Я - истребитель - Георгий Захаров

Сейчас трудно себе представить, какую большую роль сыграли в тот период эти в общем-то несовершенные средства. Без всяких преувеличений скажу, что появление таких станций так же, как и усиление средств радиосвязи в воздухе, означало целую революцию в управлении воздушным боем и самым решительным образом сказалось на методах ведения боев и их результатах. Все-таки это была радиолокация!

Если представить себе, что в сорок первом году летчика наводили на цель, выкладывая на земле стрелы из полотнищ, то отпадет необходимость пояснять, что значило для нас появление радиолокационных установок с радиусом действия до 110 километров. В частности, мы получили возможность руководить с земли воздушными патрулями. До этого частенько бывало так, что патруль находился в своем секторе, а по соседству, буквально в нескольких километрах, - противник, и наши летчики его не видели. У меня однажды на этой почве произошел небольшой инцидент с представителем одной из наземных частей.

Шло совещание, в ходе которого несколько командиров наземных соединений высказывали претензии в адрес летчиков-истребителей. Некоторые замечания были выражены в такой форме, которая не могла не задеть меня;

Наши истребители слишком часто осторожничают, - заметил один командир.

- Как это "осторожничают"? - спросил я.

- Очень просто, - заявил полковник, - побаиваются немцев и избегают боя. Немцы идут нас бомбить, а наши истребители проходят рядом и не принимают никаких мер.

- Быть этого не может, - сказал я.

- Сколько раз было! - упорствовал полковник. - Я видел, что и другие командиры наземных частей склонны поддержать эти претензии.

- Что же, - стал я уточнять, - наши летчики, завидев немцев, меняют курс?

- В том-то и дело, что не меняют, - с иронией отвечал мой собеседник. Идут себе стороной, как и шли, а немцы - у нас над головой...

- Может быть, - говорю,- расстояние между нашими летчиками и немцами большое?

- Может, и бывает километров пять... - сказал полковник.- А что такое пять километров для летчика? Даже десять? Видно же все! И тех и наших! - А облака бывают между ними?

Я задавал всякие вопросы и чувствовал, что это вызывает досаду, как попытка уклониться от прямого ответа.

Но мне надо было разобраться основательно, чтобы отвергнуть необоснованные претензии. Сам я не зная ни одного случая, когда истребители 303-й дивизии видели бы немецкие бомбардировщики над нашим передним краем и не атаковали бы их.

- Ну, бывает, найдет облачко-другое, - заметил полковник, не понимая важности такой детали. - Но мы-то видим и наших и тех!

- А как вы их видите? - задал я последний вопрос.

- То есть что значит "как"? Поднимай голову и смотри, пока не надоест... Когда он воет (полковник имел в виду пикирующий бомбардировщик Ю-87), тут хочешь не хочешь, а увидишь. Он еще только со своего аэродрома взлетает, а я его, сукина сына, уже слышу, - невесело усмехнулся командир наземной части.

- Значит, - говорю, - вы сначала слышите, а потом видите?

- Конечно.

- Ну вот, - сказал я, - а летчик-истребитель, кроме гула мотора, не слышит ничего. Даже разрывов снарядов, которыми по нему бьют, не слышит!..

Полковник был немало удивлен. Как многие люди, далекие от авиации, он никогда не задумывался об этом. Наш разговор привлек внимание, и я подробно пояснил, что видит летчик, находящийся в кабине самолета. Только видит, но не слышит. Объяснил, в чем заключается ограничение в секторе обзора, объяснил, что когда самолеты идут параллельными курсами, да еще в неважную погоду, да на разных высотах, и при этом между ними болтается "облачко-другое", то летчик тут абсолютно ни при чем: увидеть противника в таких условиях часто бывает просто невозможно. Хотя с земли действительно видно и тех и других. Я вспомнил, сколько раз в сорок первом году наши летчики искали противника в воздухе в те минуты, когда он разносил наш аэродром. И мы почти видели хвост последнего взлетевшего истребителя и ничего не могли сделать, чтобы навести летчиков на немцев...

Больше того, летчики тогда настолько привыкли к тому, что они ничего не слышат, что сама информация, поступающая по звуковым каналам, а не по зрительным, мешала им, выводила из равновесия, дробила внимание. Не сразу и не просто осуществлялся этот не столько технический, сколько психологический переход летчиков к беспрерывному использованию радиосвязи в воздухе, и немалых трудов всем авиационным командирам стоила эта перестройка. Но это произошло в середине, скорее даже, во второй половине сорок третьего года. А до тех пор приходилось выслушивать иногда и неоправданные упреки, хотя мне были понятны чувства тех людей, которые видели наши самолеты с земли и не могли объяснить себе, почему истребители не вступают в бой.

С появлением станций РУС-2 мы, попросту говоря, стали зрячими. Мы перестали искать противника наугад, вслепую. Хотя свободный поиск практиковался, а в отдельные периоды всячески поощрялся, организация боевых действий авиации в конце сорок третьего года, и особенно в сорок четвертом и сорок пятом годах, велась более грамотно, методы управления в тот период соответствовали задачам и размаху боевых действий. Более высокий уровень средств связи и радиотехники позволил сделать управление и более гибким, более оперативным, я бы сказал, более экономичным. Эффективность боевых действий незамедлительно повысилась.

А поначалу станции радиолокационного поиска вызывали откровенное любопытство и у офицеров штаба, и у командиров полков. Почти каждый проверял станцию, как бы играя с ней в прятки. Очень уж непривычно было сознавать, что никаким хитрым маневром тебе не удастся обманута этот всевидящий радиолокационный "глаз". Некоторые летчики даже были обескуражены: чего только ни делал в воздухе, чтобы, как говорится, запутать след, - и курс менял, и в облако прятался, и вверх лез, - а оператор бесстрастно сообщал: "Сейчас вы находитесь... изменили курс... идете в сторону..." и так далее.

И вот 14 июня в паре с Иваном Замориным я вылетел на Казимирово, где располагался штаб дивизии. К тому времени Заморин уже занимал должность штурмана дивизии, и мы часто летали с ним вдвоем.

Мы походили над линией фронта в надежде подкараулить немецкого разведчика, но противника в том районе не оказалось, и мы приземлились на аэродроме Заольша. Командир полка А. Е. Голубов в это время находился в воздухе прямо над аэродромом в паре с летчиком майором Василием Брыком. Голубов держал связь с офицером, дежурившим на радиолокационной станции. На столе около землянки был поставлен выносной громкоговоритель, и все переговоры с оператором шли через выносную трансляцию. Оператор давал Голубову координаты его местонахождения в воздухе, а тот сверял их со своей картой. Это был обычный патрульный вылет, но одновременно шла и "привязка" станции. Резко меняя курс, Голубов уходил в какой-нибудь квадрат и экзаменовал оператора: