Сны. Начало - taramans

как лучше – язык международного общения, как-никак! Требовалось его знать дворянину в середине девятнадцатого века. Пусть и изрядно просел в авторитетности и широте распространения сей язык после Отечественной войны 1812 года, и не являлся больше основным языком высшего сословия в Российской империи, но – надо!

«Стоп! Как это – передалось знание языков? Х-м-м… это то, о чем говорила Алла? Интересно-интересно! Это я во сне так уверен в знании этих языков? Или и в самом деле знаю их? А ну как проснусь и те знания – как корова языком!».

Плехов постарался переключиться на французский. Что-то он помнил из стихотворений…

«Так-так-так. А ведь есть какой-то багаж в памяти! А немецкий?».

Получалось, что немецкий он тоже знал. Как говорится – «Вот-те на-те, хрен в томате!». Еще бы и уверенность иметь, что эти знания – не только во сне. К тому же Евгений вовсе не был уверен, что немецкий и французский середины девятнадцатого века соответствуют им же, только уже в начале двадцать первого. Точнее – наверняка не соответствуют! И как бы не получилось, что лучше уж было их с нуля учить там, в своем времени, в реальности, чем переучиваться со старых на новые.

«Как интересно! Попробовать бы… Мы с Аллой что-то этот момент совсем упустили. Она – потому как полностью ушла в обработку информации о разных параметрах снов, а я… а я счел это несущественным. Да я просто забыл проверить это!».

Получалось, что с изученным там английским, в багаже у него сейчас три языка! Отлично! Если все останется по-прежнему, когда он проснется.

Тем ни менее, пока он размышлял, голоса стали как будто ближе.

«Нет. Все-таки не французский. Хотя и очень похоже, даже как будто слова некоторые – узнаваемы. Похоже… похоже больше… на итальянский, что ли?».

С Юлькой они пару раз летали отдыхать и путешествовать по Апеннинскому полуострову.

«Или – испанский? Блин, какая-то смесь из этих языков. Даже вроде бы что-то на сербский походит. Жила как-то рядом с нами на Крите сербская пара!».

Между тем, голоса приблизились к Плехову со стороны головы. Повернуться и посмотреть он не мог – боль напоминала о себе постоянно. Говорили двое мужчин. И что странно – чем дольше он слушал этот разговор, тем больше различал слова и даже начал их понимать! Не все, но некоторые.

Головная боль вдруг резко накатила огромной волной и Плехов поневоле застонал. Но как накатила, так и ушла. Не совсем, а осталась на уровне прежней. И – о чудо! Разговор двух мужчин стал почти полностью понятен. Евгений отметил, что говорили эти двое вроде и на одном языке, но все же выговор несколько различался. Один – более мягкий, певучий; другой же – резковатый, как будто рычащий. И этот рычащий сейчас «прогавкал»:

- А что это за падаль у вас здесь валяется?

- Ха-ха… скажешь тоже – падаль! Малец тут у нас отлеживается. Три дня назад хозяин решил кровлю на конюшне поменять, вот когда новые стропила ставили, плотники безрукие одну выронили, да этому мальцу по голове и попало. Он тут крутился, что поднести, что помочь…

- Так помер поди?

- Да вроде нет. Пока. Наш маг сказал, что помочь ничем не может, пусть малой полежит на свежем воздухе, а там – как боги решат!

«Это выходит я – тот малец, которому по голове перепало? А почему малец? И еще… а что это за маг, который меня сюда определил? Маг? О как! Ни хрена ж себе, я попал!».

- Служка местный что ли? – снова прорычал мужчина.

- Да как служка? Вроде как – сирота. Прибился к таверне несколько лет назад, вот хозяин из милости и оставил. Так-то малец хороший, добрый. Всем помогал – когда бабам на дворе, а когда и по кухне. Воды там притащить или еще чего. Он вроде как убогий – немой, да и с головой малость плоховато.

- Тьфу ты… развелось таких по городам. И чего их власти терпят? Добрый ваш маркграф, вот что я тебе скажу. Как по мне – собрать таких скопом, да в каменоломни, пусть там работают, а не крутятся под ногами везде и всюду. Воруют все, что плохо лежит, пакостят…

- Не знаю как у вас там, в Лютеции, а у нас с этим вроде все спокойно. В деревнях у нас как – если вдруг кто-то детишек сиротами оставит, родные забирают по себе. На улице болтаться никого не оставляют. Да и этот – спокойный был, не проказливый. Говорю же – помогал по хозяйству.

Второй хмыкнул, и перевел разговор на другое:

- Ну! Доставай фляжку, попробуем какое оно – хозяйское винцо. Я пока с обозами болтаюсь, какого только вина не пробовал. Вот хочу и ваше оценить…

Плехов прислушивался к разговору.

«Получается, что я – мало того, что попал в тело какого-то пацана, так еще и убогий – немой и на голову скорбен. Нормально, чё!».

Речь мужчин воспринималась странно – то вроде бы все понятно, а то заминка какая-то возникает. Тогда голову простреливало несильной болью и слова снова становились понятными, хотя и не совсем подходящими к сути беседы.

«Гугл-переводчик, блин! Тоже сикось-накось получается!».

Неподалеку забулькали какой-то жидкостью, потом «рычащий» отозвался:

- А что? Неплохо. Сладковата немного, с нашим-то франкотским бренди не сравниться. Но крепость чувствуется!

- Наливка хозяйская она – да, сладковата. Вот настойки – те покрепче будут. Только у Йорга, у повара