Знахарь - Тадеуш Доленга-Мостович

К сожалению, законодательство не предусмотрело такой возможности для медицины. В противном случае стенограммы сегодняшнего процесса вполне хватило бы Антонию Косибе для получения диплома доктора медицины. Что может послужить более красноречивым и убедительным доказательством его знаний и опыта, чем факты, накопленные судебным разбирательством, чем мнения тех свидетелей, которые пришли сюда как своеобразные вещественные доказательства, как живые документы врачебных способностей обвиняемого.

Они пришли сюда засвидетельствовать правду, прямо указать на своего благодетеля и сказать: “Мы были калеками, он позволил нам ходить, мы были больными, он нас вылечил: мы одной ногой стояли в могиле, он нам подарил жизнь!”

Но пан прокурор видит грех и вину Антония Косибы в том, что он, не имея диплома, осмелился прийти на помощь своим ближним. Выходит, если бы он прыгнул в воду спасать утопающих, то тоже должен был бы иметь свидетельство об окончании школы плавания?..

Я не демагог и не собираюсь защищать знахарство, но тем активнее выступаю против использованного обвинением метода. На первый взгляд, совершенно случайно поставлены в один ряд две истины: первая — Антоний Косиба является знахарем, вторая — знахари — это шарлатаны, владеющие целым арсеналом трюков, ловких приемов, заклятий, заговоров, чар и многого другого. Но позвольте! Как нам известно из протокола судебного процесса, подсудимый в своей практике никогда не пользовался такими средствами.

В ходе судебного разбирательства ему было предъявлено еще одно обвинение, в соответствии с которым Косиба действовал в интересах наживы. А поскольку в его действиях обвинительный акт усматривает состав преступления, то единственный мотив его при ближайшем рассмотрении рассеивается как туман и остается только предположить, что Косиба был одержим манией. Да, Высокий суд! Этот человек — маньяк. Им овладела мания помогать страждущим, помогать бесплатно… Но какой ценой он заплатил за это?! Ценой лишения свободы, тюремных нар и позорного места на этой скамье.

Я не буду останавливаться на вопросе, был ли Антоний Косиба хорошим врачом. За меня говорят свидетели, светило нашей хирургии профессор Добранецкий, мнение которого убедительнее самой высокой аттестации. Не стану акцентировать ваше внимание на том, что к доктору медицины Павлицкому. по его же свидетельству, никто не обращался с просьбой спасти пациента знахаря Косибы; зато этот знахарь в одном случае спас от инвалидности, а в другом от смерти двух человек, тогда как доктор Павлицкий оказался беспомощным.

Господа судьи! Я хочу поговорить о самой большой вине Антония Косибы, о том, что стало козырем обвинения. Я имею в виду антисанитарные условия той избы, где он проводил операции. Я сам был в той избе и должен согласиться с паном прокурором, что вызванные свидетели с большой сдержанностью характеризовали антисанитарные условия жилища знахаря. Они забыли добавить, что в окнах зияют щели, откуда дует ветер, в полу трещины, через которые проникает сырость, потолок затекает, печь дымит, что в избе была не только грязь, паутина и пыль, но, кроме того, там еще гнездились и тараканы!.. Я видел инструменты, с помощью которых Косиба делал операции. Это — старое, износившееся железо, выщербленное и искривившееся, связанное проволкой и веревками. В такой избе и с такими инструментами Косиба оперировал людей.

Но Бог милостив!.. Ни один из оперируемых не умер! Ни у кого не было заражения!

Я вижу в зале многих известных и опытных врачей и спрашиваю вас: это заслуга Косибы или его вина?!. Я спрашиваю вас: сам факт, что такое количество серьезных операций он провел в столь страшных условиях, свидетельствует против него или за него?!. Должен ли он за это, именно за это, получить четыре тюремные стены или достоин операционного зала из фарфора и стекла?!.

По залу пронесся ропот. Когда установилась напряженная тишина, адвокат Корчинский продолжил:

— И еще одно обвинение лежит на этом человеке с незапятнанной судьбой, которому без колебания доверяла даже подозревающая всех полиция: воровство. Да. Его соблазнил блеск сверкающих хирургических инструментов, и он украл их. Но, прежде всего, он попытался выпросить их, просил разрешения воспользоваться ими. а встретив категоричный отказ, украл. Но зачем он это сделал?.. Что толкнуло этого благородного человека на преступление?.. В какой ситуации и какие побуждения заставили его воспользоваться чужой собственностью?..

Тогда же в той избе умирала, лежа на столе, молодая девушка; расцветающая жизнь погружалась в пучину смерти, а он, Антоний Косиба, знал, чувствовал, понимал, что без этих сверкающих инструментов не сможет оказать ей действенную помощь. Я спрашиваю вас: как должен был поступить Антоний Косиба?..

Адвокат окинул пылающим взглядом зал суда.

— Как должен был поступить?! — обратился он к аудитории. — Как поступил бы каждый из нас на его месте?!. На это есть только один ответ: “Каждый из нас сделал бы то же самое, каждый из нас украл бы эти инструменты! Каждому из нас подсказала бы совесть, что это его долг, его моральный долг!” Опершись руками о стол, возбужденный, он на минуту умолк.

— В Австрии в давние времена, — продолжал адвокат, — существовал особый военный орден, присуждаемый за странные действия: за неподчинение приказу, за нарушение дисциплины, за бунт против наказания. Эта награда была одной из самых высоких и наиболее почетных. Если бы суды Польши имели право не только наказывать, но и награждать, то именно такой орден следовало бы прикрепить к груди Антония Косибы, когда он будет покидать этот зал.

Поскольку этой награды, к сожалению, не существует, пусть наградой ему будет то, что каждый порядочный человек сочтет за честь пожать его натруженную и грязную, но самую чистую руку на свете.

Корчинский поклонился и сел.

Профессор Добранецкий не без удивления заметил в его лице и в опущенных глазах выражение неизъяснимого волнения, хотя сам он тоже был взволнован не меньше. Один из судей согнутым пальцем незаметно смахивал слезы. Другой сидел, напряженно всматриваясь в бумаги, лежавшие на столе.

Оправдательный приговор, казалось, был предрешен, тем более что прокурор отказался от выступления.

— Осужденному предоставляется слово, — объявил председательствующий.

Антоний Косиба не шелохнулся.

— Вам предоставляется последнее слово, — адвокат Корчинский тронул его за локоть.

— Мне нечего… сказать. Мне все равно…

Если бы кто-нибудь в эту минуту посмотрел на профессора Добранецкого, то поразился бы резкой перемене, происшедшей с ним. Профессор вдруг побледнел, сделал движение, точно хотел вскочить со стула, и открыл рот…