Старый новый мир - Катруша Анна

Неприметный на первый взгляд символ, затерянный среди множества других, украл внимание Блюма. Он подошел к нему и осторожно прикоснулся.

– Этот знак. Что он означает? – спросил Фантаст.

– Это символ Солнца.

Блюм убрал руку и не мог оторвать взгляд от ровного круга с точкой по центру.

– Надо же… – прошептал Фантаст.

– Что-то не так?

– Нет, ничего. Просто напомнило кое-что.

Блюм провел рукой вдоль линии, пока не дошел до ещё одного круга с двумя ровными перпендикулярными линиями внутри.

– А это должно быть…

– Земля, – закончил Мирас с улыбкой.

Блюм тоже улыбнулся. Он положил обе руки на два символа, и теперь прямо перед его глазами оказался ещё один знак.

– Луна? – спросил Блюм.

– Да, – одобрительно кивнул Мирас.

– Ты сам всё это нарисовал? – спросил Лекарь, впечатлённый не меньше остальных.

– Да, на это ушел не один год, но я полностью доволен работой.

– Это потрясающе… – сказала Мята. – Я не знаю почему, но в этом месте такое странное ощущение… Я даже не могу описать его.

Девочка были в смятении. Она нерешительно сделала несколько шагов и снова остановилась, засмотревшись на узоры на потолке. Ей казалось, что она вот-вот узнает что-то очень важное из этих рисунков.

ЭрДжей, не разделяющий всеобщий восторг, просто вошел в комнату и бестактно сел в углу, скрестив руки на груди. Он старался не смотреть на эти жуткие орнаменты, но они были везде, и было просто невозможно не рассматривать их. И хотя всё это ему ужасно не нравилось, но нужно было признать, выглядело это искусно.

Единственное место, где не было ничего изображено – там, где сидел Мирас. Все знаки, символы и линии в непрерывном танце тянулись к единой цели – коврику, на котором располагался хозяин загадочного дома. Все линии доходили до этого места и, аккуратно сужаясь, сходили на нет.

– Присаживайтесь, где хотите и отдыхайте. Эта комната для этого и предназначена, – и Мирас непринуждённо расположился на коврике, приняв позу лотоса.

Ребята сели напротив хозяина дома, а ЭрДжей остался в углу ближе к выходу.

– Здесь так красиво и интересно, что невозможно оторваться, – улыбнувшись, сказала Мята.

– Я рад, что вы оценили мою работу. Как художнику, мне очень приятно. – После небольшой паузы он добавил: – Предложить еду, к сожалению, не могу. Я сейчас временно практикую голодание.

– Что ты! Ты нам и так очень помогаешь! – быстро пролепетала Мята. Она была так взволнована, сидя перед этим человеком. Он вызывал у неё огромное уважение и восхищение. – Но… если ты голодный, давай мы тебя покормим!

В ответ Мирас легонько улыбнулся.

– Спасибо большое, но я пошел на это добровольно и не хочу нарушать режим. Тем более это не в первый раз и я хорошо себя чувствую.

– Добровольно? Но зачем? – удивилась она.

– Временное воздержание от пищи способствует укреплению духа.

– Разве от того, что ты не кушаешь, ты станешь сильнее? – недоверчиво переспросила Мята. На что Мирас улыбнулся:

– Суть не в том, что ты просто не ешь, а в воздержании, в добровольном ограничении, в вызове самому себе. Смогу ли я пройти через это испытание и остаться собой, окрепнуть духовно и сохранить трезвость ума?

– Видимо не смог… – тихонечко сделал замечание ЭрДжей, но благо никто его не услышал.

Мята немного замялась, она услышала интересную для себя вещь, но не знала, стоит ли спрашивать о ней, но всё же решилась:

– А зачем… себя ограничивать? Ну, в смысле, все в мегаполисах живут свободно, ни в чём себе не отказывают. Зачем тогда это?

– Сознательное добровольное ограничение в какой-то степени и сделало нас людьми. Когда человек своим умом пришел к тому, что ему не всё дозволено, он стал разумным. А вот когда кто-то думает, что он властен делать всё, что хочет, он становится животным. Ест без меры, спит без счёта, не трудится, ни о ком не заботится или ещё хуже – причиняет вред другим.

– Закон, – отрешенно сказал Альфред. – Я когда-то читал книгу о законах, правах людей и их обязательствах. Я думаю это сродни тому, о чём говоришь ты.

– Ты мыслишь в верном направлении, мой друг, но закон подразумевает наказание за нарушение, и не сам человек решает, какое именно, а я говорю о сознательном выборе. И наивысшая точка всего этого – в отказе от насилия. Когда люди добровольно откажутся брать в руки оружие и убивать друг друга в войнах чужих интересов – это станет вершиной нашего сознания. Когда мы разумом придём к тому, что насилием ничего не решить и уж тем более никого не освободить, тогда и только тогда мы станем разумным видом. И очень важно, чтобы этот отказ был сделан не из-за страха наказания, а осознанно.

Мирас говорил всё ровным и спокойным тоном. Резонирующий грудной звук, казалось, исходил отовсюду, и от его голоса становилось спокойно на душе.

– Это всё какие-то странные, не имеющие ничего общего с действительностью, утопичные фантазии… – пренебрежительно фыркнул из угла комнаты ЭрДжей.

– Садись ближе, и я с удовольствием поговорю с тобой на эту тему, – учтиво предложил Мирас.

– Воздержусь… – отвернулся ЭрДжей.

– Как знаешь, – Мирас перевёл свой взгляд на Мяту. – Я ответил на твой вопрос или хочешь ещё что-то узнать?

Она отрицательно покачала головой.

– Мне есть о чём подумать. Спасибо, – улыбнулась Мята.

Мастер в ответ кивнул головой и тоже улыбнулся.

– Как ты только придумал всё это? – спросил Альфред.

– Я ничего не придумывал. Часть знаний я получил из книг, которые оставили здесь мои предшественники, а часть я получил из вне.

– И каким же образом? – Блюма очень заинтересовали последние слова.

– Я любовался природой, изучал её формы, цвета, содержание. Мир – лучший учитель для художника. Каждая линия, каждый завиток в этой комнате – просто жалкое подражание великолепию природы.

– Ну да, как же, в природе полно символов солнца и луны. На каждом дереве… – отозвался из угла комнаты ЭрДжей.

Мирас добродушно улыбнулся.

– Ты обратил внимание на отдельные части и не увидел цельную картину.

Ребята стали внимательнее рассматривать работу художника. Им хотелось понять, о чём говорил Мирас.

– Я вижу! – воскликнула Мята. – Это же дерево!

– Где? – удивился Альфред.

– Вот смотри, из этого круга выходит другая линия и если проследить за ней, то получается верхушка, а вот та линия более прямая и если это всё соединить, то получится дерево, – Мята вела пальцем по воздуху, описывая увиденный образ.

– Всё равно не вижу дерево, но, кажется, я вижу птицу. Вон смотри, с той линии, о которой ты говорила, только ещё повести выше, получается птица в полёте.

– Да-да, точно!

– Я вижу реку прямо над своей головой, – улыбнулся Блюм и тоже попытался показать ребятам нужные линии.

– Да, именно так работает вера в богов и духов. Говоришь, что там что-то есть, а фантазия людей додумывает всё сама… – скептически произнёс ЭрДжей. – Там ведь нет ни дерева, ни речки, ни чего-то ещё.

– Кто знает, – загадочно ответил мастер и улыбнулся ЭрДжею.

– Почему всё нарисовано чёрным? – поинтересовалась девочка.

– На самом деле это тёмно-синий. Но дело в том, что обычно я нахожусь здесь без света, ведь это не обычная краска. Это одно из чудес прошлого. Если потушить свечи, рисунки будут светиться.

– Светиться? Разве такое возможно?

– Если хотите, могу показать, как это выглядит без света.

– Конечно! – в один голос ответили трое ребят.

ЭрДжей только приподнял левую бровь.

Мирас по очереди задул свечи, и ребята оказались практически в полном мраке, но постепенно символы на стенах и впрямь начали немного люминесцировать, а когда глаза привыкли к темноте, то и вовсе начало казаться, что свет этих линий чересчур яркий.

Друзья будто покинули землю и воспарили к ночному небу. Помимо толстых линий, образующих все те фантастические образы, на поверхности были рассыпаны еле заметные капли краски, напоминающие звёзды. При свете свеч их вовсе не было видно, но сейчас они создавали невероятную атмосферу космического пространства. Но ведь рисунки были не только на стенах и потолке. Мята опустила голову и сперва испугалась. Ей показалось, что она не сидит на твёрдой поверхности, а парит над этими линиями. Она почувствовала себя звездой, окруженной тысячами других звёзд, затерянной где-то там во Вселенной. Чтобы прийти в себя она осторожно прикоснулась пальцем к линии и к счастью, почувствовала это. Значит это всё же она, а не одинокое небесное тело.