По понятиям Лютого - Данил Корецкий

Послышался звук, похожий на вздох. А может, это был внезапный порыв ветра, который качнул корабль и ударил волной о причал.

– А что вами руководит? Желание помочь ближнему? Стать добрее, полезнее? Нет, Модус, предательство! Трусливое, мелкое. Изворотливое. Как гнилое яблоко в руке. И что в результате? Во что они превращают мои дары? Во что превращаются сами? В кучку мерзкой скользкой гнили!.. – Лев широко зевнул. – Что и требовалось доказать.

Черное чудовище смотрело на Модуса. Глаза-угли прожигали насквозь, выворачивали наизнанку, распыляли на атомы и собирали вновь.

– Я… не понимаю, о чем речь, – пролепетал Модус.

– Лжешь!

Модуса окатило волной нестерпимого жара, словно невидимая огненная рука отвесила пощечину.

– Говори, что я тебе дал, несчастное двуногое?

– Деньги… – еле выговорил он.

– Удачу! – рявкнуло чудовище. – Это больше, чем деньги! Без удачи ты до сих пор таскал бы кули с мукой! И что, помогла она тебе, твоя удача? Твой друг, избитый в кровь, сейчас валяется в холодном подвале и дожидается казни, а ты не спешишь ему помочь, ты сидишь на мягких подушках и заливаешь фалернским муки совести! Или тебе жалко двухсот динариев?

– Нет, конечно… Дело не в деньгах… Неизвестно, что там он наговорил… Может, рассказал, что по дороге в Яффу мы убили римский патруль. И тогда меня распнут на кресте рядом с ним!

– Но ведь я дал тебе удачу!

– Так меня не распнут? Тогда я отвезу деньги…

В ответ раздался громоподобный смех, не только страшный, но и издевательский.

– Я не даю гарантий. Сам взвешивай риски, как и положено купцу из Массилии!

– Или центурион примет другое решение и повесит меня за подкуп римского легионера!

– Иными словами, ты не хочешь рискнуть, чтобы спасти своего друга?

Лев подошел вплотную и принялся принюхиваться.

– Но он сам виноват, – тихо проговорил Модус. – Это ведь он убил римлянина…

Страшная оскаленная голова была совсем близко, Модус попятился.

– Сколько раз ему говорил: сиди спокойно на корабле! А теперь из-за его глупости я должен подставлять свою голову, так, что ли? Да я всю дорогу на себе его тащу, как мешок с дерьмом! Я поймал перстень, я избавился от рабства, я разбогател, я… А он – ничего! И теперь все рухнет из-за одной глупой случайности?! – Забившись в угол каюты, Модус исступленно кричал, выкатив глаза и брызгая слюной: – Я ведь не просто так! Я пользу своей стране могу принести! Я подниму свой народ на борьбу! Я изгоню римлян из Британии! У меня получится, я чувствую это! Разве я имел право рисковать своей головой?

Черный лев широко зевнул, открыв огромную огнедышащую пасть.

– Я… я… я… – передразнил, клацнул зубами, поймав крохотное огненное облачко. – Заткнись и слушай!!! – взревел он. – Ты вообще никто! Бросатель костей, ничтожество, подопытная крыса! И какой же возвышенный бред ты несешь! Я ведь насквозь тебя вижу, причем в сотне разных ракурсов! Сказал бы как есть: я ненавидел, я завидовал, я мечтал, чтобы он подох позорной смертью, и единственное, о чем я жалею, так это о том, что не увижу своими глазами, как мой друг будет корчиться в предсмертных судорогах! Ну? Что, кишка тонка?

Модус заскулил. Нет, неправда, он не такой, он не всегда был таким, это только сейчас… Но выговорить вслух не было возможности, язык еле ворочался, и язык чужой, не его, и голос чужой, голос побитой собаки:

– Но я ведь делал, как ты хотел… Я… старался.

– Мало ли чего я хотел! – Прогрохотало, прокатилось, словно молния угодила в корабль. – Мог бы удивить меня, в конце концов! Откуда ты вообще знаешь, чего я хочу, а чего не хочу?

Он вскочил на ноги, еще не успев толком проснуться. Что случилось? Ожесточенно потер ладонями лицо, встряхнул головой. В маленькие окна просачивался жидкий серый свет; солнце вот-вот взойдет. В каюте он был один. Раскиданные подушки, опрокинутый, помятый кубок, подсыхающая лужа вина на полу.

«Я спал, – подумал он. – Все это мне приснилось…»

Подошел к бронзовому зеркалу, висящему на стене – растрепанные, всклокоченные волосы, темные мешки под глазами. То, что происходило у него в голове, глазами не увидеть, но там никакого зеркала и не нужно. Мутно, все очень мутно… Пустой кувшин из-под вина. Черный лев… Его передернуло. Он пил всю ночь, как дикий скиф, пил и разговаривал сам с собой. Не зря говорят, что неразбавленное вино убивает разум.

Стук в дверь. Сердце подпрыгнуло, Модус едва удержал себя на месте.

– Доброе утро, господин.

Али принес кувшин с теплой водой и полотенце. Поднял помятый кубок, выпрямил его одним нажатием пальца, поставил рядом.

– Я приходил ночью, когда ты меня звал, – сказал он. – Но дверь была заперта. Я решил не мешать.

Модус мрачно взглянул на него из-под нависших бровей.

– Было тихо? Никаких голосов из-за двери не слышал?

– Мне показалось, вы разговаривали о чем-то с Квентином. Кстати, где он?

– Квентин сошел на берег, – сказал Модус. – Он с нами дальше не поплывет.

– А… А что это?! – Али попятился назад, указывая дрожащим пальцем куда-то вниз, на пол.

– Где? – Модус перевел взгляд туда, куда указывал палец перепуганного слуги.

У незасохшей лужи разлитого вина были отчетливо видны отпечатки лап огромного льва…

Гребцы по правому борту дружно отталкивались веслами от причала, напрягая мышцы, налегая всем телом; охранники, забавы ради, помогали, пуская в ход длинные пики; гортатор бегал между ними, выкрикивая команды; флейтисты продували свои инструменты… Солнце всходило. «Звезда Востока» отчаливала из Нарбонна с первыми его лучами.

Модус стоял на мостике. Отсюда видно, как на рыночной площади, неподалеку от того места, где их вчера задержали, солдаты привычно собирают деревянный помост.

Он не собирался подниматься сюда этим утром, он вообще не хотел думать о Квентине. Все равно ему ничем уже не поможешь, лучше просто забыть и убираться подобру-поздорову домой, в Британию. Но в последнюю минуту вдруг разобрало любопытство: что за казнь придумал центурион для его бывшего друга? Четвертуют, как Кфира? Предадут огню? Распнут?

Но это оказался обычный эшафот. Солдаты работали быстро, сноровисто и скоро установили на место П-образную виселицу на пять веревок.

Скалистые берега раздавались в стороны, отодвигаясь все дальше, город постепенно терялся в утренней дымке. Корабль покидал бухту и выходил в открытое море. Модус еще видел, как одетый в темное палач поднялся на помост, чтобы проверить петлю на средней веревке. Он смазал ее куском сала, сдвинул туда-сюда узел…