Распутье - Александр Зиновьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что и в каком виде уцелело от советской системы образования и вошло в постсоветский социальный гибрид? В ведении государства осталась какая-то часть учебных заведений (школьных, специальных средних и высших). Какая именно часть и в каком виде — об этом точных суммарных данных у меня нет. Общеизвестно то, что значительная часть учебных заведений уничтожена вообще (например, более двух тысяч вузов, как сообщалось в СМИ). Значительная часть стала частной. Оставшиеся государственными учебные заведения уподобляются частным, утрачивают черты советских по организации и содержанию образования. Это в особенности касается гуманитарных заведений. Исполнительная власть («Кремль») стремится имитировать советскую власть в смысле управления системой образования. Управленческий аппарат во многом имитирует советский.
Из западнистской системы образования в постсоветскую систему вошло образование негосударственных учебных заведений, платность обучения, социальная дифференциация (включая социальное неравенство учебных заведений, образование привилегированных заведений, поступление в которые зависит от социального положения родителей, распределение в зависимости от социальной группы выпускников, и т.д.), ориентация на текущие потребности общества (включая ослабление фундаментального «непрактичного» образования), крайний прагматизм, ослабление или полное отсутствие плановости, невмешательство в распределение выпускников учебных заведений и т.п.
Кое-что возрождается и из третьего источника постсоветского гибрида. Это, например, учебные заведения, аналогичные дореволюционным (лицеи, кадетские корпуса), но никак не оправданные потребностями деловой жизни современного развитого общества. А главное — содержание образования насыщается реанимированными явлениями феодальной России.
Постсоветская система образования формируется в зависимости не только от внутренних, но и от внешних факторов современной России, т.е. от ее положения в мировом сообществе, в зависимости от взаимоотношений с западным миром в первую очередь. Процесс глобализации человечества, в который постсоветская Россия оказалась вовлеченной в качестве придатка и зоны интересов западнистского сверхобщества во главе с США, вынуждает и российскую сферу образования, так или иначе, приспосабливаться к условиям этого процесса. Россия копирует образцы системы образования западных стран, игнорируя то, что западное образование переживает тяжелый кризис, и западные специалисты ссылаются на советские образцы как на достойные подражания. Россия стала поставщиком для Запада не только природных богатств, но и интеллекта, производимого пока еще в России благодаря остаткам советской системы образования. В этом аспекте в России к явлениям в системе образования, обусловленным специфически российскими условиями, присоединяются явления, которые можно наблюдать в самих западных странах и которые суть следствия глобализации. Это, например, высокий процент безработицы среди молодых людей с высшим образованием, невозможность найти работу по профессии для значительного числа «академиков», утечка интеллекта в США и другие.
В результате антикоммунистического переворота в России произошло стремительное изменение социальной структуры населения. Резко снизился процент и абсолютное число граждан, для профессиональной деятельности которых требовалось достаточно высокое общее школьное, специальное среднее и высшее образование, и повысился процент и абсолютное число граждан, для которых надобность в образовании снизилась или отпала вообще. Появилась масса профессий, для которых требуется подготовка, которую можно определить как своего рода антиобразование. Это, например, служители религиозных организаций и всякого рода сект, шарлатанство, «профессии» преступного мира, в котором занята значительная часть трудоспособного населения. Одним словом, если взять сферу образования в целом, то можно констатировать ее стремительную деградацию сравнительно с советским периодом. И это есть следствие антикоммунистического переворота и той социальной организации, которая сложилась в России после него, т.е. постсоветизма.
Москва, 2002
Реформа науки
Эпидемия реформаторства охватила все важнейшие сферы общественного бытия. Наконец, она добралась и до науки. Суть ее в нескольких словах заключается в следующем: науку упразднить за ненадобностью, оставив лишь ничтожную ее часть для престижа России в качестве великой державы и для практических нужд уже реформированной и якобы успешно прогрессирующей экономики. Это понятно всем россиянам, особенно — армии ученых, выбрасываемых на свалку истории опять-таки за ненадобностью. Так что никакие разъяснения тут не требуются. И не удивительно, что реформа науки остается почти без внимания в СМИ, меркнет в сияющих лучах словесной борьбы против мирового терроризма и восторгов по поводу реформы власти. Но я все же хочу обратить внимание на один аспект реформы науки, который остался незамеченным (вернее — замолчанным) в словесном потоке по поводу реформ экономики и армии.
Достаточно большие и развитые человеческие объединения (чело-вейники) структурируются одновременно на трех уровнях — на микроуровне, макроуровне и суперуровне. Основными структурными компонентами на микроуровне являются деловые клеточки (ячейки), — объединения трудоспособных членов человейника, в которых они добывают средства существования для себя и своих семей, добиваются каких-то успехов, делают жизненную карьеру, одним словом — ведут социально активную жизнь. Клеточки различаются по многим признакам, часть которых определяет их социальный тип. Например, они различаются как государственные и частные. Социальный тип клеточек является одним из важнейших факторов, определяющих тип социальной организации человейника и тип человейника в целом. В человейнике коммунистического типа почти все клеточки являются государственными, никто из членов клеточки не является собственником средств, которыми распоряжается клеточка, и продуктов ее жизнедеятельности. Так было в советские годы в России.
В результате антикоммунистического переворота, который начался в августе 91-го и завершился в октябре 93-го, в России начался процесс разгрома (как говорили на Западе — демонтажа) советской (коммунистической) социальной организации. Он начался с высот власти, охватил сферу идеологии и затем экономики. Тут он получил название «приватизация» (о том, что это такое, я подробно говорю в статье «Экономический переворот» в Части третьей).
Это было грабительское (мародерское) расхищение богатств страны, социальная сущность которого заключалась в разрушении коммунистической социальной организации страны на микроуровне — на уровне деловых клеточек. Западные манипуляторы российскими приватизаторами прекрасно понимали, что российский коммунизм не может считаться уничтоженным до тех пор, пока не будет разгромлена его клеточная основа, а именно — советские деловые (трудовые) коллективы. И они поторопили могильщиков российского коммунизма, как можно быстрее выполнить эту фундаментальную задачу, не считаясь ни с какими последствиями. Последние общеизвестны.
Общеизвестно также то, какое внимание в советские годы уделялось науке. На науку не жалели средств даже в самые тяжелые годы. Вся беспрецедентная система образования создавалась с ориентацией на потребности развития науки. И если беспристрастный исследователь попробует оценить результаты, достигнутые в этом плане в советские годы, он может убедиться в том, что советский прорыв в образовании и в науке превосходит все то, что знала история. Хочу обратить особое внимание читателя на социальный аспект этого феномена. Научные учреждения (предприятия, организации) создавались не просто как явления в сфере профессионального познания, а как организация граждан в коммунистические коллективы, в клеточки, бывшие фундаментальными частичками ткани общественного организма. Причем, граждан отборных, самых образованных и интеллектуально способных. Научные учреждения создавались в большом числе. Хотя их создатели и сотрудники не осознавали социальную роль этого фактора, объективно научные клеточки были важнейшим компонентом социальной организации российского общества как общества коммунистического типа. И было бы странно, если бы реформаторы не добрались до них, в конце концов. Задуманные ими преобразования в сфере науки, какой бы фразеологией они ни прикрывались и какими бы соображениями ни руководствовались, будут иметь в качестве реального результата не подъем науки, а ликвидацию большинства научных учреждений, сохранившихся от советских ^времен, т.е. разрушение остатков коммунистической социальной организации. А то, что в сфере науки останется и даже возникнет вновь, будет лишено черт коммунистических коллективов в подавляющем множестве некоммунистических клеточек.