Российская психология в пространстве мировой науки - Ирина Анатольевна Мироненко

усложнение, переход к представлению законов психологии в терминах многомерных, многосвязных и нелинейных теоретических моделей. Постмодернистская психологическая наука остается наукой, и она ничуть не ближе к мифологии, чем классическая, подобно тому как теория относительности не более мифологична, чем классическая механика.

Современная психология сложилась как наука мультипарадигмальная. С самым глубоким уважением относясь к концепции коммуникативной парадигмы развития психологии, предлагаемой В. А. Мазиловым, в контексте которой, как предполагается, будут развиваться, научившись понимать друг друга, различные школы психологической науки, я не могу согласиться с предложением включить в процесс коммуникации на равных правах и вненаучные формы познания. «Проблема состоит в том, чтобы обеспечить возможности "рационального анализа" и "объективного контроля", если, конечно, мы хотим, чтобы психология оставалась наукой» [Мазилов, 2004, с. 209]. Возможен ли рациональный анализ и объективный контроль в отношении «мировых религий, различных духовных традиций, философских и психотерапевтических, эзотерических и профанических»? Можно ли применить в научном исследовании «идею непротиворечивости» как принцип жизни и мышления научного сообщества, сформулированную, например, так: «… мы должны стремиться к объединению и жить в духе непротиворечивости» [Козлов, 2004, с. 206]?

Психология на протяжении всей своей истории движется между двумя соблазнами:

– избавиться от субъективности своего предмета, стать наконец «настоящей» наукой, исследовать объективно существующие явления;

– раскрыть загадку человеческой души: научно доказать, обосновать, что является смыслом человеческой жизни, что нужно человеку для счастья и к чему он должен стремиться, что есть добро и зло.

Полагаю, что как первое, так и второе невозможно, а попытка сделать движение к любой из этих целей основным вектором развития психологии ведет к разрушению психологической науки, к утрате ею своего подлинного предмета.

Путь к пониманию и определению предмета психологии на новом этапе ее развития лежит, на мой взгляд, через осознание очевидного.

«Специфический круг явлений, которые изучает психология, выделяется отчетливо и ясно – это наши восприятия, мысли, чувства, наши стремления, намерения, желания и т. п. – все то, что составляет внутреннее содержание нашей жизни и что в качестве переживания как будто непосредственно нам дано», – писал С. Л. Рубинштейн.

«Научная психология изучает факты, механизмы и закономерности той формы жизни, которую обычно называют душевной», – говорится в двухтомнике А. В. Петровского и М. Я. Ярошевского «История и теория психологии».

Вряд ли кто-либо из коллег будет возражать против этих определений, всем хорошо известных, однако то, что споры о предмете не утихают, говорит о том, что данные определения не представляются коллегам достаточными. Почему?

Л. М. Веккер, лекции которого мне посчастливилось слушать, когда я была студенткой ф-та психологии ЛГУ, уже тогда, в 70-е годы XX века, придавал проблеме предмета огромное, основополагающее значение для развития психологии, однако рассматривал он эту проблему существенно по-иному, чем она ставится в большинстве современных работ. Л. М. Веккер обсуждал не формулировку, а содержание, сущность предмета психологии. Его интересовал сам процесс обретения и осознания психологией своего предмета: «Существует глубокая и все более отчетливо раскрывающаяся аналогия между фазами становления отдельных актов индивидуального человеческого познания (восприятия или мысли) и ступенями исторического развития научных понятий. Из экспериментальной психологии восприятия хорошо известно, что процесс формирования образа начинается с различения и далее идет через опознание к полному и адекватному восприятию данного объекта <…> Аналогичным образом <…> историческое становление научных понятий начинается именно с их различения. Так, формирование и развитие понятия психического явления или процесса естественно начинается с различения психического и непсихического, т. е. с противопоставления сферы психических явлений всему многообразию остальной реальности, которая в эту сферу не включается. Такое первичное различение по самому своему смыслу покоится на выделении исходной совокупности отличительных признаков, общих для всех процессов, относящихся к категории психических…» [Веккер, 1974, с. 9–10]. Л. М. Веккер справедливо полагал, что научное познание начинается с выделения эмпирических, феноменологических характеристик предмета (будем называть это определением вида А. За этим следует собственно научный анализ, итогом которого становится возвращение к предмету на новом витке: создание теоретической модели предмета, которая должна позволить объяснить его известные свойства и прогнозировать ранее не выявленные (определение вида Б).

Если обратиться к определению предмета психологии как мира душевных (психических) явлений, непосредственно переживаемой нами психической реальности, становится очевидным, что это определение феноменологическое (вида А). Споры же сегодня идут по поводу применимости в современной науке тех или иных определений теоретических моделей (вида Б). Таким определением было классическое для советской науки определение психики: психика – системное свойство высокоорганизованной материи, являющееся особой формой активного отражения субъектом объективной реальности. Такого рода определение предлагает сегодня Н. И. Чуприкова: «…психология занимается воссозданием (воспроизведением, реконструкцией, построением моделей) содержания, структуры, динамики и закономерностей отражательной и регулирующей поведение деятельности мозга на основе детального изучения ее внешних поведенческих проявлений в известных и контролируемых обстоятельствах» [Чуприкова, 2004, с. 104].

По нашему мнению, психология как наука мультипарадигмальная в принципе не может иметь в качестве определения своего предмета теоретическую модель (вид Б), неизбежно порожденную в рамках лишь одной парадигмы. Как показал Л. С. Выготский в своей удивительно актуальной сегодня, хотя и написанной в 1927 г. книге «Об историческом смысле психологического кризиса», расхождение психологических теорий как раз уходит своими корнями в различное понимание сущности предмета психологии. При этом традиционный психолог, как он писал, определяет в качестве психических явления непространственные и доступные восприятию и осознанию лишь самого переживающего субъекта. Рефлексолог выделяет в качестве предмета своего анализа факты поведения, соотносительной деятельности, рефлексы. Психоаналитики считают психическими явления, в основе которых лежит бессознательное, не доступное осознанию субъектом. Соответственно определены три разных предмета изучения – три разных области применимости теории, которые потребуют разработки трех различных понятийных систем для описания и анализа фактов. Предвидение Выготского, что, чем более успешно будут развиваться школы, тем дальше они будут становиться друг от друга, блестяще подтвердилось ходом истории психологической науки, когда этап открытого кризиса психологии, современный Выготскому, перешел в этап затухания, продолжавшийся более полувека. Чтобы понять друг друга разным теоретическим школам, необходимо вернуться к началу, к эмпирике, породившей теории.

Общим определением предмета мультипарадигмальной психологической науки может быть только определение эмпирическое (вида А), отражающее феноменологию общего предмета исследования, объединяющего различные по его теоретическому осмыслению школы.

Работа исследователей по созданию концепции предмета психологической науки сегодня должна быть направлена именно на осмысление и уточнение феноменологии психической реальности. Такая работа имеет место, однако остается пока не частым явлением. Так, задача «провести различение между психическим и непсихическим, определить, в чем заключается своеобразие психики в ее отличие от других явлений» ставится в работе И. Н. Карицкого [Карицкий, 2004, с. 138].

Существенное внимание анализу эмпирических