Большая книга ужасов. Коллекция кошмаров - Екатерина Неволина

Осина! Он узнал ее листья. А этот побег – наследок осины… может, чадо ее от седьмого колена… вернее, корня!

Серега поднялся и достал из кармана бумагу с пророчеством.

– Слушайте, Ольга Владимировна, – сказал он. – Вы должны мне помочь. Вы должны мне подсказывать слова… вот отсюда и до самого начала.

Он подал ей заветную бумагу, изрядно скомканную, отчеркнув ногтем конец проклятия.

– Что это?! – ошеломленно прошептала Ольга Владимировна. – Я видела эту бумагу у своего бывшего мужа! Он страшный человек! Я убежала от него через год после свадьбы и с тех пор видела только раз, когда он появился у меня на работе и попросил перевести какой-то ужасный текст. Я так испугалась, что он решил вернуться, что быстренько исполнила его просьбу – и он снова исчез. Откуда это у тебя?!

– Пожалуйста! – жалобно попросил Серега. – Прочитайте!

– Не буду! – Ольга Владимировна отшвырнула бумагу. – Где моя…

Она, видимо, хотела спросить «Где моя дочь?» – но онемела.

Можно было, конечно, онеметь при виде рыжей собачьей головы, которая стремительно приблизилась, приветственно тявкнула, глядя на Серегу, а потом схватила зубами листок и подала Ольге Владимировне.

Женщина тихонечко застонала – и послушно взяла бумагу.

Голова пристально смотрела на нее, перекатывая в пасти негромкое, но весьма угрожающее рычание.

– С какого слова читать? – слабым голосом спросила Ольга Владимировна. – Где отчеркнуто?

– С конца, – сказал Серега и встал около пня Иудина дерева, широко раскинув руки. – Ну?!

Ольга Владимировна молчала, не в силах вымолвить ни слова. Но Гаврюша опять нетерпеливо тявкнул, и она начала читать, но так тихо, что Серега едва разбирал слова.

Он страшно боялся ошибиться и что-нибудь перепутать, но при этом точно знал, что не ошибется и ничего не перепутает!

Он просто не имел на это права. Потому что от него сейчас слишком многое зависело! Не для того монах стоял в своих ржавых цепях годы и века, ожидая спасения от проклятия, которое обрекло его на муки вечной не жизни и не смерти, чтобы его наследок, чадо седьмого колена, что-нибудь напутал в самый ответственный момент!

И Серега во весь голос, четко и раздельно говорил, стараясь даже не думать о том, что за околесицу несет:

– Нерушимое мое заклятье клятое ести сие! Вельзевула нашего бирева подручником отай, подхибным балием ведомая, моя орда оного сугнет не аще, осиннаго рожна и сулицы без…

Казалось, это никогда не кончится!

Луна крадучись ползла по небу, таращась на холм с нескрываемым любопытством случайного свидетеля удивительных, невероятных событий.

Нет, оказывается, все когда-нибудь кончается!

– …вержену живьем керсту в, калугер, тебе бысти залахный твой дар за. Аминь!

Так вот почему «аминь» стояло в начале проклятия! Чтобы потом быть произнесенным в самом конце!

Земля содрогнулась. Послышался громкий треск, и осиновый пень раскололся. Потом он вспыхнул огнем, земля содрогнулась вновь, и Серега упал.

Рядом повалилась Ольга Владимировна, и они вцепились друг в друга, словно удерживались на плоту, который плясал на гребне высокой волны.

Кругом все тряслось и грохотало. Луна панически дрожала в небе.

Гаврюша, прощально сверкнув глазами, исчез, и Серега понял, что сейчас исчезают в разверзшейся земле все призраки старого монастыря и старой больницы, удерживаемые проклятием и освобожденные в эту минуту. Монах, доктор Краев, баба Нюра, Петька… – все! Они нашли упокоение в смерти, они погребены и больше не опасны для людей.

Нет, Серега кое-что забыл! Он забыл о последней строке из заметок доктора Краева: «Пораженный, но не мертвый, а лишь принявший облик упыря, – безвинная жертва, а значит, может быть спасен».

Только теперь Серега понял смысл этих слов.

Малинка, Валентин, папа – они были живы, когда их ранили мертвецы. А значит, их еще можно спасти!

Серега кое-как поднялся на ноги и, дрожа от страха – вдруг опоздал?! – выкрикнул, пытаясь перекричать стоящий кругом грохот и треск:

– Марина! Папа! Валентин!

В ту же секунду его ожгло ужасом: а что, если нужно было назвать отца по имени?!

И он торопливо поправился:

– Николай Ильич Сапожников!

Внезапно наступила тишина – упала с небес, будто огромное темное облако. И, нарушая ее, где-то далеко-далеко прокричал петух…

– Ой, Малинка! – закричала Ольга Владимировна, бросаясь с холма. – Это ты?!

Это была не только Малинка! Они все стояли там, у подножия.

Все трое – безвинных и спасенных.

Потом, гораздо позже, когда уже закончили наконец обниматься и вытирать слезы, кто украдкой, а кто и открыто, Серега попросил:

– Пап, давай заведем собаку? А? Красного сеттера. И назовем Гаврюшей.

– Поддерживаю обеими руками, – серьезно ответил отец.

– И я заведу красного сеттера и назову Гаврюшей! – воскликнул Валентин.

– И я, – подхватила Малинка. – И мы, да, мам?

– Мне кажется, нам на троих вполне хватит одной собаки, – усмехнулся Валентин и повернулся к Сереге: – Пойдешь ко мне в свидетели?

– Да я ж еще маленький, – пожал плечами Серега.

– Маленький, да удаленький, – сказал Валентин.

Эдуард Веркин

Цвет страха

Стрекоза

Два часа я потратил на то, чтобы убить комаров. С усердием я очищал комнату от кровопийц и готовил ее ко сну.

К сожалению, отправляясь в провинцию, мы не додумались прихватить с собой антикомариные пластины. К нам на одиннадцатый этаж комары не залетали, и поэтому мы, как типичные городские и бестолковые существа, не догадывались, что это может стать проблемой. Комаров было много. Они терпеливо сидели на стенах.

Галка предложила бороться с кровососущими техническими средствами и сбросила мне на телефон особую программу-зуммер. По уверениям создателей, программа была незаменима в полевых условиях и сбивала навигационные системы москитов, комаров, сколопендр, фаланг, кротов и других мелких вредителей. Понадеявшись на технику, я оставил открытой форточку – чтобы меньше пахло пылью, а когда вечером включил телефонную программу, само собой оказалось, что она ни на что не годится. Возможно, сколопендр и кротов она повергала в пищевой ступор, но на комаров, кажется, действовала противоположным способом – аппетит их только увеличился.

Пришлось справляться своими силами.

Комната мне досталась обычная. Обычная захламленная комната, такие есть во всех старых домах. Рассохшаяся щелястая мебель, люстра – винтажная, сделанная из консервных банок, мешки окаменелого цемента в углу, настолько окаменелого, что слиплись в один монолит и провалили пол. Комод со старинным тряпьем, полка с журналами «Подвиг», старая ржавая раскладушка. На подоконнике старый приемник и кожаная аптечка. Жить можно, однако антикомариный потенциал у комнаты был невелик – рама окна щелястая, в потолке щели вообще в ладонь толщиной. Я планомерно заткнул их тряпьем из комода, тем самым ограничив подход комариных подкреплений.