На краю света - Эбби Гривз

Но нет, Элис не должна – не может – верить словам человека, которого видела не дольше получаса, вопреки словам Мэри. Она должна выслушать Мэри. Но, если она попросит об этом, придется признать, что она проигнорировала пожелания Мэри и выследила Джима за ее спиной. И что Мэри на это скажет?

В голове Элис, словно закольцованная пленка на повторе, снова и снова прокручивались события предыдущего вечера. Передайте, что это все не имеет отношения ни к ней, ни к тому, что она сказала в последнем нашем разговоре. Что Джим имел в виду? Элис страшно хотелось спросить у Мэри, отыскать эти последние, важнейшие детали загадки исчезновения Джима, но она понимала, что и без того перешла все границы частной жизни, и это было как минимум неэтично, а как максимум просто дурно.

И от этого Элис испытывала, мягко говоря, сложные чувства по поводу статьи в «Горне». С той информацией, которую она добыла вчера, она вполне могла написать очерк о расследовании. И Джек будет в восторге. И, может быть, этого будет достаточно, чтобы отогнать угрозу ее сокращения. Почему же она не испытывает совершенно никакого желания писать эту статью? Какой-то безумный парадокс – чем ближе Элис подходила к обнаружению Джима, тем все меньше ее расследование становилось про него…

Моя голова помешала нам, как всегда. Это произнес Джим, но с тем же успехом могли бы сказать и Кит, и Тед. Все мужчины, появившиеся в жизни Элис в течение последнего месяца, не были способны открыто сказать о своих чувствах, удерживаясь тем самым от того, чтобы перешагнуть грань какого-то ужасного решения. И ее отец тоже. Когда он исчез, Элис была слишком мала, чтобы оценить, в какой мере его психическое здоровье толкнуло его на этот шаг. Но, если он был готов уйти, не оставив даже записки, значит, шансы на то, что ему было очень плохо, были велики.

Это не извиняло того, что он бросил свою семью, но помогало понять это. Элис никогда не понимала, почему она пылала от ярости из-за исчезновения отца, а ее мама, казалось, полностью пропустила стадию злости и гнева, сразу поддавшись всеохватной скорби. Теперь она думала, что дело было в том, что мама лучше понимала, что в его голове разлучило их. Но, чтобы подтвердить эту теорию, Элис нужно было поговорить с мамой, и этот разговор был уже просрочен сверх всякой меры.

По крайней мере, бессонное забытье придало ей решимости. Элис написала маме сообщение: Собираюсь приехать на следующие выходные, это нормально? – и отослала его, прежде чем успеет передумать. Ответ пришел мгновенно: мама будет очень рада. Этот маленький шаг был в правильном направлении. Элис была так занята, уговаривая себя, что пережила историю с отцом, что никогда не задумывалась, не остановилась ли она еще до пересечения финишной черты. Ей нужно было встретиться с Мэри, чтобы понять – в принятии нет соревнований. Это не гонка. Даже если ее финишная черта уже виднелась вдали, каждый пересекает ее в свой собственный срок.

За завтраком на следующее утро даже Кит был подавлен. Было ясно, что ни он, ни Элис не понимают, как воспринимать весь масштаб вчерашних признаний Джима. Единственное, что было совершенно ясно, – Джим не вернется в Илинг. И Мэри придется отыскать в себе силы на то, чтобы жить дальше без него.

Пока Кит относил вещи в машину, Элис пошла в бар расплатиться по счету.

– За счет заведения, – заявил Тони. Как выяснилось, он не просто вчера проводил время в баре, а был хозяином.

– Вы уверены?

Он кивнул. Элис буквально услышала, как ее банковский счет радостно и облегченно пискнул.

– Спасибо. Это очень щедро, и мы очень признательны. Признательны вам за все.

Говорить – До скорой встречи – было бессмысленно, Элис знала, что никогда сюда не вернется.

– Будьте здоровы.

– Погодите – это вот вам. – Тони извлек из-под барной стойки конверт и пустил по стойке в сторону Элис. – Не прямо вам, но чтобы вы взяли с собой. – На конверте незнакомым почерком было написано одно слово – Мэри. – От Сэма. Джима. Джеймса. Ну, вы поняли. Это лежало на коврике у двери, когда я проснулся нынче утром. И он оставил мне записку, чтобы я передал это вам.

– Я позабочусь, чтобы Мэри это получила, – сказала Элис, убирая конверт в сумку.

Они выехали в 8 утра. Навигатор предсказывал двенадцатичасовой путь до дома, и Кит был уверен, что они проделают его без остановки на ночлег. Он сказал Элис, что машина нужна его приятелю завтра к утру, но Элис отчасти казалось, что его желание снова разделить с ней комнату просто исчезло после того, как она его оттолкнула. И у нее в голове уже не было места для того, чтобы разбираться, что она чувствует по этому поводу. Обиду? Возможно. Раздражение на себя? Совершенно точно.

Кит же, напротив, казалось, совершенно оправился от своего расстройства, и если и лечил поврежденное эго, то делал это незаметно. Они мчались по шоссе, радио орало песни, а Кит подпевал. Элис никогда раньше не слышала такого издевательства над популярными классическими песнями. Кит так увлекся своим караоке, что в какой-то момент едва не пропустил нужный съезд, и сумка Элис слетела у нее с колен на пол. Письмо Джима выпало из нее.

Элис повертела его в руках, проверяя, крепко ли оно заклеено. Что там может быть? Если там написана хотя бы малая часть того, в чем он вчера признался – что больше не любит Мэри, – она будет просто убита. Все годы надежды растворятся в одном прочтении? Элис почувствовала, как у нее в горле поднимается стон. Невозможно, невыносимо грустно. Никто не заслуживает такого – никто. И уж особенно Мэри.

Перед лицом надвигающегося горя Мэри Элис совсем забыла про свое огорчение, что они вообще могли проездить совершенно зря. Если Мэри знала больше, чем говорила… Но теперь бесполезно об этом думать. Кроме того, кто же на самом деле в этом виноват? Мэри просила Элис не искать Джима. Еще Кит мог бы жаловаться, что его вовлекли во все это обманом, но он сказал, что видит все это совсем не так. У них было письмо для Мэри. И, по словам Кита, это письмо могло помочь Мэри начать процесс исцеления, какими бы болезненными ни оказались первые шаги.

Что же до Элис, эта