Сеть для миродержцев - Генри Олди

"Заболел?" - отстраненно подумал Дрона, никогда раньше не болевший.

И увидел счастье во взоре жены.

Счастье большее, чем сияло до сих пор.

- Хвала богам… - одними губами прошептала Крипи, комкая одеяло. - Ты улыбаешься…

Пальцы женщины судорожно сжались ястребиными когтями, ткань одеяла треснула, и Крипи закричала во весь голос, ничего не стыдясь и никого не стесняясь:

- Дрона, муж мой, ты улыбаешься!

Дверь распахнулась, и вбежала испуганная кормилица.

…Ближней колесницей правил шестилетний Ашватхаман. Сзади, в "гнезде", стоял опытный сута-воз-ница, готовый в случае чего мгновенно перехватить поводья, но этого не требовалось. Сын Дроны правил ловко и умело, упряжка повиновалась ему, что называется, с полувзмаха, и ритуальный объезд Жеребец, оправдывая свое имя, сумел завершить раньше противника, выиграв "ось и чеку".

Теперь солнце за спиной Ашватхамана било сопернику в глаза.

Дрона еле сдержался, чтобы не помахать сыну рукой. И машинально отметил уже в который раз: желая не причинить Жеребцу вреда излишней любовью или опекой, он относится к собственному ребенку гораздо более сурово и пристрастно, чем к любому другому из учеников. На то были причины и помимо отцовских чувств. Чистокровный Брахман-из-Ларца во втором колене, маленький Ашватхаман с рождения обладал всеми способностями отца и матери. Сейчас Дрона отлично понимал своих собственных учителей: их шепоток за спиной, их сияющие взгляды, их желание оставить Дрону при себе, оставить, не пустить дальше, отдать себя всего, до последней капли…

Одно смущало Дрону - то, о чем недавно в конфиденциальном разговоре с глазу на глаз сказал ему Грозный.

- Полагаю, твой сын в зрелом возрасте превзойдет нас всех. Однако есть у него большой недостаток, способный помешать Жеребцу стать истинным великоко-лесничным бойцом. Этот дваждырожденный, этот мальчик слишком любит жизнь, и жизнь ему очень дорога. Ты понял, что я хочу сказать, Наставник?

Дрона понял.

Малыш и впрямь слишком любил жизнь. Не свою собственную жизнь, а жизнь вообще, во всех ее проявлениях. Если любить, так навсегда, если смеяться, так до упаду, плакать - навзрыд, мечтать - взахлеб, драться - неистово, дружить - верно…

Без полутонов, только мрак и свет.

Все правильно, Грозный… Половодье чувств не пристало дваждырожденному, не пристало оно и истинному махаратхе, грозе врагов. Слишком любить жизнь означает не надеяться на взаимность.

Все правильно.

Дрона кивнул регенту-исполину. И подумал, что зря не сказал Грозному про обряд распознавания, который сам же и свершил тайно по отношению к своему сыну. Путем такого моления можно было узнать, чьим воплощением является тот или иной человек на земле, и обряд этот не был запрещен, но… скажем так: не поощрялся.

Ответ изумил Дрону.

Оказалось, о шестилетнем Жеребце сошлись воедино частицы ипостасей Шивы, Кали и Камы.

Разрушения, Мрака и Любви.

Дикая, отчаянная смесь…

Иногда Дроне казалось, что только один человек в детстве был похож на Жеребца.

Обладатель Топора-Подарка.

За лугом начинались стрельбища.

Еще издалека Дрона обратил внимание на шум, доносившийся оттуда. Вместо привычных команд воевод-лучников, вместо щелканья тетив о кожаные браслеты, вместо чмокающего всхлипывания, с которым стрелы впивались в мишени, раздавался нестройный гул голосов. Брахман-из-Ларца прислушался.

Опять дети ссорятся?

По мере приближения гомон начал распадаться на отдельные выкрики, и наконец из него родилось:

- Нишадец! Грязный нишадец! Убирайся вон, черномазый!

Дрона ускорил шаг.

Рядом с обозначенным камешками рубежом, где обычно выстраивались стрелки, стоял незнакомый юноша лет двадцати и о чем-то расспрашивал младшего наставника. Росту юноша был изрядного, в плечах скорее крепок, нежели широк, и всей повадкой напоминал вставшего на дыбы медведя-губача. Сходство усиливалось одеждой: несмотря на жару, облачен гость был в косматые шкуры, и даже на ногах красовались какие-то чудовищные опорки мехом наружу.

- Грязный нишадец! Дикарь!

Младший наставник, увидев Дрону, быстро сказал юноше два-три слова, мотнув головой в сторону Брахмана-из-Ларца. Гора шкур повернулась с неожиданной резвостью, и Дрона был вынужден остановиться: подбежав к нему, юноша бухнулся на колзни и ткнулся лбом в верх сандалии.

- Встань, - тихо сказал Дрона, еле сдерживаясь, чтоб не поморщиться.

От юноши шел резкий звериный дух.

Оставаясь на коленях, гость поднял лицо. Открытое курносое лицо, видимо, светлое от природы, чего нельзя было сказать с уверенностью из-за медно-красного загара. Смешно топорщились уши-лопухи, и весь облик шкуроносца казался предельно безобидным, если бы не извилистый шрам через всю щеку и острый прищур карих глаз.

- Смею ли я стоять перед великим наставником? - тихо спросил юноша.

- Смеешь.

Он оказался выше Дроны почти на локоть.

- Кто ты? - Брахман-из-Ларца обвел взглядом своих подопечных, и те разом умолкли. Не все.

- Нишадская вонючка! - ломающимся баском выкрикнули из-за спины.

Дрона обернулся. Оказывается, учебный поединок на палицах к этому времени прекратился, его участники успели догнать сына Жаворонка, и, конечно же, Бхима-Страшный не преминул добавить и свое веское слово.

Встретившись глазами с Наставником, крепыш сник, набычился и принялся ковырять землю пальцами босой ноги.

- Кто же ты? - повторил Дрона вопрос.

Юноша улыбнулся. В его улыбке явно сквозило: стоит ли взрослым людям обращать внимание на выходки избалованных мальчишек?

- Меня зовут Экалавьей, о бык среди дваждырож-денных! Я родился в горах Виндхья, в семье Золотого Лучника, вождя трех кланов… И самой заветной мечтой моей было назвать тебя Учителем, о гордость Великой Бхараты!

Экалавья осекся, с надеждой глядя на седого брахмана.

Дрона молчал. Он прекрасно понимал: взять нишадца в ученики означало вызвать взрыв негодования у всех царевичей. У Пандавов-гордецов, у сотни чад Слепца, у тех отпрысков знатных семейств, обучение которых санкционировалось самим Грозным из политических соображений. Кивни Дрона, объяви он себя Гуру этого парня в шкурах - и травля нишадцу обеспечена.

Пожалуй, это единственное, что способно объединить отъявленных драчунов и антагонистов.

Никакой Золотой Лучник, вождь трех кланов, не поможет.

Горы Виндхья далеко, южные горцы-нишады дики и свободолюбивы еще в большей степени, чем северные горцы-кираты, уделяя маловато внимания чистоте варн и благолепию облика, да и Грозный вряд ли позволит обучать сына захудалого вождя вместе с наследниками Лунной династии.

Идти на открытый конфликт с Грозным из-за пришельца-чужака?

Превращать занятия в растревоженное осиное гнездо из-за какого-то Экалавьи?

Впервой ли тебе отказывать, Брахман-из-Ларца?..

За последние шесть лет, проведенных в качестве главного Наставника при Хастинапурском дворе, не впервой.

Да и парню будет лучше поискать себе другого учителя… Свет велик, учителей много.

Дрона знал это как никто другой.

Было похоже, что отвечать уже не имело смысла. Экалавья все понял без слов. Легкая тень набежала на его лицо, и Дрона вдруг подумал: вот передо мной дикий горец. Хищный барс, кровожадный орел и все такое прочее. Похож? Ничуть. Если убрать шрам - простак простаком. Видимо, его отец, вождь Золотой Лучник, в молодости тоже мало был похож на клыкастого ракшаса. Тогда почему же…

Впервые в жизни мысль вильнула хвостом, и Брахман-из-Ларца потерял ход рассуждении. Стоял, смотрел снизу вверх на грязного нишадца, которому только что молча отказал.

Беззвучно уподобясь своим ученикам.

Как они кричали? Нишадская вонючка?

И все-таки: царевичи, гнев Грозного… семья…

- Я дам тебе один урок. - Презрение к самому себе скользкой гадюкой обвивало душу сына Жаворонка. - Всего один. После этого ты уйдешь. Сразу. Договорились?

- Да…

Дрона быстро пошел к стрелковому рубежу, не оборачиваясь, погруженный в собственные мысли, и поэтому он не слышал, как Экалавья одними губами повторил:

- Да… Гуру.

На последние слова обратил внимание лишь единственный человек - Серебряный Арджуна, третий из братьев-Пандавов. И пронзительная ненависть отразилась на красивом лице одиннадцатилетнего мальчика с волосами белыми будто пряди хлопка.

Ненависть, достойная Громовержца.

…Однажды Дрона, желая удостовериться в том, как его ученики овладели оружием, созвал их всех, сведущих в разных науках. И, велев поместить на вершине дерева искусственного ястреба, сделанного мастерами без ведома царевичей, он указал им на птицу как на цель.