Мистик-ривер - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Шикарный Дейв Бойл, – сказал Вэл, когда Дейв приблизился к машине. – Как она, жизнь, братишка?
– Все по голове бьет, – сказал Дейв, наклоняясь к машине. Он оперся локтями на оконную щель, там, где окно опускается в дверцу, и заглянул внутрь к Вэлу. – По делам собрался?
Вэл пожал плечами:
– Да не сказать, чтоб по делам... Искал, кого бы подцепить, чтоб с ним вместе пива выпить и, может быть, перекусить.
Дейв не поверил своим ушам: ведь и он думал в точности о том же!
– Нет, правда?
– Правда. Хлопнем по кружечке, может быть, пульку сыграем, а, Дейв? Согласен?
– Конечно.
Откровенно говоря, Дейв немного удивился. Он общался с Джимми, с братом Вэла Кевином, даже изредка с Чаком, но не помнил, чтобы к нему проявлял хоть малейший интерес Вэл. Но может быть, решил он, это из-за Кейти. Своей смертью она сблизила их, сдружила. Их объединяет общая потеря; трагедия, приключившаяся с ними, скрепила узы.
– Давай залезай, – сказал Вэл. – Поедем в одно местечко подальше. Отличный бар. Приятель мой там хозяином.
– Подальше? – Дейв оглянулся назад на пустую улицу, по которой только что шел. – Но вообще-то мне домой надо скоро...
– Конечно, конечно, – сказал Вэл. – Подброшу тебя в лучшем виде, когда только пожелаешь. Давай залезай. Устроим мальчишник среди бела дня.
Дейв улыбнулся, и улыбка не сходила с его лица, пока он шел к передней дверце пассажира. Мальчишник среди бела дня – это как раз то, что надо. Он и Вэл оттянутся, как старые друзья. И это драгоценное свойство мест, подобных Плешке, свойство, которое, он боится, будет вскоре ею утрачено, – то, что былые чувства и все пережитое здесь сохраняется, и с годами приходишь к осознанию того, что все меняется и единственное, что остается неизменным, это люди, с которыми рос, и место, где это было. Соседство – великая вещь, и да здравствует соседство, думал Дейв, открывая дверцу машины. Мы всегда это помним, хоть об этом вслух и не говорим.
25
Паренек в багажнике
Уайти и Шон ели поздний ланч в «Обедах у Пэта», закусочной у следующего после их отделения спуска с шоссе. Пэты владели этой закусочной еще со времен Второй мировой, и завсегдатаями ее испокон веков были полицейские полиции штата, так что Пэт-третий с полным правом мог утверждать, что уже в третьем поколении семья его и закусочная обеспечены охраной.
Уайти заглотнул увесистый кусок чизбургера, запив его содовой.
– Ты ведь ни на секунду не думаешь, что девушку порешил этот парень, так ведь?
Шон откусил от своего сэндвича с тунцом.
– Я знаю только, что он мне врет. И предполагаю, что ему известно кое-что про пистолет. И думаю – пока, конечно, предположительно, – что старик его жив.
Уайти окунул колечко лука в соус-тартар.
– Это из-за пяти сотен в месяц из Нью-Йорка?
– Ага. Ты знаешь, в какую сумму это выливается, если суммировать годы? Почти восемьдесят штук! Кто, кроме отца, будет слать такие деньги?
Уайти промокнул губы салфеткой и затем опять вгрызся в свой чизбургер, а Шон с удивлением подумал, как это он ухитряется до сих пор избегать инфаркта, если привык столько есть, пить, а еще и работать как зверь по семьдесят часов в неделю, когда надо гнать трудный случай.
– Ну допустим, он жив, – сказал Уайти.
– Допустим.
– И что это тогда? Хитроумный план отомстить за что-то Джимми Маркусу, пришив его дочь? Это ж не кино все-таки?
Шон фыркнул:
– А если кино, кто, по-твоему, сыграет тебя?
Уайти тянул свою содовую через соломинку, пока та не уперлась в лед.
– Знаешь, я все думаю об этом. Может так случиться, лучший из лучших, что мы решим этот ребус. Призрак из Нью-Йорка, всякое такое... И тогда из нас сделают кассовый боевик, и Брайан Деннехи будет рад-радешенек возможности сыграть меня.
Шон смерил его взглядом.
– Мысль довольно здравая, – сказал он, удивляясь, как это он сам не увидел сходства раньше. – Ты покороче будешь, сержант, но суть та же, брюхо ты тоже нарастил порядочное.
Уайти кивнул и отодвинул тарелку.
– А тебя мог бы сыграть один из этих душек – «друзей». Ведь правда же, парни эти выглядят так, словно каждое утро проводят час перед зеркалом, выдергивая волосы из ноздрей и подравнивая брови, а раз в неделю делают педикюр? Вот кто-нибудь из них и подойдет.
– Ты просто ревнуешь.
– Вся штука в том, однако, – сказал Уайти, – что весь этот крен в сторону Рея Харриса – дело дохлое. Вероятность тут примерно единиц шесть.
– Из десяти?
– Из тысячи! Вернемся к началу, хорошо? Рей Харрис настучал на Джимми Маркуса. Маркусу это известно, и он втихомолку берет Рея в оборот. Тому, однако, удается ускользнуть и осесть в Нью-Йорке, где он находит работу, достаточно стабильную, чтобы в течение последующих тринадцати лет посылать домой по пять сотен ежемесячно. Потом в один прекрасный день он, проснувшись, говорит себе: «Точка. Настало время рассчитаться». Он садится на автобус, приезжает сюда, чтобы порешить Кэтрин Маркус. И не просто порешить, а с особой жестокостью. Все, что происходило в парке, указывает, что убийца был в бешеной ярости. И что ж, после всего этого, после того, как старик Рей – старик, потому что сейчас ему должно быть лет сорок пять, – протопал по всему парку, преследуя девушку, он тихо-мирно садится на автобус и возвращается в Нью-Йорк, прихватив с собой пистолет? Ты Нью-Йорк проверил?
Шон кивнул:
– Ничего не найдено – ни в социальной помощи, ни на кредитных картах на его имя; в трудовых соглашениях также не указан человек его возраста и с такой фамилией. Ни нью-йоркская полиция, ни полиция штата не задерживала никого с похожими отпечатками пальцев.
– Но ты думаешь, что Кэтрин Маркус убил он? Шон покачал головой:
– Нет. То есть я хочу сказать, что не уверен. Я ведь даже не знаю, жив ли он. Я лишь говорю, что это возможно. И что существует большая вероятность, что был использован его пистолет. И я считаю, что Брендан что-то знает и не сумеет назвать никого, кто мог бы подтвердить, что в то время, когда убивали Кейти, он находился дома в своей постели. Вот я и надеюсь, что, посидев в камере, он нам кое-что расскажет.
Уайти громко рыгнул.
– Но слово за тобой, сержант.
Уайти пожал плечами:
– Мы даже не знаем, Рей ли Харрис грабил бар восемнадцать лет назад. Не знаем, ему ли принадлежал пистолет. Все это наши домыслы. И в лучшем случае привходящие обстоятельства. В суде они не пройдут. Хороший автомат по сбору данных их и учитывать не будет.
– Да, но по ощущению это так.
– По ощущению.
Уайти взглянул поверх плеча Шона и увидел, что дверь открывается.
– О господи, эти два близнеца-недоумка!
Из-за кабины для прослушивания выглянул Суза.
За ним следом поспешал Конноли.
– А вы говорили, что это пустое, сержант!
Уайти приложил руку к уху и поднял глаза на Сузу:
– Что такое, мальчик? Я ведь плохо слышу.
– Мы просмотрели записи о буксировке с парковочной площадки возле «Последней капли», – сказал Суза.
– Это не наша территория. Я ведь предупреждал.
– Мы обнаружили, что автомобиля до сих пор никто не востребовал, сержант.
– Ну и?..
– Мы попросили служителя выйти и перепроверить, там ли еще автомобиль. Вернувшись, он сообщил по телефону, что багажник течет.
– Что же из него течет?
– Неизвестно, но он сказал, что запах ужасный.
* * *«Кадиллак» был двухцветный: верх – белый, низ – темно-синий. Уайти склонился к окошку со стороны пассажира, вгляделся, прикрыв глаза сбоку.
– По-моему, там какое-то подозрительное бурое пятно возле дверцы водителя!
Стоявший возле багажника Конноли сказал:
– Господи, чувствуете запах? Воняет, как во время отлива в Уолластоне.
Уайти обошел машину сзади как раз в тот момент, когда служитель пункта передержки вложил в руку Шона фомку.
Шон встал рядом с Конноли и отодвинул его со словами:
– Воспользуйся галстуком.
– Что?
– Прикрой нос и рот. Галстуком.
– А вы чем пользуетесь?
Уайти ткнул себя в поблескивающую от мази верхнюю губу.
– Мы во время таких рейдов «Виксом» мажемся. Простите, ребята, «Вике» весь вышел.
Шон сунул фомку в щель багажника, нащупал ею замок и нажал, чувствуя, как металл скользнул по металлу, а потом ухватил гнездо замка.
– Получилось? – спросил Уайти. – С первой попытки, да?
– Получилось. – Шон резко потянул на себя, вытаскивая замок, крышка, щелкнув, приподнялась, и запах отлива сменился на другой, еще ужаснее – смесь болотного газа с протухшим мясом и яйцами.
– Господи Иисусе! – Конноли прижал галстук к лицу и попятился от машины.
– Сэндвич Монте-Кристо, как я понимаю? – сказал Уайти, а Конноли позеленел.
Между тем Суза сохранял невозмутимость. Зажав нос, он сделал шаг к багажнику и сказал:
– А где у него лицо?
– Вот его лицо, – сказал Шон.
Парень лежал скрюченным, в позе зародыша, голова откинута назад и немного вбок, словно шея у него была переломана, туловище же скособочено в другую сторону. На нем был добротный костюм и добротные ботинки, а примерный возраст его – лет пятьдесят – Шон определил по рукам и залысинам. На спинке пиджака Шон увидел отверстие и, сунув в него авторучку, приподнял материю, чтобы заглянуть внутрь. На прожелтевшей от пота рубашке он обнаружил второе отверстие, соответствующее первому, но чуть повыше, так как рубашка в этом месте задралась.