Богоборцы из НКВД - Олег Смыслов

Других арестованных заставляли стоять по 12–17 часов по ушам комнаты загса под контролем милиционера, не разрешая шевелиться.

Сам Карпов на совещании работников Новгородского горотдела НКВД давал своим подчинённым следующую установку: «Вы должны запомнить раз и навсегда, что каждый нацмен — сволочь, шпион, диверсант и контрреволюционер». При этом Георгий Григорьевич указывал «всыпать» им «до тех пор, пока не подпишут протокола».

Будучи начальником Псковского окротдела НКВД, он лично пытал арестованных.

Работникам же УНКВД по Ленинградской области Ходасевичу и Тарасову, обратившимся к начальнику отделения Дубровину за содействием в получении жилплощади, последний ответил: «Дадите 50 поляков, а когда их всех расстреляют, тогда получите комфортабельные квартиры».

На суде бывший сотрудник НКВД Ребров показал: «Я допрашивал арестованного и в это время вошли Карпов и Степанов (зам. Карпова). Они спросили у меня: «Арестованный даёт показания?» Я им ответил, что он не сознался в своей деятельности. После этого Карпов позвонил коменданту окротдела Морозову и приказал в кабинет принести бутылку нашатырного спирта и полотенце. Карпов намочил полотенце нашатырным спиртом и завязал им рот арестованного, а сами начали избивать его, при этом приговаривали: «такой метод хорошо помогает делу и безопасен для здоровья».

А вот как описывал следственные приёмы Карпова арестованный в 1937 году в Ленинграде А. К. Тамми: «Карпов сначала молотил табуреткой, а затем душил кожаным ремнём, медленно его закручивая…»

Александру Карловичу Тамми посчастливилось выжить. И он частенько вспоминал, как подчинённые Карпова следователи Федотов и Готлиб, добиваясь нужных показаний, били жертву резиновыми жгутами, пряжкой ремня, сапогами.

Немудрено, что очень скоро после своего назначения начальником Псковского окружного отдела НКВД Г. Г. Карпова оценили соответствующим образом. За короткий срок новый глава местного НКВД «провёл большую работу по разгрому и ликвидации контрреволюционных вражеских гнёзд», — говорилось в ответе на запрос руководителей отдела кадров Управления НКВД Ленинградской области Псковским окружкомом ВКП(б).

Другой чекист, Н. И. Капран, свидетельствовал: «В третью операцию начальником ОКРО Карповым, прибывшим в Псков в июле 1939 года, затри месяца было арестовано 1000 человек, из которых 700 с лишним осуждено к высшей мере наказания, и возбуждался перед УНКВД и Ленинградский обкомом ВКП(б) вопрос о дополнительных арестах ещё 1500 человек…»

И ещё один факт. Примерно в июле 1938 года Карпов провёл «инвентаризацию» оперативных учётов в Псковском округе, по результатам которой докладывал, что имеются 1556 человек с «наличием компрометирующих материалов на арест» и 13 429 учтено, но без материалов, достаточных для ареста. Эти данные позволили ему обратиться к руководству Ленинградского УНКВД поставить на разрешение Москвы вопрос о проведении в Псковском округе вновь «операции по белобандитам (бывшим), контрабандистам, кулакам и прочим антисоветским элементам» с рассмотрением дел на тройке УНКВД.

Судя по всему, Георгия Григорьевича всетда бросали на самые тяжёлые участки работы органов. И он не просто справлялся, а ещё и давал показатели.

На его совести и смертный приговор Лившицу. Его признательный протокол допроса от 11 января 1938 года подписал он — начальник 4-го секретно-политического отдела УГБ УНКВД ЛО капитан госбезопасности Карпов, а также лейтенанты ГБ: помощник начальника отдела Фёдоров и начальник 10-го отделения Гантман. Бенедикт Константинович был всего лишь переводчиком-литератором и провёл триста тридцать дней в «большом доме», пока не стал активным участником антисоветской правотроцкистской террористической и диверсионно-вредительской организации, действовавшей среди писателей в г. Ленинграде.

Если говорить о непотопляемости Карпова, то здесь можно найти всего две причины.

Одна из них весьма банальна. С 14 ноября 1938 года по 26 февраля 1941 года начальником УНКВД по Ленинградской области был комиссар ГБ 2 ранга Сергей Арсеньевич Гоглидзе. Кстати сказать, он был младше Карпова на три года. Под руководством Гоглидзе в НКВД Грузии (до Ленинграда) устанавливались лимиты на аресты, расстрелы, лишения свободы и ссылки. А аресты проводились по спискам. При личном участии Гоглидзе было уничтожено большое количество руководящих работников Грузии. Именно этот сподручный Лаврентия Берия покровительствовал Карпову и выдвинул его в Москву.

Вторая причина объясняет уже всё. После смерти Сталина из 182 чекистов руководящего состава (сложившегося на 26 февраля 1941 г.), в 1953–1959 годах было осуждено только 20.

Например, с 1 октября 1936 года по 15 августа 1938 года из НКВД было вычищено 2273 сотрудника, в т. ч. 1862 за «контрреволюционные преступления». А вот в 1939 году из органов НКВД методом чистки было уволено 7372 сотрудника, в том числе 22,9 % от списочного состава оперативно-чекистских кадров. Из этого числа были арестованы всего 937 ежовцев. Как известно, Георгий Григорьевич все эти чистки и политические преследования очень ловко избегал.

Зато репрессии против русского православного духовенства имели совершенно другие цифры. По данным А. Н. Яковлева, «наибольшее число жертв из православного духовенства приходится на 1937 год: всего тогда было репрессировано 136 900 человек, из них расстреляно 85 300 человек. В 1938 году соответственно — 28 300 и 21 500; в 1939 году — 1500 и 900; в 1940 году — 5100 и 1100. И наконец, в 1941 году репрессировано 4000, из них казнено — 1900.

Происходит массовое закрытие церквей. В 1918 году Русская православная церковь имела 48 тысяч приходов, в 1928-м — чуть больше 30 тысяч. Темпы закрытия церквей нарастали. В Москве из 500 храмов к 1 января 1930 года осталось 224, а через 2 года — только 87».

На моей родине в селе Бисерово Ногинского района церковь Богоявления Господня закрыли только в 1939 году. При советской власти община регистрировалась дважды: в 1923 году и в 1926 году. В храме в это время служили два священника — один из них, священник Василий Зерченинов, впоследствии был репрессирован и скончался по дороге домой из мест заключения. В общем, храм закрыли, но, как в других сёлах, не разорили. Часть икон, в том числе икона преподобного Серафима Саровского с частицей мощей, была передана в Преображенский храм села Саввино. За сохранением храма следила самая обыкновенная жительница села Вера Баранова. Она же сберегла напрестольное Евангелие и два антиминса.

В 1989 году Богоявленский храм вернули верующим навсегда.

Но вернёмся к книге А. Н. Яковлева «По мощам и елей»: «Во время Великой Отечественной войны власти были вынуждены сделать некоторые уступки духовенству, но это вовсе не означало, что репрессии были прекращены. В 1943 году общее число репрессированных православных священнослужителей составило более 1000 человек, из них расстреляно 500: в 1944–1946 годах количество смертных казней каждый год составляло более 100.

После войны с неослабевающим энтузиазмом продолжалось закрытие храмов. К 1963 году число православных приходов по сравнению с 1953 годом было сокращено более чем вдвое. В Москве летом 1964 года впервые за послевоенное время был разрушен храм Малого Преображения. (…)

К началу 60-х годов вновь появились заключённые из числа верующих и духовенства, арестованные за свои убеждения. За 1961–1963 годы и первое полугодие 1964 года по ст. 142, 143 и 227 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик было осуждено 806 человек. По Указу «О тунеядцах» за это же время выслан в отдалённые области 351 священнослужитель.

В целом в СССР за 1961–1965 годы по религиозным мотивам осуждено 1234 человека. (…)

В период правления Брежнева закрытие церквей несколько притормозилось. Закрывалось в среднем 50 приходов в год».

В своём интервью обозревателям «Газеты» Марине Заваде и Юрию Куликову в 2005 году патриарх Алексий П поделился совершенно искренне: «В 1987 году в Русской Православной Церкви было 6700 храмов, в конце прошлого года — уже 26 тысяч. И это не дань моде. Помню, как ещё в советские времена я посетил единственный в Волгограде храм в честь Казанской иконы Божией Матери. Мне было горько. В церкви стояли одни бабушки, сплошные «белые платочки». А в середине 90-х, снова оказавшись в Волгограде, я застал совсем иную картину. Бабушек в храме ещё надо было поискать глазами. Молодые лица прихожан, явно новое, прежде неверующее поколение».

Патриарх Алексий I скончался 17 апреля 1970 года в 21 час 40 минут в Переделкине, в канун Лазаревой субботы. Незадолго до смерти он перенёс инфаркт миокарда. Его похоронили возле могилы митрополита Макария (Невского) в крипте Успенского собора Троице-Сергиевой лавры.

2 июня 1971 года единогласно, открытым голосованием, Поместным собором был избран новый Патриарх Московский Пимен (Сергей Михайлович Извеков). Он скончался на 80-м году жизни в своей рабочей резиденции в Чистом переулке 3 мая 1990 года и был погребён 6 мая всё в том же крипте Успенского собора Троице-Сергиевой лавры, возле могилы своего предшественника. Следующим патриархом стал Алексий II.