Катынь. Ложь, ставшая историей - Елена Прудникова

Советское правительство неоднократно протестовало против по сути нацистской политики Польши по отношению к украинцам и белорусам, но получало один ответ — требование не вмешиваться во внутренние дела Польши. До поры и не вмешивались — но только до времени…

Традиционная политика привела к традиционным результатам. С самого основания Речи Посполитой — ещё той, первой — её сотрясали восстания. Начались они и сразу же после окончания советско-польской войны. Первой акцией гражданского неповиновения стала проводимая в апреле 1921 года перепись, которую местное население «восточных территорий» попросту бойкотировало. А годом раньше произошло знаковое событие: в 1920 году в Праге была создана Украинская военная организация, руководителем которой стал небезызвестный Коновалец — впоследствии УВО вырастет в ОУН. Уже в 1922 году она провела более 2300 поджогов имений, фольварков, хозяйственных построек. И это было только начало…

В 1923 году на Западной Украине прошло 256 забастовок и восстание в Бориславе. Забастовочная борьба и отдельные выступления продолжались и все последующие годы, а в 1930 году в Галиции грохнуло всерьёз. Только за июнь боевики ОУН провели 220 поджогов (жгли в основном осадников), портили линии связи. В сентябре началась так называемая «пацификация», а по-простому говоря, карательная операция, с участием отрядов полиции и кавалерии. Они разоружили 800 сёл, арестовав около пяти тысяч человек. 50 человек было убито, около 4 тысяч ранено или покалечено, сожжено 500 домов. Министр внутренних дел Польши заявил впоследствии: «Если б не пацификация, то в Западной Украине мы имели б вооружённое восстание, для подавления которого необходимы были бы пушки и дивизии солдат».

Но и в дальнейшем «замирения» продолжались. Компартия Западной Украины докладывала Коминтерну:

«Основным методом оккупанта при проведении своей хищнической политики является всё более широкое применение методов открытого террора, который на данном этапе принимает форму пацификации целых районов. Пацификация крестьян за изгнание судебного исполнителя, за избиение стрельца, за всякую помощь, оказанную коммунистам или партизанам и т. п»[95].

Это были не эксцессы, а политика — совершенно та же, что и триста лет назад. Ещё в 1925 году одна из крупнейших польских газет, «Речь Посполита», писала:

«Если в продолжение нескольких лет не будет перемены, то мы будем иметь там, на восточных крессах, всеобщее вооружённое восстание. Если не утопим его в крови, оно оторвёт от нас несколько провинций. Теперь же нужно выловить все банды, нужно проследить, где им помогает местное население, и со всем этим гультайнитством расправиться коротко и без пардону. На восстание есть виселица — и больше ничего. На все тамошнее белорусское население сверху донизу должен упасть ужас, от которого в его жилах застынет кровь»[96].

Кончилось противостояние плохо. Идиотизм польской национальной политики оттолкнул население «восточных территорий» от Варшавы раз и навсегда. В воспоминаниях одного из польских офицеров промелькнуло в сентябре 1939 года: в деревнях по пути украинцы и евреи кидали в отступающее польское войско камнями, обливали содержимым ночных горшков и радостно кричали: «Конец вашему польскому государству!» Но это бы ещё ничего, такое государство и не жалко. Однако эта политика посеяла стойкий раздор между коренным населением и поляками — а поляков было значительно меньше. В Советском Союзе умели сглаживать национальные конфликты, но когда на эти земли пришли немцы, на оккупированных территориях началась настоящая гражданская война, жертвами которой в основном становилось мирное население. Обе стороны, не разбирая, уничтожали целые деревни вместе с людьми.

Однако весовые категории оказались слишком разными. В 1943 году Украинская повстанческая армия (боевая структура ОУН) поставила задачу: полностью очистить территорию Волыни от поляков — эти события известны как Волынская резня. Только за одно лето было уничтожено 36 тысяч человек — большей частью стариков, женщин и детей, поляков или членов смешанных семей. Убивали зверски:

«Согласно отчётам советских партизан, „украинские националисты проводят зверскую расправу над беззащитным польским населением, ставя задачу полного уничтожения поляков на Украине. В Цуманском районе Волынской области, сотне националистов было предписано до 15.04.43 уничтожить поляков и все их населённые пункты сжечь… В райцентрах Степань, Деражная, Рафаловка, Сарны, Высоцк, Владимирец, Клевань и др. националисты проводят массовый террор в отношении польского населения и сёл, причём необходимо отметить, что националисты не расстреливают поляков, а режут их ножами и рубят топорами независимо от возраста и пола“…

В показаниях задержанных в 1944–46 годах командиров ОУН(б) — УПА акция на деле выглядела таким образом: „Согнав в одно место всё польское население, мы начинали резню. После того как не оставалось ни одного живого человека, вырывали большие ямы, сбрасывали туда трупы, засыпали их землёй, а чтобы скрыть следы этой могилы, разжигали над ней костёр“. В ряде населённых пунктов поляков сжигали живьём в их собственных домах»[97].

В резне увлечённо принимало участие и местное население. Что интересно: советские партизаны, и даже националистические отряды или банды, где было много бойцов с советских территорий, истреблением поляков не занимались. Что ещё раз доказывает: первопричиной резни стала национальная политика Пилсудского…

Так что, как видим, по всем показателям поляки получили полный ноль: не принесли захваченным ими территориям ни культуры, ни процветания, ни мира. Естественно, котёнок, которого тыкали носом в пустую миску, воспринял данную процедуру как насилие голое и бесполезное. Плоды этой политики Польша пожинает по сей день, и кто знает, как отзовётся она в будущем…

Глава 11

Путеводная звезда Мюнхена

«Сие есть хитрый европейский политик, герр Питер, и доверие здесь неуместно».

…А время шло и несло с собой изменения. Государства переходили от войны к миру. Новые устраивались в жизни, старые меняли форму правления и тоже как-то устраивались. В Польше 17 марта 1921 года была принята конституция, а 14 декабря Сейм избрал первого президента страны. Им стал Габриэль Нарутович, 57-летний гидроинженер, профессор Технологического института в Цюрихе, литовец, участвовавший в 1918 году в провозглашении независимой Литвы. Его поддерживали левые силы и национальные меньшинства. Естественно, душа мятежной шляхты не вынесла такого поношения польской идеи. В полном соответствии с национальными традициями Нарутович пробыл президентом всего 5 дней — 16 декабря он был застрелен. Убил его Элигиуш Невядомский, персонаж для того времени типичный — шляхтич, художник и националист. Правда, на «юношу бледного со взором горящим» террорист не тянул, поскольку был 53 лет от роду. Зато в его послужном списке значились два очень интересных пункта: заведующий отделением живописи и скульптуры в созданном немцами 1 марта 1918 года временном правительстве Польского королевства, а также служба в управлении контрразведки при Главном штабе во время советско-польской войны. Может, и хотелось бы поверить в фанатика-одиночку, да пунктики эти не позволяют.

На суде Невядомский сам потребовал для себя смертной казни. Суд не стал особо упираться, и он был расстрелян 31 января 1923 года в Варшавской цитадели. По крайней мере, так считается…

Следующим президентом стал Станислав Войцеховский. Этот мятежных шляхтичей устраивал и досидел аж до 1926 года, когда творившегося в стране беспредела не выдержал уже Пилсудский. Кстати, при Войцеховском бывший глава государства стал было начальником Генерального штаба, но уже в мае 1923 года подал в отставку (что косвенно говорит о качествах правительства) и удалился к себе на виллу до «часа X», после наступления коего с виллы вышел, захватил власть и объявил «санацию», то есть оздоровление страны. В чём, кроме репрессий, заключалось оздоровление — непонятно, но зато репрессировали от души. А вот с экономикой вышло хуже…

В СССР расклады тоже менялись. В конце 1922 года отошёл от руководства Ленин. Людей такого масштаба история рождает редко, и вероятность того, что на смену Ленину придёт деятель сравнимой величины, была равносильна чуду. Мир с любопытством ожидал продолжения русской смуты, занимая места в зрительном зале: как неопытные красные политики утопят работу в дискуссиях, а потом начнут ещё одну войну.

Подумать, что малозаметный грузин из Политбюро является одним из величайших государственных деятелей в истории человечества, не смог бы ни один умственно нормальный человек. Во-первых, двое великих друг за другом, а во-вторых — кавказец, дикий народ, фи…