Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1 - Густав Эмар

— Это очевидно; дальше.

— «Ты откроешь отцу секрет, который я доверил тебе. Он честный человек; я знаю, что могу положиться на него.» Он сказал это, бедный господин Липман, представьте себе, он это сказал, — прервал свой рассказ контрабандист с глубоким чувством.

— Представляю тем легче, что это правда; вы честный человек. Продолжайте, друг мой.

— «Ты скажешь отцу, — это все он говорит, — что я прошу его доставить вещи, мне принадлежащие, в Страсбург и сдать на руки Филиппа Гартмана, моего родственника.»

— Кого? — переспросил Петрус.

— Филиппа Гартмана.

— Очень хорошо. Я думал, что ослышался. Продолжайте.

— «Что касается актов, то пусть отец сдаст их местным властям первого городка, который встретится ему на дороге.» Как сказано, так и сделано. Я уж думал было, что опоздал. Надо вам сказать, что когда я бежал сюда, то наткнулся на молодчика, который удирал во все лопатки, а меня увидал, помчался, точно стая чертей гонится за ним по пятам. Но я узнал его и бросился за ним в погоню. Как он ни улепетывал, мошенник, я все-таки не отставал. Вдруг он споткнулся о камень. Я пользуюсь случаем, и когда он вскочил опять на ноги, выстрелил в него из ружья наугад и попал в поясницу. Он с места не тронулся; но я знаю, что эти вонючие твари жиды живучи как кошки, потому кинулся на него и размозжил ему голову ударом приклада.

— Черт возьми! Видно, он уж очень вам насолил.

— Еще бы! Знаете ли, кто это был?

— Сознаюсь, что вы мне еще не говорили этого.

— Гнусная каналья Исаак Лакен Кривой, который служил пруссакам проводником, вот кто. Уж ни кому более не изменит этот молодец; с ним счеты сведены. Но между тем ратуша горела, и я едва поспел вовремя. Еще десять минут, и было бы поздно.

— Вижу, вижу, вы славное сделали дело, старый товарищ. Не помочь ли вам кончить его?

— Благодарю, вы очень обязательны, все сделано. Во время этого разговора Петруса с контрабандистом последние приготовления к отъезду были кончены.

Людвиг последовал совету Петруса. Все прусские пленные, и раненые, и здоровые были накрепко перевязаны и положены друг возле друга у деревьев, потом патрули обошли деревню, чтоб собрать замешкавшихся.

Наконец, когда все жители собрались на площадь, командир послал вольного стрелка с тайным предписанием к Пиперману и дал знак двинуться в путь.

Тогда вся эта опечаленная толпа потянулась длинною вереницей. Впереди гнали скот, потом следовали вьючные лошаки, ослы и лошади, затем телеги с домашней утварью, детьми и больными. С обеих сторон шло по ряду вольных стрелков. Остальные составляли арьергард.

Несколько разведчиков под командою Петруса были разосланы и по флангам колонны, чтоб расчищать проход.

Было два часа пополуночи.

В то самое мгновение, когда крайняя оконечность колонны скрывалась за горами, ратуша обрушилась со страшным треском.

Спустя двадцать минут отряд капитана Пипермана вступил в деревню и прошел ее, не останавливаясь. В свою очередь, он повернул на горную тропинку, которую прошла первая колонна.

Отряд Пипермана шел медленно и наблюдая величайшую осторожность.

В три четверти часа он достиг Наклонной Скалы, у которой контрабандист назначил сыну ждать его.

Дорога, которою шел отряд Пипермана, был узкий овраг, вероятно, вырытый потоком между двух отвесных гор. Единственно этой тропинкою можно было пробраться из деревни в горы. Она поднималась довольно круто до площадки, служившей первым уступом горного кряжа. Над площадкою, как раз против дороги, нависла громадная гранитная глыба, которой горцы дали название Наклонной Скалы.

Когда Пиперман дошел до площадки, он остановил свой отряд. Волонтеры сложили ружья в козлы, вооружились ломами, заступами, мотыгами, кирками и усердно принялись колотить в подножие скалы.

После доброго часа работы гранитная глыба стала качаться. Вольные стрелки напрягли все силы и налегли на ломы и заступы. Вскоре громадная скалистая масса наклонилась вперед, рухнула с оглушительным громом в овраг и наполнила его собою так, что прохода более не оказывалось.

Всякое сообщение теперь было прервано.

— Эхе! — усмехнулся Пиперман, потирая руки. — Командир не промах. Славная это мысль! Однако, работа была жаркая, ребята. Разрешаю вам промочить горло.

— Ура! Капитан, ведь мы и заслужили.

Каждый из вольных стрелков приложился к своей фляге и долго не выпускал ее из рук; потом, по приказанию капитана, заступы, кирки и ломы снова уложены были на вьючного лошака, который следовал за отрядом; разобрали составленные в козлы ружья и вольные стрелки отправились далее, но теперь уже ускоренным шагом.

Через четверть часа они догнали главную колонну, которая, благодаря им, теперь не опасалась нападения, разумеется, с этой стороны. С другой же и думать нечего было о подобной попытке; имелось время укрыться от всякого преследования.

Если б остался кто-нибудь в Мительбахе, то видел бы странное зрелище в девять часов утра.

Как предвидели командир отряда и сержант Петрус, пруссаки выступили только с намерением вернуться.

В четырех лье от деревни они наткнулись на дивизию, посланную для разъездов. Полковник тотчас явился к генералу, командующему дивизией, рапортовать, вероятно, далеко не правдиво обо всем случившемся и просить подкрепления, чтоб проучить как можно скорее презренных мужиков, дерзнувших не только противиться, но еще и разбить войско его величества короля прусского.

Разумеется, генерал благосклонно исполнил просьбу. Надо было примерно наказать собак-французов, которые осмеливались не допускать вторжения в их землю. Полковник получил приказание произвести военную экзекуцию, то есть все предать в деревне огню и мечу, и чтобы упрочить успех этой экпедиции, ему дано было три тысячи инфантерии и пятьсот кавалерии.

Один полковник и офицеры, которые ехали верхом, входили в состав новой экспедиции. Что солдат касается, то они буквально не в силах были тронуться с места; некоторые даже имели легкие раны; волею-неволею приходилось дать им сколько-нибудь отдыха.

На этот раз, однако, у полковника не было проводника. К тому и сильное нападение, которое он вынес, заставило его задумываться и быть настороже.

При входе в ущелье Зеленого Дуба, очень благоприятного пункта для засады, полковник удвоил осторожность. Однако ничего не появлялось; везде вокруг царствовала величайшая тишина, пруссаки становились все смелее и прибавляли шагу по мере того, как приближались к деревне, над которой возвышалось густое облако черноватого дыма, служившее явным указанием, какого направления держаться. Тут и дорога становилась открытее, следовательно, нечего было опасаться нападения врасплох.