Антикиллер-2 - Данил Корецкий

– Трофимов, а статей у него целый букет. Одно убийство, одно покушение, превышение власти...

– Еще злостное хулиганство, – подсказал сержант, но Лис отмахнулся – частности сейчас никого не интересовали.

– Конечно, это по версии следствия...

– Разумеется, разумеется, – по тону адвоката было ясно, что версии следователя такая ерунда, которую не следует принимать в расчет. – Я завтра же навещу вашего знакомого, и мы вместе определим линию защиты. А начнем, я думаю, с изменения меры пресечения.

– В этом ему уже несколько раз отказывали.

Чекулдаев снисходительно хохотнул.

– Теперь мы попросим вместе. А я умею убеждать людей.

Да, бандитский адвокат был очень уверен в себе, и эта уверенность основывалась на сильных позициях.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности. Надеюсь, что мы еще не раз будем плодотворно сотрудничать.

Надейся, никто тебе не запрещает.

Трофимов ожил на глазах.

– Постойте, так это тот самый Чекулдаев?! – вдруг сообразил он. – Самый знаменитый защитник! Тюрьма аж гудит: Чекулда – то, Чекулда – се! Это он двух моих сокамерников вытащил! У него такса – сто долларов в час. Неужели возьмется бесплатно?

– Ты же слышал, – ответил Лис. Сейчас он не мог радоваться вместе с сержантом, угнетали свои заботы. – Думаю, теперь все пойдет на лад... Он спрятал телефон и встал.

– Как в камере? Может, хочешь в одиночку?

Трофимов пожал плечами:

– Да нет. Пока вроде все нормально.

– Ну давай!

Лис протянул руку, и окрыленный сержант пожал ее изо всех сил.

По петляв по запутанным переходам, через несколько минут Лис зашел в кабинет начальника оперчасти. Грузный и седой подполковник Стариков оторвался от кучи грифованных бумаг и тяжело приподнялся в кресле.

– Психбольница, – вместо приветствия сказал он. – Один идиот повесился, одного в жопу трахнули, а я виноват! Будто это я его трахал! А в женском крыле молодая зечка забеременела, опять комиссия: как это произошло? Да так и произошло! Как обычно происходит?

Лис понимающе кивнул. Теоретически способов много. Стариков с удовольствием бы списал на следователя – он не ответчик за то, что делается в следственных кабинетах. Даже если следак – женщина, и то можно найти объяснение: привела мужа или приятеля обвиняемой, оставила наедине в кабинете на пятнадцать минут. Чтобы поощрить подследственную за хорошее поведение и чистосердечное признание. Но это маловероятно. Скорей всего осеменение произвел кто-то из жеребцов-контролеров или один из оперов – непосредственных подчиненных Старикова. А еще скорее – сработало не чье-то личное необузданное сладострастие, а служебный интерес: девчонку подставили кому-то из интересующих оперчасть зеков, за бабу они готовы все продать. Или агента поощрили. А может, она тоже агент и поощрение было обоюдным...

– Ну его на хер, этот бардак, летом подам рапорт!

Сколько Лис его помнил, Стариков всегда жаловался и грозил отставкой. Только раньше увязывал ее с возрастом и выслугой, теперь и то и другое в кармане – больше ничего не задерживает, вольному воля, когда хочешь, тогда и уходи. И он стал переносить увольнение с одного сезона на другой. На самом деле подполковник так врос в специфический мир неволи, что жить без него уже не сможет. Если тридцать лет ходить по лабиринтам перекрытых решетчатыми дверьми коридоров, под микроскопом изучать жизнь битком набивавшего камеры человеческого материала: подследственных, осужденных, транзитно-пересыльных, сдаивать информацию, плести интриги оперативных комбинаций, накрывать «хаты» плотной осведомительской сетью, дергая за невидимые ниточки, управлять человеческими судьбами, быть всезнающим и всемогущим властителем полутора-двух тысяч душ, а потом стать рядовым, никому не нужным пенсионером, то долго не проживешь.

– Дело имею, Иван Никанорович, – чтобы не терять времени понапрасну, надо было сразу взять быка за рога.

Стариков недовольно вздохнул. Он любил выговариваться до конца, но в последнее время этот процесс затягивался до неприличия.

– Давай свое дело.

– У вас есть такой Печенков. Надо ему передать записку.

Лис протянул клочок бумаги.

– Малевочка, малевочка, – пропел Стариков, надевая очки. Он любил оперативную работу и сейчас заметно оживился. – Посмотрим, что ты там придумал...

На листке под диктовку Лиса Валера Попов написал следующее: «За длинный язык ты приговорен к смерти. Колдун».

Начальник оперчасти дважды прочитал записку.

– Неужели ты на Колдуна вышел? Мне в Управе все уши прожужжали, одно задание за другим спускают: любую информацию про этого Колдуна требуют!

– Не знаю, – ответил Лис. – Может, вышел, может, пустышка. Но бумагу надо передать сегодня. Завтра его скорей всего освободят.

– Ясно, ясно, – заглядывая в лежащий перед ним журнал распределения по Камерам, Стариков принялся чертить какую-то схему на отрывном календаре. Его не очень интересовало содержание записки и то место, которое она занимала в проводимой Лисом комбинации, не интересовали причины предстоящего освобождения Печенкова: все это воспринималось как данность. Для него было важно тактически правильно передать малевку адресату.

Начальник оперчасти закончил рисовать, придирчиво осмотрел свое творение, добавил одну линию.

– Вот так лучше, – удовлетворенно сказал он и подозвал Коренева поближе. – Смотри, какой расклад: Печенков у нас в шестьдесят третьей, а сорок шестую мы как раз ставим на дезинфекцию, оттуда расселяем народ кого куда... Одного человечка я направляю в шестьдесят третью через отстойник, а там как раз этап из ИВС, его втемную и зарядят твоей запиской. Красиво?

Стариков широко улыбался:

– Комар носа не подточит. Тем более если он завтра уйдет, то и разбираться некогда будет.

Ничего красивого в столь примитивной комбинации Лис не находил, но радостно улыбнулся в ответ и довольно покивал головой:

– Здорово. И еще... Мне надо точно знать, когда он выйдет. Завтра созвонимся, уточним время. Без меня его не выпускайте.

Подполковник понимающе подмигнул:

– Хочешь «хвоста» приделать? Грамотно, молодец. Вначале воткнешь ему в жопу вот такое шило, – Стариков тронул толстым пальцем записку. – А потом посмотришь, куда он побежит. Так?

Лис сделал неопределенный жест, не опровергая проницательности собеседника, но и не подтверждая его догадок, что вполне объяснялось соображениями конспирации.

– И еще одна вещь...

Коренев пригнулся к волосатому уху оперативника и перешел на доверительный тон.

– Меня УСБ обкладывает. Надо одного человечка подработать, чтобы он меня не сдал. Он здесь, у вас, фамилия Громов.

Солидарность оперативников общеизвестна, так же как и их общая неприязнь к службе собственной безопасности. Стариков аж подпрыгнул в своем кресле.

– Да я ему яйца оторву! Здесь я командую, а не УСБ! Сейчас вызовем и объясним: важно не сколько сидеть, а как сидеть... Думаю, он все поймет.

Лис тоже не сомневался в этом.

– Спасибо. Если что, звоните, я буду у себя.

Когда Коренев вернулся в РУОП, его уже ждали.

– Зайдите к генералу, товарищ подполковник, – сказал дежурный, и обостренная интуиция Лиса сразу распознала недоброе.

У Колорадского Жука сидели два человека. Одному было лет сорок, когда-то он работал опером в Октябрьском райотделе. Пару раз они встречались по пересекающимся делам, потом он куда-то исчез. Второй молодой – не больше двадцати семи. Лис его никогда не видел.

– Это к вам, – официально сообщил Нырков. Он явно ощущал неловкость.

– Подполковник Зимин, отдел расследований УСБ, – представился старший и показал удостоверение, как положено. Хотя дураку ясно, что если бы он был хреном с бугра, то не сидел с вальяжным видом у начальника РУОПа, да и вообще не вошел бы в здание.

– А это старший лейтенант Хмельнов, – указал подполковник на коллегу.

– Хорошая фамилия, – похвалил Лис и тут же выругал себя за это: оперов, следователей и проверяющих лучше не злить.

– Подполковник Коренев, начальник оперативного отдела РУОПа, – приняв строевую стойку, доложился он по всей форме. Жук неодобрительно покачал головой, видно, решил, что он фиглярничает.

– Пройдемте к вам в кабинет, – не то предложил, не то приказал Зимин и повернулся к Ныркову. – Товарищ генерал...

– Да, да... – Жук нехотя встал. При процедуре осмотра должен присутствовать непосредственный начальник проверяемого.

В кабинете Лиса попросили открыть сейф, старший уэсбэшник рылся в нем, младший – в столе. Опера знают, что в случае чего их будут шмонать, и потому не держат ничего «горячего» в опасных местах. В райотделе укрытые материалы запихивают обычно за батареи или под сейфовую тумбу. На уровне Лиса материалы не укрывают, а для того, что не должно попасться на глаза посторонним, у него имеется абонированный ящик в «Золотом круге» и испытанный тайник в лесополосе на Левом берегу.