, где двадцать верст по лесным дорожкам — не расстояние. В поисках грибов Майе и больше приходилось проходить, причем с тяжелой корзиной в руках, и испытывала она на финише лишь легкую, приятную усталость.

Здесь же километр по прямой превращался в пять из-за постоянных перепадов высот, то вниз спускаешься, то тропа вдруг начинает серпантином тянуться к самому небу.

И сапожки ее оказались здесь совсем не к месту. Через тонкие подошвы каждый камешек ощущался, и с каждым шагом все больнее. Мягкие голенища совсем не держали голеностоп, то и дело подворачивающийся.

Вторую половину пути она шла, опираясь на руку Ляхова, и сто раз успела доказать, что никакая она не леди, которой полагается называть кошку кошкой, даже споткнувшись об нее в темноте. Майя же почти каждый камень и выбоину аттестовала, хотя и тихо, сквозь зубы, но чисто солдатскими словами.