Электропрохладительный кислотный тест - Том Вулф

Внезапно объявляется Сэнди Леманн-Хаупт, побывавший далеко за порогом, на мотоцикле. На этом мотоцикле он проделал весь путь из Нью-Йорка полпути через США и остаток пути через Крысиные земли, до самой юго-западной точки Мексики,- нелегкая задача даже для Нила Кэссади. Кизи смотрит на него и не верит своим глазам. Таким сильным, здоровым, спокойным и уверенным в себе он Сэнди еще не видел. Это вселяет в него смутное дурное предчувствие...

Возникает даже Боб Стоун - Боб Стоун из давних перри-лейнских времен. Он приезжает на машине, арендованой в компании "Херц". Прилетев в Мехико, он взял напрокат машину. Он получил в "Эсквайре" задание написать статью о Кизи в эмиграции. Ага, значит, старый мир еще ждет. Стоун, с его всегдашней сверхвпечатлительностью, за каждой кокосовой пальмой видит агентов ФБР и Федералес - в крайнем случае скорпионов,но в то же самое мгновение, как и прежде, очертя голову пускается в каждую катастрофическую авантюру, которая взбредет в голову первому попавшемуся Проказнику, и при этом с криком "Стойте, мол, ребята, это очень опасно", ласточкой летит вниз с ближайшего обрыва.

Наглотавшись декседрина, Стоун с Бэббсом садятся в машину Стоуна и, хорошенько растащившись под таблетками. направляются по дороге на Тепик в глубь Крысиной страны. Возвращаются, хихикая, и принимаются наперебой рассказывать о таинственном случае с Дорожным Зверем. Несколько дней они катили по навозной пыли, не смыкая глаз и летая под декседрином, катили сквозь поросшую кустарником и населенную осликами местность, и, когда темнело, все кругом и в самом деле становилось таинственным. Стоун видит маленькие мексиканские мостики, и те превращаются в чудовищных ящериц-ядозубов, их видит и Бэббс. Дорога становится самой настоящей проволокой, натянутой среди безлюдной страны чудовищ, а потом чудовища как-то вдруг начинают командовать дорогой! - прямо впереди - самое крупное дорожное чудовище, на какое когда-либо смотрели глаза человека, такое огромное, что оно оседлало дорогу, точно тарантул с десятифутовыми лапами по краям дороги, а его мерзкое гигантское тело с челюстями под брюхом дожидается п и щ и, и машина медленно движется в его сторону, не решаясь остановиться, не решаясь ехать дальше...

- Нет! Не подъезжай близко! -- кричит Стоун.

- Ну уж нет,- говорит Бэббс,- мы обязаны. Мы обязаны его проскочить.

- П р о с к о ч и т ь!

- Мы о б я з а н ы, - повторяет Бэббс.- Иначе мы никогда н е д в и н е м с я д а л ь ш е.

Внезапно кажется, что от того, д в и н у т с я ли они д а л ь ш е, зависит весь ход мировой истории.

- Я знаю! Но оно слишком...

- Обязаны проскочить! - говорит Бэббс. Они мужественно движутся навстречу катастрофе, Армагеддону, концу всего...

...и проскакивают с к в о з ь чудовище!..

...это какая-то едрючая дорожно-строительная громадина, она тащится по шоссе в темпе мексиканских гуарачей, а метисы в недоумении глядят сверху на машину, только что проскочившую под ними на скорости шестьдесят или семьдесят миль в час...

Стоун и Кизи, растащившись как следует под винтом, едут в сторону Соноры. Стоуну, хотя он и ведет машину, кажется, что он сидит в такси за темным стеклом. Ну чем не такси! По дороге они сажают в машину парнишку, американца, голосующего-голосующего, добираясь обратно в Калифорнию. Они могут подвезти его только до Соноры. Мы едем в Калифорнию, говорит Стоун, и они дают полный газ.

- Калифо-орни! - произносит Кизи на глупейший провинциальный манер.

- Ага,- говорит Стоун.- Я везу туда этого малого,- имея в виду Кизи,везу его в Калифорнию показать, как восходит солнце. Он никогда не видал, как восходит солнце.

- А-а-а, - говорит Кизи, - что ты мне голову морочишь! Не восходит нигде никакое солнце.

- Стану я тебя дурачить! - говорит Стоун.- Солнце восходит, и ты это скоро увидишь. - До чего же странно ехать вместе с Кизи в такси сквозь мексиканское ничто за темным стеклом.

- А-а-а-а-а, - произносит Кизи. Парнишка тем временем сидит ни жив ни мертв.

- Да не вру я! - говорит Стоун. - Посмотри вон туда. Вот оно, солнце!

- Угу, угу, Б о ж е м о й, ты прав, вот оно, с о л н ц е! Ого... да оно заполня-а-а-а-ает все небо! Оно освеща-аа-а-ает долину! Оно озаря-а-а-а-ает океан!

Через несколько миль парнишка заговаривает самым небрежным тоном, на какой только способен:

- Слушайте, ребята, я, пожалуй, выйду не в Соноре, а в Тепике. Я как раз вспомнил, мне надо там кое-кого повидать.

И он выходит.

Н и к о г д а н е д о в е р я й П р о к а з н и к у!

А Кэссади - мчится по крысиной прибрежной полосе в очередном Кэссади-автомобиле, газует газует газует с неизменной Кэссади-скоростью, с новым типичным Кэссади-Экскалибуром. При нем четырехфунтовая кувалда с обернутой цветной светящейся лентой ручкой, он без конца размахивает ею, как булавой, подбрасывает в воздух и ловит, подбрасывает с двойным вращением, тройным, четверным, с правильным вращением и эксцентричным, судорожно подергивая в рваном ритме локтями, коленями и ступнями. И Проказа, и Раскол, судя по всему, давно забыты. Если и есть хоть одна живая душа, способная покончить с этим едрючим красным приливом и очистить воздух от слизи, которая быстро растекается во всех направлениях, так это Кэссади. И вот они выкуривают травы, поднимаются на крышу ла каса гранде и садятся, а Кэссади принимается жонглировать кувалдой, шарнирно подергиваясь в сумерках в своем скоростном винтовом полете, всего в какой-нибудь одной тридцатой секунды от Данного Момента. Кэссади исполняет бешеный американский танец с кувалдой на берегу заводи, им видно отражение Кэссади в воде и отражение их самих, смотрящих вниз на Кэссади, но смотрящих в в е р х в воде, в точном асимметричном воспроизведении, мерцающих в сумерках светящимися красками, призывающих призраков прошлого, им видна лунная дверь в мир, погруженный в чудесный процесс самосозерцания, Domnu, одновременно с а т т в а и р а д ж а, fons et origo, мгновенный Фильм - Данный Момент.

В о д я н о й!

И Иллюзорное Мгновение вновь раскрывает пасть и начинает шевелить крыльями - так хлопает кожаными лопастями ярмарочный аттракцион "колесо фортуны" крылатая Крыса, но ей известен единственный просвет в небесах. Кизи - в ла каса гранде, дует сильный ветер, небо затянуто облаками. Мгновение расправляет крылья, а крысиная штукатурка заклеена страницами Чудо-комиксов, целыми эпизодами с участием Доктора Стрейнджа, Подводника, Удивительного Исполина, Фантастической Четверки, Человека-Факела - словом, Супергероев. Все торчки верят, что их рисуют метедриновые прикольщики в минуту фосфоресцирующей святости рук. Супергерои! Ubermenschen! До чего же странно, что именно Ницше, этот чудной маленький мизантроп в духе Питера Лорре, с бакенбардами и в мрачно-черном тюбингенском профессорском сюртуке, докопался до самой сути...

...и до Кизи доносятся слова Боба Стоуна:

- Ницше говорит сейчас у себя на небесах: "Кен, то, что вы делаете, мне по душе - только не читайте моих книг..."

...и все-таки старушка Валькирия глубоко погрузилась в вещь. Мир - не цепь причин и следствий, навеки устремленная вперед, мир конечен и периодически повторяем, отчего все, что когда-либо было и когда-либо будет, втиснуто в д а н н ы й м о м е н т, в нескончаемую Повторяемость, и ждет лишь, когда на поверхности появятся Супергерои; после чего - полная всеобщая переоценка. А если объединить вдохновенную идею Ницше и его собственную, о том, что "л у ч ш е е - в н а с т о я щ е м", о том, что человек вечно смотрит собственный фильм и никогда не сможет попасть в рай, расположенный по ту сторону экрана: жизнь идет по кругу, как верно заметил Ницше, и поэтому важно не столько попасть туда, сколько двигаться. Ж и в и в н а с т о я щ и й м о м е н т. Т а к г о в о р и л и м н о г и е с е р ь е з н ы е т о р ч к и. Я с т а р а л с я. Я о т д а л э т о м у н е м а л о в р е м е н и и с и л. И о к а з а л о с ь, ч т о в с е э т и с е р ь е з н ы е т о р ч к и о д у р а ч е н ы - в с я ш т у к а в т о м, ч т о н а с ч е т ж и з н и в н а с т о я щ и й м о м е н т я б ы л п р а в, н о м ы н и к о г д а н е с м о ж е м п о п а с т ь в н а с т о я щ и й м о м е н т!

И все же Проказники и многие их ближайшие друзья верят: он знает, что сумел увидеть хлопающего крыльями зверя, знает, что находится уже не по эту сторону экрана и что докопался уже до вечной истины, до самой сути, и сейчас он на пороге того, что принято считать озарением... если вспомнить:

Ночью, растащившись под травой, он вышел на берег и сел, а на другом берегу залива, в городе, светилась реклама - "кока-кола"? - и каждый лучик света исходил по прямой, первобытной линии, каменный век, линия травы,

ПРЕРВАННАЯ

ночью, на том же месте, растащившись под кислотой, а лучи исходят не прямо, но идеальными полуокружностями, кислотная линия, линия настоящего, идеальный круг, точно паукам впрыснули кислоту, и они сплели идеально круглую паутину - тонкая работа,

ПРЕРВАННАЯ

ночью, на том же месте, растащившись под опиумом, единственный раз, когда он принял наркотик, вызывающий привыкание, а лучи начинали исходит кругами, но заканчивались маленьким крючком, подобным крючку в воде на японской гравюре, подобным даже крючку на полосах странного газетного комикса "Дух", и это была линия будущего, которая завершает круг и не должна каждый раз проходить весь путь, - она попадает туда благодаря знанию о начале полета,