Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть ограничения, которые вводятся в дебат для обеспечения сбалансированности процедуры обсуждения. Во-первых, никто не может выступать более чем два раза по одному вопросу, и каждый раз не более 10 минут. Во-вторых, председательствующему предлагается заранее узнавать мнения тех, кто будет выступать за или против дебатируемого предложения, и чередовать выступления за и против [Ibid.: 29–30].
Есть и ограничения, которые нужны для того, чтобы группа шла по намеченному пути и не отклонялась от порядка намеченных обсуждений. Например, если кто-то нарушает повестку дня или правила выступлений, любой член группы может вне очереди встать и сказать: «A point of order! (Нарушение порядка!)» Председательствующий тогда обязан попросить его пояснить, в чем состоит нарушение. Если председательствующий согласен с пояснением, он исправляет нарушение. Если председательствующий не согласен, он выносит публичный вердикт, что замечание о нарушении порядка было сделано неправильно. Член группы тогда может обжаловать решение председательствующего перед всеми, заявив: «У меня апелляция к группе по поводу действий председателя собрания!» Если не только он требует апелляции и кто-то еще делает seconding, тогда открывается дебат по поводу действий председательствующего, причем каждый имеет право выступить здесь только один раз, а председательствующий – два: например, сначала для пояснения своих действий и в конце для подытоживания обсуждения. Однако дебат о действиях председателя не открывается и апелляция сразу выносится на голосование в тех случаях, когда вопрос касается: а) правил декорума (вежливости, пристойности) или соблюдения порядка выступлений, б) нарушений в повестке дня, в) других тем, которые в соответствии с RONR должны не обсуждаться, а сразу голосоваться (так называемые undebatable questions[199]). Все это делается, так как решение принадлежит всей группе, а не председательствующему. И хотя последнему на время вверили право интерпретировать правильность применения правил, все равны, и группа, а не отдельный человек является верховным арбитром [Robert 2004: 90–91; 2012: 255–257].
Откуда взялся этот детальный – или даже, как может показаться с точки зрения русскоязычного читателя, избыточно детализованный и зарегулированный – набор правил и каковы основания верить, что люди будут ему следовать? Ответом является многовековая практика разрешения публичных конфликтов, которые возникают в процессе совместного обсуждения подобных вопросов. Например, предисловие к RONR отсылает к тому, что надо начинать с первых лет существования английского парламента, например с 1275 года, когда не только лорды, но и простолюдины под названием Commons, то есть «общины», впервые были включены в него. Но если не идти так далеко в поиске мифических корней, то можно предположить, что избыточная вежливость – следствие того, что в эмоциональных обсуждениях люди слишком часто переходят на личности и это может привести к насилию или даже к вооруженному конфликту – как видно, например, из правил палаты лордов, которая давно запретила упоминание в речах одним членом палаты имени другого члена. Причина объясняется так:
Накал его [выступающего] собственных чувств может предательски заставить его употреблять скорые и неосмотрительные выражения, которые возбуждение его противников еще и преувеличит. Потому необходимо прилагать все силы, чтобы удержать себя в рамках, установленных парламентом. Приписывание другому дурных мотивов или мотивов, отличающихся от тех, что заявлены, искажение слов другого или обвинение его, в свою очередь, в таком искажении, обвинение другого во лжи или обмане, презрительные или оскорбительные слова – все это не является истинно парламентским поведением и требует быстрого вмешательства [May 1844: 204].
Если этого не делать, то члены как палаты лордов, так и палаты общин могли схватиться в рукопашной. Мэй говорит нам, что в 1766 году палата лордов потребовала от герцога Ричмондского и графа Чэтемского дать слово чести, что они не будут сражаться вне стен парламента после сказанных друг другу обидных слов, а в 1780 году, узнав, что граф Помфрет вызвал на дуэль герцога Графтона (хотя якобы и по поводу, не связанному с парламентом), палата посчитала Помфрета виновным в «высоком оскорблении палаты» и заключила графа в Тауэр [May 1844: 205–206].
Запрет на подобные действия, по мнению Мэя, принят отдельным решением палаты лордов уже в 1626 году. Но мы находим похожую практику и в тексте, который считается первым относительно подробным описанием деталей работы английского парламента, – в книге аристократа елизаветинской эпохи сэра Томаса Смита «De Re Publica Anglorum» (1583). Там говорится: «Нельзя использовать никакие оскорбительные или колющие слова. Потому что иначе вся палата закричит, а это против порядка. А если кто-то говорит неуважительно или мятежно против короля или его близкого совета, то я видел, как таких не только прерывают, но и передают дело палате, и их посылают в Тауэр. Так что в таком скоплении народа и при таком расхождении в умах и мнениях есть большая скромность и сдержанность используемой речи. Тем не менее очень сладкими и мягкими словами они представляют свои мнения друг против друга в наиболее сильной и неистовой манере – как они и могут это делать в обычной жизни, если бы не было неотложных причин и ограничений во времени» [Smith 2013: 55–56][200]. Первая кодификация подобных практик и правил была выполнена в «Lex Parliamentaria», английском документе 1690 года, который, например, приводил следующее решение палаты общин от 10 апреля 1604 года в отношении перехода в прениях на личности: «Кто отклоняется от материи обсуждения и обрушивается на личность, должен быть подавлен спикером» [G. P. 1690: 157][201]. Джефферсон, который очень любил впоследствии пользоваться этой книжкой при составлении своего свода правил парламентской процедуры, приводит и латинский эквивалент ключевых слов этого решения: «Qui digreditur ad materia a Personam» [Jefferson 1813: 47–48].
Но все эти далекие от обычной русской реальности материи исчезают, когда мы смотрим на правила, авторизованные RONR для ведения дебата в малой группе, то есть насчитывающей меньше 12–15 человек. Тут мы приходим к практике, которая нам во многом знакома по нашим интуитивным представлениям о модели «слушали – постановили». Согласно RONR, все сложности и детали полномасштабной процедуры надо вводить с того момента, как группа превысит 12–15 человек, а если она меньше – например, на заседании бюро какой-либо организации или ее подкомитета, – то там правила упрощаются [Robert 2004: 4, 158, 162]. На таких собраниях председатель получает право голосования и право внесения предложений; не требуется (но может сохраняться при желании) seconding; член группы может выступать на обсуждении несколько раз; и голосовать можно поднятием руки, а не вставанием, как на больших
