Совсем другая жизнь - Владислав Куликов

— Хорошо. — Чиновник встал. — До свидания.

— Как все прошло? — с волнением спросил Вольдемар у начальника Генерального штаба, когда они вышли из кабинета.

— Думаю, ты ему понравился. С Чехословакией удачно получилось.

— Ты можешь гордиться собой, — усмехнулся ночной гость. Он развалился в кресле, закинув ногу на подлокотник.

— Пошел вон, — грубо ответил Найденыш, — мне не до тебя.

— Какие мы сердитые, уси-пуси, — человек рассмеялся.

«Это какое-то издевательство», — с гневом подумал Найденыш. И вдруг его осенило: перед ним сидел Толочко! Настоящий Толочко, чьи преступления сейчас пытались повесить на Найденыша.

«Мразь!» — он скривился и сделал шаг, чтобы схватить гостя (или хозяина?) за горло.

— Стой, — резко приказал тот. В руке у человека неожиданно появился пистолет.

«Он похитил меня, точно похитил, — размышлял Найденыш, — обколол наркотиками. Пытается убедить, что я — Толчок. Отсюда весь этот бред». Он только не мог понять, что же в его жизни по-настоящему: тюрьма или эти ночные встречи? Где реальность, а где глюк? «Надо поймать этого козла и перетащить в тюрьму, — размышлял Найденыш. — А если и тюрьма — инсценировка? Если он все подстроил?.. Что же делать?»

— Ты монстр, — произнес человек, — ты никак не хочешь это признать, и в том твоя беда.

— Нет! — крикнул Найденыш. — Ты все придумал! Отпусти меня!

— Не могу.

— За что ты меня держишь?

— Нравишься ты мне. — Человек нагло улыбнулся, поигрывая пистолетом.

— Скажи хоть, кто я такой.

— Е-мое! Ну сколько можно! — с досадой воскликнул ночной гость. — Ведь уже все ясно! Что ты воду мутишь?!

«Игнатьев я, Александр Игнатьев. Как я раньше не догадался?» Найденышу показалось, что теперь-то все стало на свои места.

Глава 9

За долгие годы службы Александр понял, что в любом ведомстве самые главные люди — это водители и секретарши. По тому, как они к вам относятся, можно судить, чего вы достигли.

Герой России полковник Игнатьев, судя по всему, еще ничего не достиг. Водитель «Волги», которую на время прикрепили к нему, опоздал на полчаса. А потом долго отказывался ехать на Лубянку, где была назначена встреча с Филиным и Мазуровым.

— У меня лимит — десять литров бензина, — выдал главный свой аргумент шофер.

— Ничего, нам хватит, — твердо произнес Игнатьев. Он знал: стоило дрогнуть хоть мускулу на лице, показать хоть каплю сомнения в своем праве распоряжаться — и придется всю жизнь ездить на трамвае.

— Пробки, мы не успеем.

— Успеем. — Игнатьеву с утра надо было приехать на Старую площадь — в администрацию президента — на очередное совещание рабочей группы Федеральной комиссии «Антитеррор». Затем на Лубянку. Расстояние небольшое, но в центре Москвы действительно легко застрять в пробке и никуда не успеть. Однако соглашаться с водителем — и тем давать слабину — было нельзя. Уж лучше опоздать на встречу. — Я покажу, как объехать пробку дворами.

— Как скажете. — Шофер сдался, но по глазам было видно: отвернешься — укусит.

**

Они собрались в кабинете Мазурова. Игнатьев, Опарин и Филин сели за стол для совещаний, на котором была разложена карта. Помощники генерала свернули карту и ушли.

В принципе все получилось довольно спонтанно: Опарин пришел в разведотдел погранвойск, поскольку шахиды должны были приехать из-за границы. Стало быть, к операции надо было подключить разведчиков. Конечно, можно было направить официальную бумагу, но личные контакты всегда лучше. С Игнатьевым же получилось иначе. Филин, когда услышал про заминку у террористов со взрывчаткой, сразу вспомнил про самолет. Как разведчик, он знал, кто стоял за требованием задержать груз. Поэтому и пригласили Игнатьева.

Мазуров переговорил по телефону и сел во главе стола. Филин встал, коротко доложил ситуацию.

— Какие будут предложения? — спросил генерал.

Игнатьев и Опарин получили разрешение на эту встречу у своего начальства. Официальная легенда: обсуждение все тех же вопросов координации.

— Эту операцию будет проводить ФСБ, — твердо произнес Опарин, — план оперативных мероприятий готов и утвержден. От вас только требуется выполнить конкретные поручения.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — произнес Мазуров и сурово посмотрел на чекиста, пытавшегося командовать в его кабинете.

— Сергей, ты не борзей, — примирительно пробормотал Опарину на ухо Филин. — Здесь все свои, зачем шашкой махать?

— Хорошо. — Сергей послушно снизил обороты. — Дело тут серьезное, надо выйти на покупателей взрывчатки.

Все ячейки террористов, на которых указали чеченцы, были уже под наблюдением. Но пока в поле зрения были мелкие сошки. А нужны были организаторы.

— Мы все проверили, — сказал Игнатьев. — Один из посредников там — мой бывший коллега. Какие у него остались связи — не знаю. Но мне дали по рукам. Я дам фамилию. Ищи, Сергей, тебе и карты в руки. Только он сейчас за границей.

— Сейчас уточним. — Филин на десять минут вышел из кабинета. — В департаменте погранконтроля сообщили, — сказал он возвратившись, — что три дня назад этот человек вернулся в Москву.

За столом повисла тягостная пауза.

— Вам должно быть стыдно, товарищи офицеры. — Генерал бросил на стол номер «Советского труда» недельной давности со статьей Ветрова «Шахиды остались без взрывчатки?». — Может быть, зачислить этого Ветрова в штат ФСБ или ГРУ? Он, похоже, знает больше вас.

— Да ни хрена он не знает. — Филин махнул рукой. — Я же помню его: балабол. Нахватался верхов, остальное приврал.

— Откуда он узнал про самолет? — задумчиво изрек Игнатьев. — Это в прессу не сообщали.

— Так пойдите и спросите у него, — скептичным тоном сказал Мазуров, — он ведь, кажется, ваш знакомый.

— Есть хорошая идея, — произнес Игнатьев. — Я недавно с женой в Туле был. Там в местном кремле есть музей пыток: отличная вещь. Знаете, откуда пошла фраза «узнать всю подноготную»? Это когда людям под ногти иголки вгоняли. А про подлинную правду слышали? Длинник — это такой кнут.

— Что вы предлагаете? — серьезно спросил Мазуров, глядя на Игнатьева.

— Подвесить его на крюк за ребро, — Игнатьев осекся под взглядом генерала. — Извините, это я так, чтобы обстановку разрядить…

«Что-то я перенервничал, — подумал он, — теряю форму».

— С Ветровым необходимо встретиться, — произнес Опарин, — у него серьезные источники информации. Я встречался с ним. Многое, что он сообщил, подтвердилось. Возможно, у него даже есть какой-то выход на террористов. Вопрос в том, как его разговорить?

— Что он любит? — спросил генерал.

Стали вспоминать. Никто толком ничего не знал. Но что-то смутно припомнили про женщин. Впрочем, все мужчины (за редким исключением) любят женщин.

— Выпить он любит, — произнес Филин.

— Так, хорошо. Еще что?

— Вроде все… Хотя нет, по-моему, еще карты любит. Преферанс…

Тут же набросали план операции. Решили пригласить корреспондента на преферанс. Долго думали над местом. Надо было сделать так, чтобы Ветров как бы влился в давно сбитую компанию преферансистов. Значит, по легенде они должны были собираться где-то постоянно. Но все женатые — домой не пригласишь.

У Игнатьева была зимняя дача в Подмосковье — добротный дом из красного кирпича. Сошлись на ней. Потом тщательно продумали план беседы. Остальное было делом техники. Опарин еще раз вышел на связь с Ветровым. Спросил что-то несущественное. Потом в ходе разговора как бы проговорился:

— Здесь много наших, из Таджикистана. Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Редко, — с грустью ответил Ветров, — времени не хватает.

— А мы по субботам в преферанс играем. С Филиным, помнишь его? С нами еще один, из двести первой дивизии.

Ветров загорелся. И уже в следующую субботу он играл в преферанс за круглым столом возле электрического камина.

— До скольки? — спросил Опарин.

— Предлагаю до сорока очков. — У Ветрова в глазах заиграл огонек. — Реактивную.

— Это долго, — заметил Филин.

— Смотря как карта пойдет, — парировал Андрей. — Два мизера, две десятерных, и я закрылся. Смогу вам помогать.

У Филина возникло странное чувство: они говорили с Ветровым на одном языке. «Хотя что общего между мной и этим разгильдяем (я не выношу разгильдяев)?» — подумал Константин. Но общее было: он тоже любил преферанс.

— Ты так уверен в себе? — недобро улыбнулся Игнатьев.

«А журналюга неплохо играет», — с удивлением заметили все. Ветров думал на три хода вперед. Жил игрой. Видел ее насквозь, как картинку «Плейбоя».