Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Что же касается России, то уже в апреле 1874 года перевод статьи Гелтона появился в журнале «Знание», а несколько сокращенный перевод «Антропологических заметок» самого Миклухо-Маклая, выполненный тогда еще начинающим ученым Д.Н. Анучиным, почти одновременно был опубликован в сборнике «Природа».

В «беззаботном» Бейтензорге Николай Николаевич был практически избавлен от расходов. Но что ждало его в будущем? А.А. Мещерский, став ученым секретарем отделения статистики РГО, умолял П.П. Семенова, который сменил престарелого графа Литке на посту вице-председателя РГО, изыскать возможность поддержать своего друга. Но Семенов пояснил, что бюджет общества составлен так, что не позволяет выделить на эти цели даже небольшую сумму. К счастью, нашелся меценат — чиновник Министерства иностранных дел В.Л. Нарышкин, владелец крупных поместий в пяти губерниях, который, узнав о финансовых затруднениях Миклухо-Маклая, предоставил РГО две тысячи рублей для помощи отважному путешественнику. Летом 1873 года Николай Николаевич получил в Батавии вексель на эту сумму в голландских гульденах. Теперь можно было расплатиться с кредиторами и всерьез задуматься о новых экспедициях.

Пятнадцатимесячное пребывание на Новой Гвинее серьезно повлияло на умонастроения Миклухо-Маклая. Несмотря на лишения и опасности, которые он испытал, Николай Николаевич решил на многие годы, если не навсегда, поселиться в тропиках. «Мне делается совершенно ясным, — писал он Александру Мещерскому из Бейтензорга, — что мне не придется жить более в Европе. <…> Природа, воздух, обстановка жизни под тропиками мне положительно более по характеру и вкусу. <…> Итак, я поселюсь где-нибудь в благословенных странах тропических, но также не вблизи европейцев — около них все страшно дорого и скучно. Может быть, если финансы и охота позволят, приеду заглянуть на годик в Европу, но это не прежде, как лет через несколько!»[535] Николай Николаевич предлагал своему другу «навестить меня в моем настоящем отечестве — странах тропических»[536]. Пройдет еще немного времени, и в письмах в Россию он начнет называть себя «белым папуасом»[537].

Как мы уже знаем, Лаудон предполагал отправить в конце 1873 года к берегам Новой Гвинеи пароход для проведения исследований и пригласил Миклухо-Маклая принять участие в этом плавании. Но грозные военно-политические события перечеркнули эти планы. Султанат Аче (Ачех) на севере Суматры был последним крупным независимым государством в Индонезии. В марте 1873 года батавские власти потребовали у ачехского султана признания сюзеренитета Нидерландов, но получили отказ, и тогда в апреле голландский экспедиционный корпус высадился поблизости от столицы Аче. Но захватить ее не удалось, и, потеряв четверть живой силы и командующего корпусом, интервенты отступили и были отозваны на Яву. «Военной прогулки», обещанной голландским министром колоний, не получилось. Началась война, растянувшаяся на многие годы[538].

Голландская колониальная администрация и военное командование установили морскую блокаду Аче и стали готовить вторую экспедицию, которая началась в декабре 1873 года. Пароход «Кумпан», предназначавшийся для отправки к берегам Новой Гвинеи, понадобился для подготовки и проведения этой экспедиции. Это осложнило положение Миклухо-Маклая: голландские торгово-пассажирские пароходы совершали рейсы между Явой и Молуккскими островами, а далее путешественнику предстояло нанять малайский парусник, чтобы добраться до побережья Новой Гвинеи.

Во время стоянки «Изумруда» в Тернате Николай Николаевич получил у молуккских морских торговцев интересные сведения о различных районах юго-западного побережья Новой Гвинеи. Миклухо-Маклай решил отправиться на Берег Папуаковиай[539]. Эта часть побережья, расположенная к востоку от полуострова Бомбераи, пользовалась дурной славой. Европейские натуралисты опасались высаживаться в Папуаковиай из-за слухов о кровожадности и коварстве местных жителей, и даже молуккские морские торговцы, которые издавна вели меновую торговлю с береговыми жителями лежащих к северо-западу местностей Папуа-Онин и Папуа-Нотан, нечасто отваживались посещать Папуаковиай. Это обстоятельство устраивало русского путешественника, ибо он хотел изучить племена, менее известные европейцам и, как он надеялся, слабее подверженные внешним влияниям. Что же касается смертельной опасности, то она не останавливала Миклухо-Маклая.

Николай Николаевич решил выехать из Бейтензорга 15 ноября 1873 года. Но за три недели до выезда он почувствовал первый приступ лихорадки денге, которую голландцы называли кнокелькурс (лихорадка в костях). «Пароксизмы при этой лихорадке не сильны, — сообщал путешественник секретарю РГО, — но боль в сочленениях и суставах очень неприятна и заставляет оставаться в лежачем положении»[540]. Возбудитель и переносчик этой болезни были тогда неизвестны. Но в XX веке медики выяснили, что денге — острое вирусное заболевание, встречающееся в странах с тропическим климатом, что эта инфекция передается человеку комарами Aedes aegipti. Эти комары во времена Миклухо-Маклая в изобилии водились в водоемах и сочной листве «беззаботного» городка.

Луиза Лаудон призвала к постели больного опытных врачей, которые доступными им средствами постарались ослабить боль в суставах и добиться постепенного излечения. На двадцатый день Николай Николаевич смог начать писать и передвигаться по комнате. И хотя болезнь не полностью отступила, путешественник — вопреки предостережениям врачей и мольбам Луизы — назначил свой отъезд на 15 декабря.

Глава десятая.

ЭКСПЕДИЦИЯ НА ПАПУА-КОВИАЙ

Бейтензорг — Амбоина

В отличие от пребывания на Яве Миклухо-Маклай, покинув Бейтензорг, сразу же начал вести дневник, который довольно исправно продолжал в течение почти всей экспедиции. Вот его первая запись, датированная 15 декабря 1873 года: «Около 12 часов ночи выехал я из Бюйтенцорга. Я предпочел 5-часовую езду в карете 2-часовой езде по железной дороге, потому что мог провести таким образом несколько часов более в семействе Л*** и потому что предпочитаю отправляться в путь вечером или ночью. Сон благотворно действует, и разлука с близкими людьми переносится как будто в мир грез»[541]. Тоска по Бейтензоргу появилась и в некоторых других дневниковых записях.

По предписанию генерал-губернатора русский путешественник был любезно принят голландским резидентом Батавии. Его люди проводили Николая Николаевича и Ахмата во внутреннюю гавань, откуда маленький пароходик по судоходному каналу доставил их на внешний рейд, где уже готовился к отплытию пароход «Король Вильгельм III», который отправлялся, с заходами в несколько портов, на Молуккские острова.