Сны в Ведьмином доме - Говард Лавкрафт

Необычная находка представляла собою несколько костей — частью сломанных и раздробленных, но, вне всякого сомнения, человеческих. Самым загадочным было то, что кости имели явно недавнее происхождение, хотя доступ в единственное место, где они могли находиться без того, чтобы их кто-нибудь обнаружил, то есть в заколоченную низкую каморку с наклонным полом на чердаке, по всеобщему убеждению, был практически невозможен в течение очень многих лет. По заключению главного эксперта при коронере, некоторые из костей принадлежали, скорее всего, младенцу мужского пола, тогда как другие — их нашли лежащими вперемешку с полусгнившими обрывками одежды грязно-коричневого цвета — несомненно, пожилой женщине очень низкого роста, со сгорбленной спиной. Тщательное исследование обломков и мусора позволило также обнаружить множество крошечных костей крыс, раздавленных при обвале крыши, а также и более старые крысиные кости со следами чьих-то зубов, форма которых не могла не вызвать изрядного числа недоуменных вопросов и самых странных ассоциаций.

Кроме того, были найдены в большом количестве обрывки рукописных книг и масса желтоватой пыли — все, что осталось от каких-то других бумаг, видимо, еще более древних. Все без исключения фрагменты, поддававшиеся прочтению, касались черной магии, причем наиболее сложных и жутких ее разделов; явно недавнее происхождение некоторых рукописей до сей поры составляет не меньшую загадку, чем найденные там же человеческие кости. Еще одна неразгаданная тайна — старомодный почерк автора рукописей: почерк этот был одним и тем же как в недавних записях, так и в тех, что были сделаны, судя по бумаге, не менее чем за 150–200 лет до описываемых событий. Многие, однако, придерживаются мнения, что наибольшую загадку представляет собой происхождение крайне необычных предметов, в разной степени сохранности обнаруженных среди развалин, — предметов, чьи формы, назначение и материал совершенно не поддаются определению. Один из таких предметов, вызвавший особенный интерес у профессоров Мискатоникского университета, представлял собою сильно поврежденную копию уродливой вещицы, некогда переданной Джилменом в университетский музей, и отличался от последней разве только более крупными размерами, материалом (то был не металл, а камень синего цвета) и наличием подставки странной угловатой формы, покрытой письменами, которые до сих пор не удалось расшифровать.

По сей день остаются бесплодными и попытки целого ряда археологов и антропологов истолковать рисунки, вырезанные на расколотой чаше из легкого металла; при ее обнаружении на внутренней поверхности были замечены странные бурые пятна очень подозрительного вида. Иностранных рабочих и старушек сплетниц впечатлил дешевый никелевый крестик современной работы на оборванной цепочке, также найденный в мусоре и признанный дрожащим от ужаса Джо Мазуревичем тем самым распятием, которое он много лет назад подарил бедняге Джилмену. Некоторые думают, что крестик затащили в каморку на чердаке крысы; другие полагают, что он просто валялся где-нибудь в углу старой комнаты Джилмена. А кое-кто, и Джо в том числе, выдвигают на сей счет настолько фантастические теории, что их было бы глупо принимать в расчет.

Когда вскрыли наклонную северную стену в комнате Джилмена, оказалось, что мусора в ней куда меньше, чем можно было ожидать, судя по количеству обломков, упавших в комнату; однако то, что было там найдено, повергло рабочих в неописуемый ужас. Нижняя часть когда-то замкнутого пространства представляла собою настоящий склеп, устланный толстым слоем детских костей — от довольно свежих до таких старых, что они рассыпались в прах от прикосновения. Поверх костей лежал огромный нож, несомненно, старинной работы, с причудливым, в своем роде изысканным орнаментом; сверху он был завален мусором.

В этом-то мусоре, между куском кирпичной кладки из печной трубы и упавшей откуда-то широкой доской, и был найден предмет, вызвавший в Аркхеме куда больше удивления, страхов и суеверных домыслов, чем любая другая находка в проклятом доме. То был частично поврежденный скелет огромной дохлой крысы, строение которого так разительно отклонялось от нормы, что это обстоятельство до сих пор вызывает горячие споры специалистов при непонятном упорном молчании сотрудников кафедры сравнительной анатомии Мискатоникского университета. Лишь очень скупые сведения о скелете стали достоянием широкой публики — в основном они были получены от строительных рабочих, которые участвовали в сносе старого дома и рассказали о клочках длинной бурой шерсти, местами покрывавшей старые кости.

По слухам, строение пятипалых лапок найденного скелета крысы дает основание заключить, что на каждой из них один палец был противопоставлен всем остальным — черта, совершенно естественная, скажем, для миниатюрной обезьянки, но никак не для крысы. Кроме того, маленький череп с длинными желтыми клыками имел, как рассказывают, крайне необычную форму и, если рассматривать его под определенным углом, выглядел как многократно уменьшенная жуткая пародия на человеческий череп. Обнаружив останки этой твари, рабочие в страхе перекрестились, а позже поставили в церкви Святого Станислава по свечке в благодарность за избавление от мерзких, напоминающих хихиканье потусторонних звуков, которые они слышали в старом Ведьмином доме и теперь надеялись никогда не услышать впредь.

Морок над Инсмутом[81]

(перевод А. Спаль)

I

Зимой 1927/28 года агенты федерального правительства произвели секретное расследование в старинном портовом городке Инсмут, штат Массачусетс. Общественность впервые узнала об этом в феврале, когда прокатилась большая волна облав и арестов, после которой сожгли и взорвали — с известными, конечно, предосторожностями — огромное количество ветхих, изъеденных червями и, как все полагали, давно покинутых зданий близ опустевшего порта. Нелюбопытные души сочли все это одним из главных сражений в судорожной войне с бутлегерством.

Но люди, жадные до сенсаций, не переставали дивиться невероятному обилию арестов, колоссальному числу полицейских и военнослужащих, брошенных на это дело, и засекреченности данных о местонахождении узников. Причем отсутствовали не только сообщения о судебных разбирательствах или хотя бы о конкретных обвинениях, но и какая-либо информация о пребывании задержанных в обычных тюрьмах. Строились смутные догадки насчет инфекционных бараков и концентрационных лагерей, а позже — о рассредоточении арестантов по военно-морским и армейским тюрьмам, но ничего определенного никто сказать не мог. Инсмут тогда почти обезлюдел и только теперь начинает подавать признаки медленного возвращения к жизни.