Пламя Сердца Земли - Светлана Багдерина

Лицо молодого мага налилось кровью, стиснутые зубы скрипнули, голова подалась вперед – и вот уже вторая рука обрела свободу.

Сквозь сведенные от напряжения зубы с шипением вырвались незнакомые слова, и десять горящих огнем лучей вонзились в полированное дерево кафедры.

Она исчезла в туче шурупов и багровых опилок.

Но тут пришел в себя и определил источник угрозы и Костей.

– Ах, так!.. – прорычал он. – Ну, держись, молокосос!

Воздух потемнел, словно перед грозой, кроваво-красной каплей вспыхнул Камень Силы, и из всех углов аудиториума вырвались и устремились трем пленным у стены ослепительно-желтые молнии.

Симеон и Граненыч зажмурились, но даже сквозь смеженные веки пробилась красно-желтая вспышка, когда молнии налетели на багровый щит и разбились об него на тысячи яростно шипящих и завывающих, но безвредных искр.

– Ах, так!!!..

На Костея было страшно смотреть.

– Ну, берегись, морозово отродье… – взбешенно прохрипел он, и на его пленников пахнуло холодом, склепом и тленом. – Ну, берегитесь…

Камень на груди колдуна зловеще заиграл, запульсировал, заколотился, словно живое сердце при страшной опасности, и весь цвет устремился в одну его точку – в самом центре, туда, где сходились его грани…

В Фокус Силы.

– К-кабуча… – неистово прошипел Агафон, взмахнул руками и забормотал заклинания, спешно сооружая новый щит из переплетения слов и пунцовых линий.

Но он не поставил бы и дырявого лаптя против всего дворца царя Симеона, что эта преграда выдержит натиск чистой дикой магии, которую с секунды на секунду готовился метнуть в них Костей. Как бы ни был хорош маг, Камень Силы оставался Камнем Силы, даже будучи едва розовым. Это знал инстинктивно даже такой чародей, как Агафон.

– Нет, Костей, оставь его, посмотри на меня, посмотри мне в глаза! – дед Зимарь выбрался из-под кучи досок, бывших при жизни нижним ярусом столов и попытался остановить брата, как мог, но тот был глух ко всему, кроме мести.

Дернув всего лишь мизинцем, он отшвырнул старика к его товарищам по несчастью и продолжил концентрировать все могущество великого и ужасного артефакта в точку. Рубиново-красный Фокус Силы налился мощью и стал похож на трепещущую живую каплю крови…

Костей ощерился:

– Против меня, сопляк, ты был, есть и остаешься…

И тут в окно постучали.

– …остаешься…

Вежливо так, три раза: тук-тук-тук.

Три, потому что на четвертый раз стекла не хватило: оно разлетелось на осколки, с плоским звоном осыпав последний ярус, и в разбитое стекло просунулся…

– Хвост?..

– Хвост?!.. – удивились не подозревающие о жуткой участи, нависшей над их лукоморскими головами, Граненыч и царь.

– Змея!!!..

Костей не стал терять время на театральные эффекты старой знакомой – он, знаток змеиной анатомии, мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов, туда, где по всем правилам должны были находиться головы.

И он их там нашел.

– Я тебя ненавижу, Костей, и мне всегда будет стыдно за те дела, что я была вынуждена творить по твоему приказу, – угрюмо сообщила колдуну Змея.

– Так недолго тебе жалеть осталось!.. – ожесточенно выкрикнул тот и выпустил весь скопившийся заряд магии и ярости в мятежную союзницу.

Необузданная сила злобного волшебства и тройная струя пламени встретились на полпути, смешались, сцепились, взорвались огненно-черными клубами, моментально заполнившими весь аудиториум. Камни, стекла, доски, золото брызнули в стороны, ломая и дробя то, что каким-то чудом пока устояло под их безумным натиском…

Раздался взрыв, какой соловьям-разбойникам и не снился, башня содрогнулась, зашаталась, и северная сторона ее стала осыпаться – камень за громадным камнем, как песочный домик на пляже, на который наступил неосмотрительный прохожий.

Когда пыль, дым и волшебная тьма рассеялись, аудиториум для важных заграничных гостей представлял собой родину Апокалипсиса, жалкую кучу строительного мусора и зияющих, оскалившихся арматурой и балками в стенах и полу пастей пустот. От крыши остался крошечный клочок, поддерживаемый каменой лестницей с почти полностью погибшего балкона. Казалось, уцелеть здесь не могло ничто живое…

Если оно не было бессмертным.

Груда камней там, где раньше лестница из шестидесяти сияющих ступеней вела к балкону, зашевелилась, застонала и, рассыпая куски малахита, наружу выкарабкался Костей.

Сейчас его не узнал бы никто: в обгоревших лохмотьях, саже и копоти, стоял он, покачиваясь и обводя бессмысленным взглядом разрушение вокруг. Не было видно ни Змеи, ни его родичей, ни местного правительства.

Что ж. Последняя задача – избавиться разом от всех врагов, была выполнена хоть и несколько шумно, но эффективно.

Змеи нет, но в замке осталось ее яйцо.

Если покопаться в руинах, можно будет найти и заморозить хоть что-то от любимой родни: глядишь, и сгодится. Ну а если нет…

Если нет – у меня всегда есть Камень Силы, мои войска и теперь уже мой Лукоморск.

Не так уж и плохо для начала завоевания мира. Ну, кто теперь скажет, что я – не удачливый гений?

Ненавидят они меня…

Вечная им память.

Колдун усмехнулся, провел рукой по глазу, размазывая грязь, и потянулся к Камню, чтобы поднять кучу обломков там, где раньше была дверь и пленники: щепетильные дела лучше выполнять самому.

Холод, леденящий холод, мертвящий мороз сковал вдруг его движения, его мысли, его душу, всё его существо…

Привычного отклика из центра груди, там, где висел его камень, его надежда, его сила, его власть, не было.

Потерял!.. Под мусором!.. Порвалась цепь!..

Сдавленно вскрикнув, Костей схватился за грудь.

Цепь была хоть изрядно оплавлена и искорежена, но цела. Оправа, перекошенная и изогнутая причудливой буквой неизвестного алфавита, тоже была на месте…

И вызывающе-равнодушно зияла пустотой там, где пятьдесят лет покоилось его величайшее сокровище.

Кираса на его груди, там, где висел Камень, прогорела страной формой – идеально ровным кругом. Обуглилась и одежда под ней.

Камня нигде не было.

Как сумасшедший, кинулся он на кучу битого камня и мусора и принялся разбрасывать их с нечеловеческой силой, лихорадочно, безумно надеясь, что вот сейчас, сию минуту, под этой плитой, за этой доской лежит, цел-невредим, его Камень, его дитя, его жизнь…

– Его там нет, – прохрипел из угла знакомый голос.

Кто это?.. Кто-то еще, кто выжил в этом аду?

Но это невозможно! Бессмертный здесь один я!!!..

Колдун оторвался от созерцания голых каменных плит пола и повернул голову на звук.

Брат.

– Что ты об этом знаешь, болван? – прорычал он.

– Знаю, – тоненьким, дребезжащим смешком захихикал дед Зимарь. – Знаю то же, что и ты знаешь… Что пламя Змеи такое же горячее и мощное… как и пламя Сердца Земли… из которого ты создал свой Камень… И что уничтожить его можно, только бросив в тот огненный колодец… или дыханием Змеи…

– Откуда ты?!..

– Змея рассказывала Серафимушке легенду о происхождении их рода… Та – Находке и Сайку… Помнишь небось своих бывших прислужников? А я всегда был до удивительных историй да преданий шибко охоч… Вот Саёк мне по дороге в Лукоморье и пересказал…

– Подумаешь – Камень!.. – пренебрежительно оскалился колдун и сделал шаг к деду Зимарю. – У меня есть город, у меня есть в этом городе армия, у меня есть змеиное яйцо, а теперь у меня есть еще и ты! Несколько недель в пути и работе – и жизнь снова будет прекрасна и удивительна, Мороз.

– Ох, не люблю я худые вести сообщать… – печально покачал головой дед Зимарь и снова засмеялся. – Но у тебя нет города, Костей. Потому что я отослал твоих головорезов прочь за ворота. И у тебя нет змеиного яйца. Серафима и Иванушка должны были спасти его. А раз Змиулания обернулась против тебя, оно в безопасности. А я… что я? Я уже стар и свое отжил, и смерти не боюсь, Костей.

– А еще… милый дедушка… – кучка лепнины, в страхе покинувшей свою стену во время светопреставления в аудиториуме, зашевелилась, и из нее показалась грязная, разбитая, но очень воинственно настроенная голова Агафона. – А еще у тебя есть я…

– Я, конечно, понимаю… – потекла гора красной щепы рядом, – что ты, старый пень, бессмертный… но как раз для таких гадёнышей… придумали пожизненное заключение…

И из груды гипсовых завитушек, присыпанных опилками красного дерева, выбрался грозно насупленный Граненыч, а за ним показалась макушка царя в смятой и похожей теперь больше на самый дорогой в мире шутовской колпак короне.

– Держите… его…

– Видишь… – прохрипел Агафон, выдирая себя из-под расколовшейся надвое резной балки. – Против тебя… я тоже кое-чего стою… мой щит сработал…

– Ну… что скажешь… братец? – усмехнулся дед и нащупал рядом с собой камень потяжелее.[179]

Костей свирепо зарычал от злобы и бессилия, дико оглянулся и вдруг рванул по засыпанным мусором ступенькам наверх. Туда, где на одной балке и честном слове висели остатки балкона. И где на балконе, словно пиратский флаг, вяло колыхался на сонном вечернем ветру черный ковер, оставленный дедом Зимарем.