Солдат удачи. Исторические повести - Лев Вирин

—На Фишера.

—              Добро. С утречка пораньше и отправляйтесь.

Полковник поехал к своим драгунам. Офицеры сидели кружком.

От костра тянул густой аромат ухи. Над котлом колдовала молодая, пригожая баба.

—Новая повариха, — отметил Гордон.

Фишер встал:

—              Садитесь ужинать с нами, господин полковник! Уж больно уха навариста да духовита, с кореньями.

Поесть за день не привелось, и Гордон с удовольствием сел на уступленное седло. Куницин протянул ему деревянную ложку, повариха налила миску ухи. Ушица и впрямь была отличная.

—              Где рыбы-то наловить успели? — спросил Гордон.

—              Ванька увидал рыбаков с бреднем, выпросил.

«Ивана непременно возьму с собой в Москву, — подумал Гордон.

— Такому ловкачу да ещё и грамотею цены нет. Надо выпросить ему чин поручика. »

Полковник посматривал на своих офицеров, думал:

«Похудел Ганс. Брюшко-то растерял. Ничего, наберёт. Если и впрямь царь будет милостив, ударю челом, дать Фишеру чин подпол­ковника. Заслужил. Да больше и некому. Куницина тоже надо взять в Москву. Пусть съездит к молодой жене, пока мы там хлопочем. И его, и Остапенко пора в капитаны. Подучились».

Сёмка уселся в сторонке. На его колене уютно сидел небольшой хлопчик. Они хлебали уху втроём, с новой поварихой, из одной миски.

—              Семён себе бабу завёл? — тихонько спросил Гордон у Ганса.

— Наташу? В Севске венчаться собираются. Вдова, беженка с двумя детьми. А баба добрая. Не вертихвостка. И повариха отменная, —ответил Фишер.

Гордон ещё раз посмотрел на Остапенко. Мальчик с такой ла­ской прижимался к этому медведю, что Патрик на секунду позавидо­вал.

Лефорт не ошибся. Царь принял Гордона милостиво. Пожаловал в генерал-майоры, назначил комендантом Киева и долго, тихим голо­сом втолковывал, как важно возвести там совершенно неприступные укрепления. Патрика подмывало пояснить государю, что не столько укрепления, сколько отважные и умелые защитники делают крепость неприступной. Да ведь с государем не спорят!

А челобитную об офицерах Феодор Алексеевич принял благо­склонно, да и потери Гордона в деньгах и имуществе обещал возме­стить. Так что Рождество полковник встречал уже в Киеве и в первый раз за много лет пошёл на рождественскую мессу в католический ко­стёл. В Москву патеров не пускали.

На Подоле господа офицеры выстроили целый рядок рубленых изб: рядом Куницин, Остапенко, Фишер, а уж полковник и Лефорт по­строились наверху, на Крещатике.

Патрик Гордон служил России долго. Был начальником штаба у князя Василия Голицина во втором Крымском походе. И, по настоянию царевны Софьи, за сей неудачный поход государь Петр Алексеевич пожаловал его в гене­рал-аншефы. А когда царевна затеяла очередной бунт супротив государя, именно Гордон привёл в Троицу иноземные полки, после чего стрельцам оста­лось только сдаваться.

Вместе с Лефортом Гордон учил и пестовал молодые Семёновский и Пре­ображенский полки, а при отъезде государя в Голландию ещё раз, без выстрела, приводил к покорности мятежных стрельцов.

Командовал армией в Азовском походе, взял Азов и умер в 1699 году, в один год со своим другом, Лефортом, не дожив до Полтавы.

2010 год

СТРАНСТВУЮЩИЕ ПОДМАСТЕРЬЯ

В XVII веке учились не по книгам. Секреты и навыки пе­ренимали «из-под руки» ма­стера. Освоив всё, чему могли научиться дома, уходили странствовать в дальние края за мастерством и мудростью.

Польша

Больше трёхсот лет назад, в корчме под Краковом началось это путешествие. Корчма стояла на бойком месте, у перекрёстка больших дороги. Там всегда толпился народ, даже в будни. В красном углу, под затянутым бычьим пузырём окошком, пировал со своей пестрой сви­той какой-то заезжий князь. У двери тихонько толковали о делах чет­веро немолодых шляхтичей в скромной одежде. За грязным столом, у большой печи, теснились в дыму хлопы да захожие подмастерья.

Грохнула дверь. С шумом и топотом ввалились в корчму пятеро молодых шляхтичей — кунтуши нараспашку, лисьи шапки на затылках:

—Гей, корчмарь, горилки!

Корчмарь проворно поставил им кварту водки, закуску, оловян­ные чарки, низко поклонился, но деньги попросил вперёд.

Панычи не столько пили, сколько куражились, шумели, задевали друг друга.

Рыжий хвалился новой саблей:

—               Гля, панове, рукоять в серебре, ножны из алой кожи. Шестьде­сят злотых в Варшаве стоила! Отец подарил.

—               Нашёл чем хвастать! Краса сабли не в ножнах, а в клинке. Вот, глянь, у меня черкасская! Дед в Москве с боярина снял, — ответил ру­соголовый Стас.

—Ну и что? Сабля как сабля, и виду никакого.

—Врёшь, Рыжий! Ставлю два злотых, что моя черкешенка твою варшавянку перерубит!

—Идёт! Прощайся со своими злотыми, Стас.

Два паныча, как петухи, стояли друг против друга с обнажён­ными саблями.

Полный седой шляхтич из свиты князя развел парней:

— Позвольте, панове, саблями меряются не так. Станьте в круг, панове, не мешайте. Ну-ка, русый, держи саблю вверх, прямо, да по­крепче. А ты, рыжий, руби по кончику, наотмашь. Давай!

Рыжий с размаху рубанул. На варшавском клинке появился глу­бокий шрам. На черкасской сабле отметин не было.

—               Теперь наоборот, панове. Да шире круг, не теснитесь, не равен час, заденут. Давай, русый!

Почти все шляхтичи, бывшие в корчме, столпились вокруг спор­щиков, привлечённые неожиданным развлечением. Даже князь встал из-за стола и неторопливо, вытирая губы шёлковым платком, подошёл и встал на лучшее место.

Среди панских кунтушей странно выглядела бурая свитка под­мастерья. Должно быть, шибко хотел парень посмотреть состязание, что осмелился протолкаться в первый ряд.

Стас поплевал на ладонь, перехватил саблю половчее.

— Дзинь!

Острие «варшавянки» со звоном воткнулось в стену.

—               Плати, Рыжий. Проиграл. Хоть и ножны знатные, и рукоять в серебре.

Паныч, матерясь, трясущимися руками вытаскивал из кармана застрявший кошель.

Стас откинул со лба русые волосы:

—Ну, кто храбрый против моей черкешенки? У кого сабля, а не кочерга?

Почти все шляхтичи обнажили сабли:

—Расхвастался, щенок! Давай, попробуем!

Седой шляхтич устанавливал очередь и распоряжался.

—В круг, панове, в круг. Пан Анджей, вы первый. Начали!

Лысый корчмарь поставил медный поднос для ставок. Посыпа­лись пари.

Напряжённо смотрел за состязанием подмастерье в бурой свитке. И снова выиграл Стас. Должно быть, его черкешенка и впрямь была лучше сабель остальной шляхты. Стремительным, косым ударом он победил девятерых, и только три сабли отделались глубокими шра­мами.Этим присудили ничью. Потихоньку прятали сабли в ножны более осторожные шляхтичи: к чему рисковать и саблей, и кошельком!

Стас гордо оглядел круг:

—Ну, кто ещё? Заробели, панове?

Желающих не было.

— Прошу прощенья у милостивого пана. Не примите за обиду. Дозвольте спробовать супротив сабли вашей милости, — подмастерье вытащил длинный, в две пяди, нож.

—Ты что, быдло, пся крев, с благородным паном тягаться взду­мал? — возмутился седой шляхтич.

—Пусть его, — тряхнул чубом Стас. — А гроши-то у тебя есть?

—               А как же. Вот пять злотых, дозвольте поставить за честь.

—Что это, хлопец, ты так загорелся? — удивился седой шляхтич. — Грошей слишком много?

—Та ни, пан. Мы — люди бедные. Так я ж коваль. И ций клинок сам выковал. Дозвольте спробовать свою работу.

— Ну, ежели сам коваль, то пусть, — милостиво кивнул седой, — но рубить своим ножом шляхетскую саблю не моги! А подставлять можно. Подставь.