Приручить Сатану - Софья Бекас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор всё говорил и говорил, причём говорил много и монотонно, желая привести в чувство слегка пришибленную Еву, что, по правде сказать, хорошо ему удавалось, потому что уже через пару минут девушка окончательно расслабилась и совершенно забыла про всяких монстров из тёмных пещер. Кресло-каталка куда-то поехало, и Ева, укрытая по нос тёплым уютным пледом, довольно откинулась назад, сожалея только о том, что не может сейчас смотреть по сторонам, а потому её единственным развлечением осталась собственная фантазия.
— Прости, Ева. Я не хотел, чтобы всё так получилось, — девушка вздрогнула, очнувшись от лёгкой дремоты, в которую уже успела провалиться.
— Саваоф Теодорович?
— Да, это я, — в голосе послышалась робкая усмешка, смешанная с грустью. Коляска на секунду остановилась, а затем снова продолжила путь.
— Что Вы здесь делаете?
— Навещаю тебя, конечно, — голос Саваофа Теодоровича звучал где-то позади Евы, как будто из колонки, настолько низким и глубоким в тот момент он ей показался. — Кто я, по-твоему, такой, чтобы не оставить тебя без своей компании? Ты как-то плохо обо мне думаешь.
— О, нет-нет, я просто не предполагала, что Вы придёте так… быстро, — Ева на секунду запнулась, подбирая более подходящее слово. — А как Вы узнали, что я здесь?
— Мне сказал врач из твоей палаты, что тебе делали МРТ, а кабинетов МРТ в этом корпусе не так уж и много. Как ощущения? — Ева слышала по голосу, что Саваоф Теодорович расплылся в улыбке, и сама тоже слегка улыбнулась.
— Тревожит призраков прошлого и спящие кошмары. Надеюсь, врачи смогут определить, в чём проблема, и скоро ко мне вернётся зрение, потому что без него я чувствую себя как без рук. М… Плохое сравнение. Как там Ада?
— Поверь, с Адой всё в полном порядке, чего не скажешь про тебя. Кстати, мне тут пророки нашептали, что ты собралась увольняться. Это правда?
Ева почувствовала себя максимально неловко. Вообще-то, она не собиралась говорить об этом Саваофу Теодоровичу до окончательного вердикта психиатра, но Бесовцев, как истинный друг, не смог удержать в себе эту новость и разболтал её, не успело пройти и двух дней. С другой стороны, винить Бесовцева Ева тоже не могла, потому что никаким образом не дала понять, что это секрет.
— Да, последнее время меня мучат… В общем, есть проблемы с восприятием мира. Сегодня я должна была пойти к психиатру, и если бы он обнаружил какие-то отклонения от нормы, я бы уволилась, потому что нельзя доверять ребёнка психически нездоровому человеку.
— Давай договоримся с тобой раз и навсегда, — в голосе Саваофа Теодоровича совершенно явственно зазвенела сталь, которая полоснула по душе Евы не хуже настоящего лезвия, — кого нанимать к себе на работу и увольнять, я решаю сам, и, если я считаю, что ты компетентный работник, поверь, у меня нет причин обманывать тебя. Ты поняла меня?
Ева только коротко кивнула.
— Ну вот и отлично.
Некоторое время они ехали в молчании. В голову Евы случайно забрела мысль, что они едут как-то подозрительно долго, и, по-хорошему, они уже должны были прийти на место, но, не желая снова накручивать себя и поднимать пульс до ста пятидесяти, решила не акцентировать на этом внимание.
— Как ты себя чувствуешь?
— Голова немного кружится, и участились панические атаки, а в остальном вроде неплохо. Не считая, конечно, переломов и потери зрения.
— Прости, я не хотел.
— Почему Вы извиняетесь? Разве это Вы меня сбили?
— Нет, но авария произошла с моим участием. Я… Как бы это объяснить… Ты выкатилась на дорогу прямо перед моей машиной, но я успел свернуть влево. В отличие от автомобиля, который ехал за мной.
— Я сама виновата в своей неосторожности, так что давай не будем о грустном. Простите! Я хотела сказать «давайте»! Извините, извините…
— А я всё жду, когда ты начнёшь обращаться ко мне на «ты»… Мы на верном пути. Надеюсь, тебя продержат в больнице как можно дольше, чтобы я успел тебе надоесть, — Ева смущённо улыбнулась, но не нашлась, что ответить. — Что я вижу? Неужели это румянец на твоих щеках? Клянусь водами Стикса, ещё пара таких аварий, и ты влюбишь меня в себя.
— Если мне это удастся, я сочту это самой большой победой в моей жизни.
— Надеюсь, это прозвучит не очень кощунственно, но, ты знаешь, мне всегда было интересно, что видят слепые люди, — переключился на другую тему Саваоф Теодорович, чтобы не вгонять в краску ни Еву, ни себя. — Можешь рассказать свои ощущения?
Ева на секунду задумалась.
— Представь, будто ты находишься в абсолютно тёмной комнате — там нет ни дверей, ни окон, ни предметов, вообще ничего, что могло бы хоть как-то передавать свет, — и в этой комнате ты пытаешься поймать чёрную кошку. А её там нет.
— Что ж, это сравнение имеет определённый смысл, — заключил про себя Саваоф Теодорович. — Ещё говорят, будто ты пытаешься открыть глаза, и у тебя не получается. Это правда?
— Да, можно и так сказать. Хочется проморгаться, протереть глаза, кажется, что сейчас ты всё увидишь, а в итоге не видишь ничего. Ещё и голова кружится.
— Одним словом, отвратительное состояние, — сделал вместо неё вывод Саваоф Теодорович. Кресло на мгновение остановилось, зазвенели ключи, вытащенные из кармана брюк Саваофа Теодоровича, послышался скрежет открываемого замка, и вскоре дверь в палату Евы отворилась, впуская внутрь саму девушку и её сопровождающего. Ева слышала, как Саваоф Теодорович положил ключи на стол, а затем вернулся к ней.
— Где-то через час будут готовы результаты МРТ, и, надеюсь, врач скажет дальнейший план лечения. Без зрения я совершенно беспомощна.
— А ты в нём нуждаешься?
— В каком смысле? — Ева непонимающе повернула голову в ту сторону, где, предположительно, стоял Саваоф Теодорович. Послышался лёгкий смешок и его шаги.
— Дай-ка, — мужчина подошёл к Еве сзади и осторожно положил свои большие широкие тёплые ладони ей на глаза. От неожиданности девушка дёрнулась, но Саваоф Теодорович держал её достаточно крепко, не давая отстраниться. — Ну вот и всё, и никакое МРТ больше не нужно.
Ева протёрла глаза и медленно открыла их. Больничная палата ослепила её своей белизной, так что девушка даже зажмурилась от неожиданности. Она не знала, что за магию сотворил Саваоф Теодорович, но зрение вернулось к ней, и мир снова радовал её своей резкостью и яркостью. По щекам потекли
