Наследница чужой жизни - Татьяна Юрьевна Лисицына

− Ну вот и славно теперь, − старик подвёл Стаса к большому зеркалу. – С таким молодцом и чужая невеста сбежит, − пошутил старик.

Стас удивился своему новому облику. Парадная форма шла к высокому росту. Золотые погоны делали шире в плечах. Чёрные волосы, аккуратно уложенные и завитые, делали его похожим на героя из фильма.

− Благодарю, милейший, − Стас смутился оттого, что имени старика не знал. – Я бы сам не справился.

– Надеюсь, графин юшка останется довольна племянником. Уж как она Вас ждала. Как переживала, что на свадьбу опоздаете. А Вы в самый последний момент успели. Идёмте, я Вас к столу препровожу. А то Вы нынче какой-то растерянный. Война как меняет людей. Ничего, отойдёте, Бог даст.

Графиня Палехская вплыла в гостиную, когда Стас допивал кофе, сам удивляясь, сколько всего съел. С утра и кушать совсем не хотелось. А вот как уселся за стол, так и попробовал и кулебяку с мясом, и горячие блины с икрой, и даже грибочков с ложечкой гречневой каши. Ну и от любимого миндального пирожного не смог отказаться.

Увидев графиню, Стас растерялся. Так царственно она выглядела. Волосы пепельного оттенка, собранные наверх в причёску из локонов, делали её выше и худее. Телесные кружева вокруг ворота и на рукавах придавали шик бледно-сиреневому платью со струящимся шлейфом. Даже бородавка на носу, скрытая под слоем пудры, не портила внешность графини.

− Александр, милый племянничек, – тётушка подплыла к столу, и Стас, сообразив, что надо соблюсти этикет, встал ей навстречу и поцеловал надушенную руку с большим перстнем из аметиста. – А ну, дай-ка я на тебя посмотрю, − тётушка отошла на пару шагов, походила вокруг, покачивая головой от удовольствия. – Сашенька, ты позволишь тётушке называть тебя, как раньше?

− Ну, конечно, − Стас чувствовал себя, словно манекен на подиуме. – Как вы пожелаете, графиня, так и называйте.

− Какой ты стал красавец. Я уже и забыла, как идёт тебе парадная форма. Как же я военных люблю. Как бы маменька твоя, сестрица моя любимая, радовалась, если бы дожила. А она ведь так тебя любила. А кого ей было любить, кроме тебя? Уж не гулёну твоего отца, конечно, − графиня нахмурилась. – Было бы за что?! Только за бабами увивался, да деньги на них тратил. Маменька на смертном одре просила о тебе позаботиться. Я ей пообещала. И слово своё сдержу. Невесту тебе найду с приданым и чтобы по сердцу была. Но жениться надо, Александр! Вон Лизу уже упустили. Тебе не скучно бы с ней было. Характер – огонь! Помню, я ещё, когда верхом ездила, её встречала. Летит на своей лошадке, только волосы развеваются. Бесстрашная. Как я была когда-то.

Стас улыбнулся.

− Тётушка, мне уже на эту Лизу посмотреть не терпится.

− Эх, да что тут теперь, милый?! Чужая невеста. Скоро чужая жена. Ох, да времени сколько сейчас?! Уже одиннадцать. Пора и ехать. Опаздывать никак нельзя. Исаакиевский собор выбрали Калиновские для венчания. Ох, люблю я его за величественность. По набережной прокатимся. Сегодня денёк солнечный. Карету уже подали.

Пока Семён помогал графине сесть в карету, Стас рассматривал великолепный экипаж, на который вчера, будучи в смятении, и внимания не обратил. Сама карета была серого цвета, новая и дорогая. На дверце кареты красовался фамильный герб в виде золотой кошки. Стёкла были, словно зеркала в бальной зале, тщательно вымыты и протёрты, а сидения обиты малиновым бархатом. В карету впряжены две белоснежные лошади, которые беспокойно раздували ноздри.

Графиня Палехская, подобрав платье, уселась в карету. Стас устроился рядом. Графиня погрузилась в задумчивость, а Стас опять в окно выглянул. И снова то же удивление, люди по-другому одеты, здания другие, хотя есть и знакомые. Впрочем, когда выехали на набережную, и он увидел собор Петра, что-то в душе шевельнулось знакомое. Дежавю. Дворцовую площадь он узнал, как и сам дворец. И опять смутные воспоминания нахлынули. Как будто он здесь с товарищами, и вроде как даже внутри дворца царского были. И людей очень много. Стас закрыл глаза. Эти провалы в памяти не на шутку пугали. И вдруг после дворцовой площади появился величественный розовый особняк с колоннадой.

− Его так и называют домом Лавалей до сих пор, − вздохнула графиня. – Когда-то здесь литературный салон был. Собирались тут и Пушкин, и Грибоедов. А перед восстанием в двадцать пятом собирались тут декабристы. И продолжалось это до пятидесятых годов, пока супруга Лаваль не умерла. Конечно, огромное влияние на них оказало, что дочь их за мужем в Сибирь отправилась. Катрин Трубецкая. Очень своенравная девица была. Мне про неё бабушка рассказывала. Ох, какая это была трагедия − восстание декабристов.

Стас провожал взглядом особняк, пока здание не скрылся из виду. Я был там, вдруг вспомнилось Стасу. И он был хорошо знаком с этой Катрин. Они дружили даже. И в этом доме ещё что-то произошло. Какая-то важная для него встреча.

«Дорогой Николаша, я хочу представить тебе мою подругу Мари».

Мари!

Стас краем уха слышал, как графиня рассказывала, что средняя дочь София с содержанием дома не справлялась и продала его миллионеру железнодорожнику, который им до сих пор и владеет.

Стас прикрыл глаза и увидел роскошную лестницу, по которой спускались две женщины: Катрин и роскошная высокая блондинка с фиалковыми глазами.

Мари!

Карета резко остановилась, и они с графиней подались вперёд. Послышался стук, и карета накренилась на правый бок. Графиня ахнула, Стас поддержал её под руку, чтобы не упала.

Мимо окна пробежал кучер.

− Только этого не хватало?! Что там случилось?

− Попробую узнать, − Стас выбрался на мостовую. Чудесная карета выглядела сиротливо из-за отвалившегося правого заднего колеса. Кучер, встав на колени, пытался пристроить колесо. Из окна выглянула графиня.

− Что такое, Семён?! Мы опаздываем на свадьбу.

− Сию минуту, Ваше Сиятельство, − отозвался Семён, подкладывая под левое колесо камень, чтобы карета не кренилась набок.

− Ваше Сиятельство, придержите лошадей, пожалуйста. А то не ровен час, испугаются и понесут.

Стас забрался на козлы и его вниманию предстали Сенная площадь и памятник Петра. Воспоминания стали отчётливее. Тогда, конечно, была зима. Декабристы выстроились вокруг памятника Петра в каре. И он был среди них. Но что было потом? Он посмотрел в сторону Невы, спокойно катившей свои воды, и в душе шевельнулось плохое предчувствие.