Топаз - Рю Мураками

еще не определился между биохимией и молекулярной биологией, – с этими словами Сигэ снова убрал нож в винный отдел. Ключ спрятал под бутылку арманьяка, стоящую полкой выше.

– Ты только не вздумай использовать этот нож где-нибудь в драке! – сказал Аояма, на что Сигэ, закатив глаза, сделал такое лицо, словно его рассмешило беспокойство отца. – И еще, даже если полезет вор, если мы будем хвататься за нож, это, напротив, может быть еще опаснее.

– Да я понимаю, но это так редко бывает, чтобы Гэнгу лаял, когда я дома один. А в последнее время и в нашем районе участились случаи воровства.

На часах было уже около часа ночи. Аояма чувствовал себя немного виноватым, что оставил Сигэ одного и отдыхал вместе с Асами Ямасаки.

– Я постараюсь возвращаться домой пораньше, – осушив бутылку «Эвиан», сказал Аояма.

– А, кстати, как все прошло? – направляясь на второй этаж, спросил Сигэ.

– О чем ты?

– О свидании!

– Она была довольно несчастным ребенком. Она подробно рассказала о своем детстве. В общем, настрадалась. С ней жестоко обращались, но увлечение балетом помогло ей очиститься от всего этого. Она неизнеженная и поэтому, наверное, очень сильная.

Поднимаясь по лестнице, Сигэ слушал, о чем говорит отец, и думал о чем-то своем.

– Что такое? – спросил Аояма.

Сигэ слегка пожал плечами.

– Хотя я не разбираюсь в балете, – сказал он, снова зашагав по лестнице, – но разве от этого можно так просто очиститься?

Парень с характером, решил Аояма. «Если бы ты с ней встретился, ты бы все понял», – пробормотал он про себя, после чего громко добавил:

– Спокойной ночи.

И Сигэ ответил, прежде чем зайти к себе в комнату. Ответил так, что, услыхав этот ровный, спокойный голос, можно было ошибочно решить, что говорит взрослый человек.

– Спокойной ночи, отец.

Приближалась зима, и радиопередача под названием «Завтрашняя кинозвезда» естественным образом должна была вот-вот прекратить свое существование.

– Когда рано или поздно передаче действительно придет конец, лучше прокомментировать это как-нибудь просто, мол, кинопроба откладывается в виду обстоятельств, связанных с написанием сценария, – сказал Ёсикава. – Таких провальных фильмов в год по нескольку десятков, так что я совершенно спокоен. К тому же, что вполне нормально, мы с тобой не профессиональные киношники и изначально не пользовались особым доверием в этом деле. В любом случае недели через две никто и не вспомнит об этом фильме.

Ёсикава поместил свою мать в частный пансионат для престарелых с полным уходом в пригороде Токио, и к нему вернулось былое расположение духа.

– Но для тебя это станет небольшим испытанием. Ведь тебе придется признаться этой прекрасной Асами Ямасаки. Пожалуй, тебе ничего не остается, как сказать ей, что этот фильм официально провалился. Вряд ли стоит делать это за обедом. Знаешь, если девушка выпьет, прежде чем ты откроешь ей правду, какая бы хорошая она ни была, это может оказаться немного рискованным.

Аояма и Асами до сих пор даже не держались за руки.

В течение этих двух месяцев они встречались с периодичностью примерно раз в две недели, но все повторялось так же, как и на первом свидании. И все же она радуется этому, убеждался Аояма. С каждой новой встречей чувство восторга и возбуждения внутри него только усиливалось без малейших признаков затухания.

Асами Ямасаки всегда с воодушевлением отвечала по телефону и появлялась в назначенном месте в свежем наряде и с аккуратной укладкой на голове. Аояма, в свою очередь, водил ее в различные рестораны и заказывал бутылку-две превосходного вина. Темы для беседы не иссякали. Асами увлеченно рассказывала о балете, Аояма главным образом делился своими впечатлениями о трех неделях, проведенных в Германии.

Однако, по мере того как приближался заключительный выпуск «Завтрашней кинозвезды», Аояма начинал испытывать гнетущее чувство при мысли о том, что ему в скором времени придется сообщить Асами неприятную новость о кинопробе. Было еще кое-что, о чем он вынужден будет ей рассказать. Личная жизнь Аоямы. Каким-то образом до сих пор он упускал возможность поделиться тем, что семь лет тому назад умерла его жена и сейчас он живет вместе со своим пятнадцатилетним сыном. Асами со своей стороны, казалось, предусмотрительно уклонялась от того, чтобы касаться личной жизни Аоямы. До выхода последней радиопередачи оставалось меньше недели. Вечером последней декады ноября, когда в Токио впервые подул холодный зимний ветер, Аояма решился на признание.

Для свидания был выбран отель-небоскреб в Ниси-Синдзюку. Аояма подумал, что сообщить о крахе фильма необходимо до ужина.

Чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями, он зашел в бар минут за двадцать до встречи и сел за стойку. Это был известный бар, рекламные статьи о котором частенько печатали в журналах, поскольку шампанское здесь можно было заказывать бокалами. Было довольно рано, и потому посетителей оказалось немного. «Вы можете пройти за столик», – сказал хорошо знакомый ему официант, но Аояма предпочел место за барной стойкой. Ведь за столиком, видя ее лицо перед собой, он не сможет с ней поговорить.

– Свидание на Синдзюку – это так необычно! – Асами появилась, одетая в маленькое черное платье и сапоги, и, как всегда провожаемая взглядами всех мужчин в баре, села на стул.

– В