Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

Генератором синхросигналов. Тогда Хафелд Врагов Пожиратель Гнев на милость сменил внезапно, И махнул он рукой своим людям, Засмеялись те громко и грубо. И должно быть Компьютер смутился, Перестал он дурить и дуться, Сделал всё он тогда, чтоб доставить Храбрых воинов Хафелда обратно К родным сердцу кострам народа…

В поэме этот метод сработал, но повторить результат Поющий так и не смог.

Как только Поющий позволял, я садился за компьютер. Это было трудной задачей: обладая столь скудной информацией, отыскать нужную последовательность. Он следил за моими попытками, но почти не комментировал их.

Во время перерывов, когда мы прохаживались туда-сюда вдоль боевого корабля Тостига, чтобы дать отдых глазам, я просил пересказать мне легенды. Поющий не видел в этом никакого вреда: ну что может землянин извлечь из древних историй? Не исключено, что он решил обратить меня в свою веру — в ортодоксальный халианский информационализм.

В докосмические времена — насколько я уяснил, около четырёхсот лет тому назад — народ (халиане) представлял собой обыкновенных дикарей и делился на многочисленные племена и кланы, которые постоянно воевали друг с другом. Потом откуда-то со звёзд пришли «первые чужие», дали воинам оружие, а лучшим предводителям — космические корабли и послали их в поход — искать свою судьбу, добычу, славу и смерть. И поручили гильдии поэтов записывать славные дела расы халиан в форме саг.

Эти сведения были крайне любопытны. Так, значит, какая-то неизвестная раса вмешалась в дела халиан, вооружила их и натравила на планеты Федерации. Кто же дал Халии эти корабли? Командование Флота узнает и об этом, как только я доберусь до своих.

Спустя несколько дней я почувствовал, что у корабельного компьютера нет никаких причин не прочитывать путевой диск. И всё же он упрямился. Мне уже казалось, что в машину заложен какой-то дефект, препятствующий самым разумным действиям, самым оптимальным ходам.

И вот как-то раз, вернувшись с одинокой прогулки раньше, чем рассчитывал, я увидел Поющего о Далёком Доме, который сосредоточенно работал за клавиатурой.

Я с удивлением следил за его манипуляциями. С необычайным для представителя нетехнологической расы искусством, подобно Пенелопе, распускающей по ночам всё, что соткала за предыдущий день, он стирал записанную мной информацию.

— Ты пытаешься испортить программу! — закричал я.

Его губы скривились в высокомерной усмешке, но он ничего не ответил.

— Ты не хочешь, чтобы корабль взлетел! Тебе нужно, чтобы Тостиг и его воины остались здесь и погибли!

— Удивляюсь, как ты не понял этого раньше, — ответил Поющий.

— Барону будет интересно услышать об этом! — крикнул я и схватился за лом. — Не пытайся остановить меня, проклятый изменник, а не то башку проломлю!

К тому времени — что, вероятно, было неизбежно — я подсознательно уже считал себя халианцем.

— Прежде чем убить меня, — спокойно сказал Поющий, — не желаешь ли выслушать, почему я так поступил?

Вероятно, надо было пойти прямо к Тостигу. Если бы я так и сделал, всё могло бы сложиться совсем иначе. Но я медлил. Жители Пердидо всегда отличались любопытством.

— И почему же ты так поступил?

Он улыбнулся и всё так же спокойно спросил:

— Человек, знаешь ли ты, что требуется для написания халианской саги?

Я отложил лом и сел. Он поймал меня на крючок.

— Рассказывай.

— Саги, — начал Поющий, — это душа нашего народа. Все великие саги содержат некоторые общие элементы. В них есть героическая фигура — например, такая, как Тостиг. Наличествует безвыходная ситуация вроде нашего пребывания на Цели, предательство со стороны некоего доверенного ключевого персонажа и эпическая гибель предводителя и его людей. Тостиг — подходящая фигура для создания величайшей из саг. Для того чтобы сочинить её, я употребил всё своё искусство, перечислил в прекрасных стихах его великие победы — бойню на Орлиной Станции, опустошение Звёздного Перевала, нападение среди бела дня на Алгол-Четыре. Во всей истории Халии не было героя более великого. Не хватает только достойного завершения.

— Например? — спросил я.

— Возможен только один вариант. Барон Тостиг должен вступить в последний неравный бой и погибнуть здесь, на Цели.

— Но может быть, это совсем не то, чего хочет сам Тостиг? — заметил я.

— Его желания не играют никакой роли. Важно, чтобы «Сага о Тостиге» получила достойный финал, чтобы она пелась впоследствии для поддержания духа остальных халиан.

— Но я не вижу, каким образом можно сохранить твою сагу, — сказал я, — если ты останешься вместе с бароном Тостигом, обречённым на славу и смерть.

— Это уже моя проблема, — ответил Поющий. — Без сомнения, я, как и все великие барды, найду выход. Пусть даже придётся умереть до того, как будут готовы последние строфы, я сумею отправить копию в гильдию поэтов. Финал за меня допишут другие.

— Что-то мне это не нравится, — сказал я.

— Потому что у тебя нет склонности к поэзии. Но ты достаточно умён, чтобы понять, в чём твоя выгода.

— Полагаю, у тебя имеется какой-нибудь довод на этот счёт, — сказал я.

— Само собой. Верность собственной расе заставляет тебя желать, чтобы Тостиг остался здесь навсегда.

Слова Поющего звучали довольно ядовито, но в них крылся определённый смысл. Я понимал, что барон Тостиг редкостный представитель своей расы. Таких рождается один на миллион. Он гораздо умнее и гибче, чем большинство его сородичей.

— Вот что мне