Чингисхан. Великий завоеватель - Эренжен Хара-Даван

Ни Запад, ни Византия со своими традициями не исчерпывают культурный или этнографический облик русской народной стихии. Эта стихия и не чисто «славянская», как думают в русском образованном обществе. Культура в смысле общего запаса культурных ценностей, удовлетворяющих материальные и духовные потребности данной среды, в которой всегда жил русский народ, с этнографической точки зрения представляет из себя совершенно особую величину, которую нельзя включить без остатка в какую-либо широкую группу культур или «культурную зону». Эта культура есть сама особая зона, где принимают участие, кроме русских, и «иногородцы»[316] – угро-финны и тюрки Волжского бассейна. Эта культура соприкасалась на Востоке и Юго-Востоке с тюрко-монгольской «степной» культурой, а через нее связывалась с древними культурами Азии. Связь же на Западе была только с зачаточной культурой «балканских славян», на которой тоже сказывалось общетюркское влияние.

Влияние Востока на русскую стихию ярко сказывается в народном художественном творчестве. Значительная часть великорусских народных песен, стариннейших обрядов и свадебных составлены в так называемой «пятитонной» или «индо-китайской» гамме, т. е. как в мажорном звукоряде, с пропуском четвертой и седьмой ступеней.[317] Эта гамма существует как единственная у тюркских племен бассейна Волги и Камы, у башкир, у сибирских татар, у тюрков Туркестана, у всех монголов. В Сиаме, Бирме, Камбодже и остальном Индо-Китае она господствует и сейчас. Эта непрерывная линия с Востока обрывается на великороссах.

Такое же своеобразие представляет и другой вид «ритмического искусства» – танцы. В то время как на Западе они отличаются обязательным наличием пары – «кавалера и дамы», – танцующих одновременно и держащихся друг за друга в разных «па», в танцах русских и восточных ничего подобного нет. Танцуют в одиночку, а когда изредка и парой, то не обязательно наличие «дамы», танцевать могут два кавалера (а в восточных танцах почти исключительно), танцевать могут и по очереди двое, так что эротический элемент соприкосновения не играет в них такую видную роль, как в западных танцах. Движениям мужчины дается простор для импровизации. Стремление к неподвижности головы заметно, особенно у женщин, при движении не только ног, как в западных танцах, но и талии и выше ее. В чисто восточных, например, монгольских танцах ноги движутся на носках, под ритм, а танцуют выше талии: тело и руки. Красота танца на Востоке не в «па», выделываемых ногами, а в гибкости, пластичности движений корпуса и рук. Подобно восточным танцам, русский танец носит скорее характер состязания в ловкости, гибкости и ритмической дисциплине тела.

Стиль русской сказки имеет аналогию со стилем сказок тюрков и кавказцев. Русский эпос по своим сюжетам связан с «туранским» и степным «ордынским» эпосом.

Таким образом, в этнографическом отношении русский народ не является исключительно представителем «славянства».

В народном характере русских, безусловно, есть какие-то точки соприкосновения с Востоком. То братание и взаимное понимание, которые так легко устанавливаются между нами и этими «азиатами», основаны на этих невидимых нитях расовой симпатии. Русский национальный характер, хотя и отличается от угро-финского и от тюркского, но решительно не похож на национальный характер других славян.

«Целый ряд черт, которые русский народ в себе особенно ценит, – говорит Н.С. Трубецкой, – не имеет никакого эквивалента в славянском моральном облике.

Наклонность к созерцательности и приверженность к обряду, характеризующие русское благочестие, формально базируются на византийских традициях, но тем не менее совершенно чужды другим православным славянам и скорее связывают Россию с неправославным Востоком. Удаль, ценимая русским народом в его героях, есть добродетель чисто степная, понятная монголам и тюркам, но непонятная ни романо-германцам, ни славянам».

Миролюбие есть общая основная черта всех славян в связи с их земледельческим занятием. Таковы все западные славяне, между тем восточные и южные (сербы и болгары) восприняли, первые от воинственных монголов, а последние от подобных же турок, черты воинской доблести: храбрость, выносливость в преодолении препятствий на войне, любовь к дисциплине, – это черты монголо-тюркской конницы, победительницы почти всего Старого Света, эти же черты дали русским возможность создать Великую Российскую империю после монгольской школы. Монголы и тюрки в этнопсихическом отношении представляют одно целое, но только у монголов типичные черты выступают более резко, чем у тюрков. Монголо-туранский психологический тип отражается в русском национальном характере, и черты этой психики имели значение в русской истории.

«Психика монгола в нормальном состоянии характеризуется душевной ясностью и спокойствием; его мысли, восприятие действительности, все его поступки, поведение и быт укладываются сами собой в простые и симметричные схемы его, так сказать, „подсознательной философской системы", которая не сознается как таковая, а ушла в подсознание и сделалась основой жизни, что и важно, и положительно, так как благодаря этому нет разлада между мыслью и внешней действительностью, между догматом и бытом. Мысли и факты сливаются в одно монолитное, неразделимое целое. Отсюда ясность, спокойствие и самодовление. Эти положительные стороны монголо-туранской психики, несомненно, сыграли благотворную роль в русской истории, а именно в допетровской Московской Руси. Весь уклад жизни, в котором вероисповедание и быт составляли одно „бытовое исповедничество", в котором и государственная идеология, и материальная культура, и искусство, и религия были нераздельными частями единой системы, теоретически не выраженной и сознательно неформулированной, но тем не менее пребывающей в подсознании каждого и в бытии самого национального целого, – все это носит отпечаток монголо-туранского психического типа».

«А ведь это и было то, на чем держалась старая Русь, что придавало ей устойчивость и силу. Если некоторые иностранные наблюдатели ничего не видели на Руси, кроме раболепия народа перед агентами власти, а последних перед царем, то они не понимали психологии этого народа. Ведь то же самое мы видим у монголов империи Чингисхана: беспрекословное подчинение, не насильственное, а религиозно-бытовое было основой государственности монголов. В древней Руси управляющим принципом была православная вера, понимаемая как органическое соединение религиозных догматов и обрядов с особой православной культурой, частным проявлением которой был и государственный строй с его иерархической лестницей; этот высший принцип спаял Русь и управлял ею».